Читать интересную книгу Дом ужасов - Кирилл Андронкин

Все замерли, когда он вышел из-за стола и, держа статью в руках, подошел к Ропсу.

— Посмотрим, как ты покромсаешь это, — воинственно проговорил он, тогда как улыбающийся Ропс взял статью, в предвкушении уже щелкая ножницами.

Прочитав, Ропс перестал улыбаться и, держа ножницы как ружье в строевой стойке, повернулся к Шрайберу, а тот выхватил револьвер и в упор выстрелил в маленького человечка.

Охваченный яростью, Ропс успел вскочить со стула и с ножницами наперевес броситься на репортера. — Длинные лезвия пронзили сердце Швайбера, и два неприятеля рухнули на пол.

Кто же вышел победителем в этой трагической битве? Возможно, ответ на этот вопрос кроется в слабой улыбке, застывшей на губах Шрайбера, когда он ничком лежал на полу, пронзенный ножницами, оскопившими бесчисленное множество представителей его творческого братства.

А в руке Ропса был зажат лист с лаконичным сообщением:

«А. Т. Ропс, сорока девяти лет, редактор газеты „Горн“, был застрелен сегодня в половине одиннадцатого утра в редакционном офисе. Его убийца репортер Бартоломью Шрайбер, сорока двух лет, в свою очередь был насмерть заколот редактором».

Заметка Шрайбера, к которой ответственный редактор отдела новостей подобрал соответствующий заголовок, прошла без каких-либо правок.

перевод Н. Куликовой

Гарольд Рольсет

ЭЙ, ВЫ, ТАМ, ВНИЗУ!

Кэлвин Спендер выпил чашку кофе, вытер рот тыльной стороной ладони и громко рыгнул. Вынув из кармана трубку, он набил ее крупно нарезанным табаком, зажег спичку о стол, шумно затянулся и выпустил изо рта клубы едкого дыма.

Дора Спендер сидела за столом напротив мужа, но почти ничего не ела. Когда он закурил, она тихо спросила:

— Ты сегодня будешь копать колодец, Кэлвин? — Он зло взглянул на нее маленькими красными глазками и недовольно пробурчал:

— Нечего задавать глупые вопросы. Живо принимайся за свои дела. И не вздумай опоздать к яме. — Кэлвин начал кашлять, кадык судорожно ходил под красными складками кожи. Не произнеся больше ни слова, он вышел из кухни, с силой пнув ногой рыжего кота, лежавшего на пороге.

Глядя ему вслед, Дора в тысячный раз подумала, что он мучительно напоминает ей какое-то животное. Вот только какое, она никак не могла понять. Порой ей казалось, что, как только она разгадает эту загадку, ей сразу станет легче жить.

Дора с тоской подумала о том, что сегодня снова будет надрываться, вытаскивая из ямы тяжеленные бадьи, наполненные землей. И если в колодце не появится, наконец, вода, то ничто не спасет ее от этой изнурительной и постылой работы. Из окна дома она наблюдала за Кэлвином, который, копошился возле ямы, вырытой на полпути между домом и сараем. Не дай ей Бог упустить тот момент, когда снизу раздастся приглушенный крик, означающий, что он уже наполнил бадью, — ей здорово достанется от него за опоздание.

Кэлвин подошел к краю колодца, поднялся на окружающую ее земляную насыпь и с отвращением посмотрел вниз. Только необходимость заставляла его спускаться в эту отвратительную сырую яму. У него не было выбора. Две недели назад высох его колодец, и с тех пор ежедневно он таскается за полмилю от дома на ферму Норда Фишера и возит оттуда все, чтобы напоить своих коров. Ему осточертело это дело, но еще больше злили гнусные намеки Норда, что не мешало бы, дескать, хоть сколько-нибудь заплатить за воду.

Кэлвин прикинул, что выкопал уже около пятидесяти или шестидесяти футов, это обычная глубина многих колодцев в округе, и он очень надеялся, что в яме вот-вот появится вода. Выбив трубку, он пробормотал проклятья и полез по веревочной лестнице вниз. Увидев это, Дора поспешила к яме.

Все шло, как обычно, воды в яме не было, и Доре лишь оставалось ждать той минуты, когда она поднимет десятую бадью. Будучи женщиной глубоко религиозной, она не позволяла себе надоедать Богу и потому решила молиться над каждой десятой бадьей, не чаще. А чтобы Богу не наскучили ее молитвы, она всякий раз меняла слова.

