— Мы, — не поднимая глаз и не прекращая писать, сказал Дмитрий Святославич, — решили пойти на эксперимент. Учитывая все обстоятельства, учитывая согласие всех членов семьи, словом, — он прокашлялся, — если вы в течение года не будете иметь нареканий, мы оставим собаку здесь. В противном случае мы переведем ее в наш питомник. Конечно, вы можете навещать Сэма. Допускается взять его на выходные на дачу. Но Константин Викторович полагает, и я склонен согласиться с ним, что вы справитесь. Ничего сложного. Вам необходимо раз в год отмечаться, показывать собаку нашим контролирующим специалистам, а также пройти с ней вместе школу социализации оборотней. Это познавательно и полезно. Вполне возможно, вас обучат охотничьим приемам, это позволит вашему подопечному выпускать агрессию безопасно. Ну и разумеется, не должно быть замечаний со стороны населения и правоохранительных органов — по поводу того, что ваш питомец перекинулся в голого негра и в таком виде ходит по городу. Вам объяснят, что делать, если собаке захотелось перекинуться.
— Так, — сказала Катя, соглашаясь с этими условиями.
— В следующий визит в клинику скажите Петру, чтобы вшил вашему питомцу контрольный чип. Это для учета. Все оборотни стоят на учете, в том числе и дееспособные, и ваш питомец не должен считать унижением правила, которым подчиняются люди. Чип и наши отметки в паспорте позволят вам брать его с собой за границу, разумеется, с соблюдением правил перевозки животных. Это вы сами с ним обговорите, но думается, он вряд ли захочет путешествовать на поезде или в самолете — в клетке, которая стоит в багажном отсеке. Научитесь водить машину, и тогда вы сможете перевозить вашего оборотня не только безопасно, но и комфортно для него.
— Да, спасибо, я уже думала об этом.
Дмитрий Святославич вынул печати и принялся ставить оттиски на бумагах. Через минуту он вернул Кате ее паспорт и проштемпелеванную метрику Сэма, а также выдал пачку бумаг:
— Храните. Это копии справок, разрешений и прочих бюрократических документов. Второй вопрос. — Он упорно не глядел в сторону тетки. — Мы подумали, что оборотни такого типа могли бы стать серьезным подспорьем в нашей работе. Возможно, нам бы даже удалось обучить их речи, если бы мы занимались их воспитанием с рождения. В связи с чем… — Он сглотнул. — Мы подобрали замечательную молодую суку. Некрупная немецкая овчарка. Чистопородная, но бракованная по росту. В сущности, она немного выше Сэма. Как вы смотрите на то, чтобы познакомить их — эту овчарку и Сэма?
Катя хихикнула.
— А вы полагаете, что-нибудь получится?
— Мы надеемся, что самое малое половина щенков в помете окажется оборотнями. Это наследуемый признак. Об остальных щенках мы тоже позаботимся, ведь ген может всплыть в последующих поколениях. Словом, это научный эксперимент.
— Не знаю, — сказала Катя. — Правда не знаю. Конечно, Сэм будет только рад знакомству, он общительный. Но за результат не ручаюсь.
— Это наша забота, — утешил ее Дмитрий Святославич.
Катя покачала головой:
— Ну, если так… Сэм, что скажешь?
Сэм завилял хвостом и изобразил улыбку.
— Кстати, — наигранно оживился Ковалев, — ему гулять не пора?
Услыхав слово «гулять», Сэм, конечно, побежал к двери. Катя распознала замысел Ковалева, поэтому не возражала. На улице моросил мелкий дождик, совсем не холодный.
— Представляешь, — хохотнул Ковалев, — Святославич впервые в жизни подарил женщине цветы!
Катя понимающе улыбнулась. А Ковалев обнял ее за плечи.
Марина и Сергей Дяченко
Слово погибели № 5
На часах десять ноль девять. Я сижу на бульваре Равелина, на влажной скамейке, лицом к магазину музыкальных инструментов. Правее — шоколадная лавочка «Дым». Левее — «Мыло как искусство», тоже магазин. Выше по бульвару подпирает хмурое небо свечка гостиницы «Интеркорона».
Что-то случилось.
Я помню, как вышел сегодня из дома, твердо решив не брать машину, потому что прогноз обещал пробки в центре. Помню, что в последний момент не удержался и от станции подземки свернул к гаражу. Помню, как застрял на перекрестке Иволгина Моста и Машиностроительной…
С этого момента не помню ничего: я заново осознал себя через пару часов, сидя на влажной скамейке напротив музыкального магазина, где на рекламном плакате у входа изображен кот, играющий на валторне.
Начинается дождь.
Паниковать, конечно же, поздно. Все, что могло случиться, уже произошло.
Открываю мобильный телефон. Информация о звонках, входящих и выходящих, уничтожена. Автоответчик пуст. Время — десять десять, двадцать девятое августа. Сегодня с утра тоже было двадцать девятое, я вышел из дома в восемь ноль шесть или что-то около того.
Нажимаю «один». Илона почти сразу берет трубку.
— Привет, — голос спокойный, светлый. — Нет, никто не звонил… Что случилось, Алистан?
— Пока не знаю. Может быть, ничего.
Дождь висит между небом и землей, будто не решаясь пролиться — и не в силах сдержать себя. Морось. Тепло. Движение плотное, но пробок на бульваре нет. В девять мы должны были встретиться с Певцом, в десять тридцать — с шефом, насчет адвокатского запроса по делу Болотной Карги… Интересно, где моя машина?
Телефон у меня в руках играет марш, на экране высвечивается номер Певца.
— Да?
— Алистан, где вы?! Почти час пытаюсь до вас дозвониться — «вне зоны доступа»!
— Что-то случилось, Питер. Не могу сказать точнее. Мимо проносится по резервной полосе «скорая помощь» с мигалками и ревом. Через несколько секунд ей вслед летит полиция. Обе машины заворачивают к высотке «Интеркороны».
У въезда на бульвар Игрис выбрался из машины и припустил почти бегом. В полном безветрии шел мелкий-мелкий дождик. По бульвару Равелина тянулся, как огромная жвачка, поток машин, и под каждым железным брюхом вихлялся сизый дымный хвостик. Запах выхлопа висел под тополями и липами. Игрис бежал, лавируя среди прохожих.
В их маленьком доме второй месяц жили родственники жены, семейство с двумя четырехлетними близнецами. Елене родственники надоели даже больше, чем Игрису, — она все реже бывала дома, ссылаясь на занятость, и даже ночевать иногда оставалась в своем салоне. Гости между тем не торопились уезжать в родной провинциальный городок: они то учились, то лечились, то искали работу, просиживая дни напролет перед включенным телевизором… Игрис оборвал себя: неприязнь к родственникам делала его желчным и, возможно, несправедливым. Сегодня ночью одного из близнецов рвало: наглотался кошачьего корма из мисочки, а Игрис, вместо того чтобы пожалеть ребенка, тихо страдал, что не может выспаться перед рабочим днем…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});