И здесь испытуемые отчетливо делятся на различные группы: у небольшой части испытуемых при переходе к задаче А3 показатели объема движения и вся его характеристика парадоксально удерживаются на уровне предшествующей задачи В. Этот факт может быть объяснен тем, что в этой ситуации удерживается констелляция, созданная условиями предшествующей задачи.
Другая крайняя группа испытуемых, также представленная единичными случаями, дает при переходе к задаче А3 возвращение движения и количественно, и качественно на ступень А1. Это, очевидно, случаи стойкой установки на проприомоторные движения, что полностью подтверждается наблюдением над общим двигательным поведением этих испытуемых.
Наконец, большинство испытуемых дает в ситуации задачи А3, по сравнению с ситуацией А1 ясно выраженное увеличение показателей. Следует ли это увеличение понимать как результат функционального изменения состояния центрального двигательного аппарата, наступающего в ходе экспериментов? Вся та система фактов, которой мы располагаем в целом, скорее, говорит в пользу этого предположения. Однако до изложения экспериментальных данных других исследований мы должны будем оставить этот вопрос без рассмотрения.
Прежде чем перейти к дальнейшему анализу, попытаемся наметить ту закономерность, точнее то правило, которое непосредственно вытекает из рассмотренных нами данных. Оно может быть сформулировано следующим образом.
Предельные объемы движения пораженной конечности стоят в зависимости от характера ведущей афферентации и, соответственно, от того неврологического уровня, на котором осуществляется данное движение.
Из этого правила следует тот важный, хотя еще и совершенно предварительный вывод, что при подборе назначаемых больному активных движений необходимо руководствоваться анализом их главных координационных механизмов, а не ограничиваться только учетом того, при преимущественном участии каких мышечных групп они совершаются и какой меры подвижности в суставах они требуют.
3
Анализируя динамику полученных величин, мы пытались дать объяснение наблюдаемым в эксперименте изменениям движений с точки зрения механизма их выполнения, т. е. с точки зрения особенностей ведущих координаций, наличие которых собственно и обеспечивает управляемость двигательного аппарата. Мы, однако, отвлеклись от вопроса о причине, приводящей в данной ситуации к тому или другому «построению движения» – вопроса, который неизбежно возникает благодаря отсутствию прямой и однозначной связи между движением и особенностями задачи. Одни испытуемые, как мы видели, «принимают», другие «не принимают» экспериментальную ситуацию, т. е. иногда их движения в условиях, например, задачи А2 сохраняют особенности движения, чаще всего соответствующие задаче А1 или наоборот, при возвращении к ситуации А1 (задача А3) движение удерживает тот характер, которое оно приобрело в ситуациях задачи Б (см. различные кривые типичных сдвигов показателей объема движения у отдельных испытуемых, изображенные на рис. 2).
Рис. 2. Типичные кривые сдвигов показателей объема движений больной руки при изменении задачи
Для того чтобы понять причину этого явления, нужно принять во внимание, что движение не есть изолированный и независимый процесс. Движение лишь осуществляет то или иное отношение субъекта к действительности – ту или иную его деятельность, компонентом которой оно является. Поэтому, входя в определенную структуру деятельности, оно необходимо подчиняется этой структуре.
Иначе говоря, между внешними условиями и системой движений всегда лежат некоторые связывающие их «внемоторные» моменты. Ведь испытуемый может так или иначе понимать свою задачу и по-разному осмысливать стоящую перед ним цель; он может руководствоваться теми или иными мотивами, действовать под влиянием той или иной установки. Эти психологические условия движения и выражаются в том, что мы называем «строением деятельности».
Не занимаясь подробным психологическим анализом деятельности, мы все же попытаемся, опираясь на приведенные данные, схематически наметить те главнейшие моменты, от которых может зависеть перестройка движения.
