Читать интересную книгу Учебник рисования, том. 2 - М.К.Кантор

Беседа министра культуры Аркадия Ситного со своим заместителем Леонидом Голенищевым, беседа, посвященная выбору кандидата на венецианскую биеннале (а мы уже знаем, каков оказался выбор), как нельзя лучше иллюстрирует этот вопрос.

- В конце концов, это нестерпимо, - сказал румяный Аркадий Владленович Ситный в частной беседе своему заместителю Леониду Голенищеву, когда расположились они в кулуарах министерства культуры и наполнили рюмки ароматным грузинским коньяком (Георгий Багратион поставлял такой коньяк в министерство бочками). - Мы говорим: свободный выбор! А где она, свобода? Попробуй, выбери достойного - инфаркт заработаешь.

- Есть общепризнанные интернациональные ценности, - заметил Голенищев.

- Знаю, - Ситный наморщился, что было затруднительно ввиду полноты щек, - сам так говорю! Симулякр, парадигма, прямо этими самыми словами и говорю. И все-таки, парадигма парадигмой, а жить надо. По логике вещей, надо послать Георгия Константиновича.

- Багратиона - в Венецию? Невозможно.

- Видишь, и ты туда же. Багратион портреты отцов нашей письменности - Кирилла и Мефодия - слепил. Статуя скверная? А зачем мы статую на главной площади водрузили? Как же мне трудно! Знаю отлично, что нельзя пускать Багратиона - надо посылать Гузкина из Парижа или Снустикова-Гарбо.

- Разумеется, одного из них.

- А Георгий Константинович переживает. И думаешь, тихо переживает? Думаешь, он с президентом не делится?

- Не будем путать политику, - сказал Голенищев с достоинством, - и культуру, - он сидел, перекинув ноги через подлокотник кресла, позой являл свободомыслие.

- Путать политику с культурой нам по должности положено. Рассуждать надо просто: кому приятно от того, что пошлем Гузкина и Снустикова, а кому приятно от того, что пошлем Багратиона. Если пошлем Снустикова, обрадуем его обожателя Рейли, т. е. Бритиш Петролеум. Обрадуем тех, кто включил Снустикова в современный дискурс и под существование этого дискурса взял деньги в банках. А если не пошлем Снустикова, это все равно, что сказать, что такого дискурса нет, мы огорчим и кураторов, и банки, и вкладчиков. Пошлем Гузкина - приятно сделаем Майзелю, а он тут столько всего купил, что в глазах темно.

- Правильно мыслишь, Аркаша, - сказал Голенищев, - самодеятельности не требуется. Достаточно было самодеятельности в советские времена.

- Тот, кто на нашем месте сидел, не церемонился. Мало ли, что мир думал, а выходил на трибуну Громыко или Герман Федорович Басманов, - мир кривился, а слушал. Надо было в Венеции представить социалистический реализм - и представляли. Как сегодня быть? Я - бюрократ, - Аркадий Ситный, смакуя, выговорил это слово. Выговаривая слово «бюрократ» беззастенчиво, он давал понять, что интеллигентный человек должен быть настолько умен, чтобы не отождествлять себя с общественной ролью, - и, как бюрократ, обязан взвесить риски. На какой срок у нас планы? Войдем в интернациональный дискурс, повезем выставку в Чикаго, Московскую прогрессивную биеналле откроем. А дальше?

- И форум культурных инициатив запустим! И фабрику звезд устроим - на хозрасчетной основе. Бюджет позволяет.

- Говорят, нефть в цене подпрыгнет. Так что миллиона три мы под это дело возьмем.

- Больше возьмем.

- И продажи авангарда движутся, с материальной стороны все складывается неплохо. Потрошилов запустил очередную порцию на рынок, ты в курсе? Как думаешь, это надолго?

- Взаимопонимание с партнерами есть. Авангард берут. Вот ты, министр, все взвесь и реши.

- Значит, зависим от Майзеля. А если Майзеля завтра не будет, что тогда? Если Бритиш Петролеум уйдет? Они-то к себе домой уйдут. А я-то - с Багратионом останусь.

- Откуда такие настроения? - удивился Голенищев. - Барон Майзель к нам навсегда пришел. С Дупелем у него дружба, с Левкоевым - любовь, Казахстан они поделили, Тюмень - с Щукиным и с Рейли разделят. Ну, куда он уйдет?

- А я почем знаю? - спросил осторожный Ситный. - Может, разорится, - Голенищев хохотнул при этих словах, но Ситный был серьезен. - Сейчас все спокойно, а ну, как рванет? В культуре, как на минном поле, - не знаешь, куда наступить! Уже писали на меня доносы - дескать, трофейное искусство вернул в Германию! - с сердцем сказал Аркадий Владленович, допекла его проблема, - Лежит в подвале - никому не нужно, а тронь - растерзают! Патриоты! Подумаешь - трофейное искусство продал! А что Дупель гектары нефтяных полей продает - ему можно, да? Левкоев весь алюминий захапал и половину западным партнерам отдал - это в порядке вещей, да? Съездили на Сардинию с премьером, сделку обмыли - и порядок. А паршивую бумажонку передашь немецкому канцлеру - кричат: грабеж!

- Аккуратнее надо быть, - посоветовал Голенищев.

- Серьезные люди просят: отдай! Ты сам советовал.

- Я советовал? - искренне удивился Леонид Голенищев. - Не припомню.

- А сидели мы с фон Майзелем в «Ностальжи», не помнишь? Еще Дупель с ним казахскую концессию подмахнул, не помнишь? Белугу подавали, не помнишь?

- Не было этого, Аркаша.

- Как не было? Майзель еще сказал: надо бы, говорит, бундестаг обрадовать. Что-нибудь символическое, говорит, нужно.

- Не было меня там.

- Чуть что - один останусь. Опять взятки нести. Тому дай, этому дай. Депутаты у нас чужое добро за версту чуют.

- Умеют, да.

- Посылай Снустикова! Поставец открытое письмо в газету написал, прогрессист! Требует признания таланта! А скажут мне, что я национальное искусство топлю, где этот Поставец будет? На Красную площадь с плакатом выйдет?

- Вряд ли, - согласился Голенищев, - Поставец виллу в Одинцовском районе строит, ему с плакатами ходить некогда.

- И Майзель уйдет, и ты спрячешься, и Поставец на даче будет сидеть - а спросят с меня! Рыбоволк, - полные губы Ситного с усмешкой выговорили прозвище президента, которое отражало впечатление от президентской физиономии: сочетание скользкой рыбы и длинноротого хищника, - рассердится. Знаешь, как рыбоволк сердится? Не хочешь посмотреть? Враз закроют проект чикагской выставки. И продажи авангарда закроют. А я в это дело много чего вложил. Мы в интернациональном дискурсе живем, ты прав; но и в своей стране тоже прописаны. России послужить надо, - закончил спич министр.

- Да, менталитет в нашей стране сложился определенный, - сказал Голенищев, чтобы сказать что-нибудь.

- Меру знать надо. Вот Шура Потрошилов, - речь шла о втором заместителе министра культуры, - от маршала Потрошилова набрался безнаказанности - тащит все подряд, как на войне. Это его папа, между прочим, наши подвалы трофеями забил. И Шурик в музее, как на фронте. Немецкие партнеры картину Кранаха привезли нам на выставку, так Потрошилов ее со стены снял и Ефрему Балабосу продал. Ситуация возникла критическая.

Голенищев не стал обсуждать ту роль, которую, по рассказам второго зама, играл в сделке Аркадий Владленович Ситный. Он сказал:

- Дело прошлое! Обошлось. И сейчас обойдется. Подумай на три хода вперед.

- На три не умею, - честно сказал Ситный.

- В Европе, Аркаша, процесс идет вяло. Георгий Константинович присматривается к Штатам. Надо подключить Тушинского, они с Дупелем каждую неделю в Вашингтон летают. А Дупелю с Тушинским всегда хочется сделать приятное Майзелю. Вот они и похлопочут за Багратиона. Багратиону понравится, если американский сенат закажет ему антивоенную статую, пусть старик поборется за мир. И останется простой выбор: Рейли - или Майзель? Снустиков - или Гузкин? На то и свобода, чтобы выбрать достойного.

- Пошлем Гузкина, это справедливо. А Снустикова пристроим на телевидение: физиономия потешная, пусть люди смотрят. Кто хозяин третьего канала? Балабос?

- Работай, Аркаша, ты у нас министр. Служи прогрессу.

- Устал я, Леня.

- А ты думаешь, культура - это в бане с девками париться?

И государственные деятели засмеялись, вспоминая недолговечного министра культуры советских времен, Александрова, который поставлял девушек членам политбюро и получил прозвище «министр культуры и отдыха».

XII

Спору нет, со времен ленивой и блаженной советской эпохи роль министра культуры усложнилась - но усложнилась и роль государства, которому он служил. Как выглядит чудище государственности? Левиафан он какой, бегемот или крокодил? Да какая же разница, скажет иной перепуганный интеллигент, если тебя схватили и тащат на дно? Разница есть для средневековых иллюстраторов, монахов-миниатюристов - вот они как раз и оттачивают воображение, изображая чудище то так, то этак - а для жертвы нет разницы никакой. Если бы при создании американского герба вняли предложению Линкольна и поместили на герб индюшку, а не орлана, что же - возникло бы иное государство? Так скажет интеллигент, и будет не прав.

И Ситный и Голенищев, строя культурную политику самым рациональнейшим путем, как бы снимали с себя ответственность за конкретные судьбы конкретных творцов. До чего же легко забраковали они кандидатуру Снустикова-Гарбо! С неописуемым равнодушием они рассмотрели его кандидатуру, вознесли в разговоре на пьедестал - и тут же низринули. Нехорош им Снустиков! И посмеялись над ним, назвали трансвеститом и дураком. Справедливо ли?