Как мы показали в другом месте, психологический анализ строения деятельности позволяет открыть в ней определенные закономерные отношения, связывающие между собой ее основные образующие. Прежде всего, нужно выделить в деятельности те частные целенаправленные процессы, которые мы называем собственно действиями. Всякое действие (а значит, также и те действия, которые выполнялись нашими испытуемыми) является процессом, реализующим то или иное отношение субъекта. Всякое действие, следовательно, предполагает наличие некоторого предмета, на который оно направлено, как на свою непосредственную цель [231] .
Так, например, когда мы требуем от испытуемого, чтобы он дотронулся рукой до указанной ему цифры, то мы предполагаем, что его действие в ответ на наше требование будет направлено на эту указанную ему пространственную цель, т. е. иначе говоря, что предметом его действия будет именно данная пространственная цель – цифра. Когда же мы требуем от испытуемого, чтобы он поднял руку как можно выше, то непосредственной целью его действия становится заданное ему движение и т. д.
Стоящий перед нами сейчас вопрос и заключается в том, каким образом связаны между собой предмет (цель) действия испытуемого и характер движений, посредством которых оно выполняется.
Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно сделать еще один шаг в анализе. Тогда выясняется, что предмет действия всегда дан конкретно, т. е. в объективных условиях той или иной задачи, которым и должны подчиниться движения, реализующие данное действие. Это – с одной стороны.
С другой стороны, само действие включено в ту или иную целостную деятельность, отвечающую известному побуждению (мотиву). Отдельные действия и приобретают для человека свой смысл в зависимости от мотива деятельности, в которую они включены.
Так, например, когда перед больным ставится задача выполнить определенное трудовое действие, то это действие в одном случае может быть включено в деятельность, имеющую для него трудовой же мотив, а в другом случае – в деятельность самозащиты, активного щажения больного органа. Понятно, что в обоих случаях смысл этого действия будет для больного совершенно различным. У него будет разное отношение к действию, разная установка к нему.
Это можно выразить так: предмет действия (его непосредственная цель) и предмет отношения больного могут не совпадать между собой, могут быть различным образом связаны друг с другом. Но движения, выполняющие действие, определяются не только целью действия, данной в конкретных условиях (т. е. задачей), но и отношением больного к действию. От первого зависит то, что представляют собой данные движения, от второго – то, какой они имеют общий характер, как они протекают.
Например, в условиях опыта с задачей «поднять руку» предметом отношения испытуемого может стать его собственное движение; это случай, когда предмет отношения соответствует задаче. Но возможен и другой случай, когда в опыте с той же задачей у испытуемого может выступить отношение к своему дефекту. В этом случае предмет отношения испытуемого меняется и становится не соответствующим задаче: испытуемый производит рукой внешне то же движение, но он внутренне направлен теперь не на движение, а на больную руку. «Не идет… в чем дело? Совсем я несчастный, пропащий…», читаем мы в одном из протоколов опыта (испыт. Бух.). Что выражают эти слова в ситуации данной задачи? Это – выражение отношения к дефекту своей руки, а не к движению.
Возможен и еще один тип соотношения предмета, на который внутренне направлено действие испытуемого и объективной задачи. Например, испытуемый в условиях той же первой задачи может стремиться дотянуться до внешней пространственной цели. Предмет отношения испытуемого в этом случае будет также не совпадать с задачей, которая ставится перед ним инструкцией, но это несовпадение будет совсем иным. Предмет отношения испытуемого здесь не просто неадекватен задаче, но, не совпадая с ней, включает ее в себя: «достать до самой высокой цифры» это объективно – уже тем самым – и «поднять руку возможно выше». Как же может возникнуть такое соотношение? Для этого необходимо мысленное представление пространственно-локализованной цели, так как в воспринимаемой ситуации данной задачи она отсутствует. Вот почему мы фактически и встречаемся с такого рода действиями, требующими идеаторной (мысленной) афферентации движения лишь в условиях возвращения испытуемого к исходной ситуации (задача А3).