В это утро она зашептала:

— О, Господи, молю тебя, пусть что-нибудь случится. Пусть хоть что-нибудь случится, чтобы мне не пришлось больше надрываться…

Она не закончила еще свою молитву, как услышала дикий вопль, донесшийся снизу.

Испуганная Дора подползла к краю ямы и стала вглядываться в темноту. Ничего не разглядев, она окликнула Кэлвина:

— Кэлвин, у тебя все в порядке? — В этот момент он буквально вылетел из ямы. Дора не сразу узнала его. Обычно красное, будто обожженное лицо Кэлвина было сейчас желтовато-зеленым. Он весь дрожал и с трудом переводил дух.

«Наверное, это сердечный приступ», — подумала Дора, едва удерживая охватившую ее радость.

Однако Кэлвин довольно быстро пришел в себя и, вопреки своему обыкновению, заговорил с ней:

— Ты знаешь, что случилось? — спросил он дрожащим голосом. — Знаешь, что случилось там, внизу? Дно колодца вдруг провалилось, и я повис в воздухе, ухватившись за последнюю ступеньку лестницы… У ямы огромная глубина… Не меньше тысячи футов. А может, она бездонна…

Кэлвин продолжал бормотать что-то, но Дора его не слушала. Она была потрясена тем, что ее молитва дошла до Бога. Если яма действительно бездонна, то ей не придется больше таскать эти проклятые бадьи.

Кэлвин между тем подполз к краю ямы и свесился вниз.

— Что ты собираешься делать, Кэлвин? — робко спросила Дора.

— Я собираюсь выяснить, какая у нее глубина. Принеси фонарь из кухни. Когда она вернулась с фонарем, Кэлвин ждал ее, держа в руках большой моток шпагата. Он зажег фонарь, привязал его к концу шпагата и начал опускать в яму. Он опускал фонарь все ниже и ниже, пока свет не исчез совсем, а огромный моток шпагата превратился в маленький клубок.

— Почти тысяча футов, — прошептал он с ужасом. — А дна еще нет. Можно поднимать фонарь.

Он потянул шпагат на себя, но тот не поддавался, будто зацепился за что-то. Кэлвин резко дернул его, и тут же, словно в ответ на это движение, снизу тоже дернули и с такой силой, что чуть не вырвали моток из его рук.

— Эй! — завопил Кэлвин. — Веревку… кто-то дернул!

— Но Кэлвин… — запротестовала Дора.

— Что, Кэлвин, Кэлвин, — передразнил он. — Говорю тебе, на том конце что-то есть.

Он потянул еще раз, и снова шпагат с силой дернулся вниз. Кэлвин привязал конец шпагата к столбу и уселся на землю. — Чушь какая-то, — принялся он размышлять вслух. — Что может быть под землей на глубине в тысячу футов? Чтобы проверить себя, он снова дернул шпагат, но ответного рывка не последовало. Кэлвин начал осторожно поднимать его. Вместо фонаря он вытянул из ямы небольшой белый мешочек, похожий на кожаный. Дрожащими руками он вытряхнул из него небольшой, но увесистый желтый слиток и сложенный вчетверо кусок пергаментной бумаги. Кэлвин достал из кармана складной нож и поцарапал металл концом лезвия.

— Золото, — сказал он прерывающимся голосом. — Должно быть, целый фунт… И всего лишь за один паршивый фонарь. У них там, внизу, наверное, не все дома.

Он сунул слиток в карман и развернул клочок пергаментной бумаги. Одна ее сторона была покрыта мелкими письменами. Кэлвин вертел ее в руках и так, и эдак, но, ничего не разобрав, бросил пергамент на землю.

— Иностранцы, — сказал он. — Не удивительно, что они ничего не смыслят. Ясно одно — им нужны фонари.

— Но, Кэлвин, — возразила Дора. — Как они могли туда попасть? В этом районе нет никаких шахт.

Он посмотрел на нее с презрением:

— Ты что, никогда не слышала о секретных правительственных программах? Наверное, это одна из них. Я сейчас же еду в город за фонарями, раз они им так нужны. А ты присматривай за ямой и близко никого к ней не подпускай.

Кэлвин сел в свой видавший виды пикап и через минуту уже отъехал от дома.

«Все это довольно странно — подумала Дора. — Если это секретная правительственная программа, как сказал Кэлвин, то почему в ней участвуют иностранцы и почему им так нужны фонари; что они платят за один целое состояние?»

Дора подобрала с земли клочок пергамента, который выбросил Кэлвин, но тоже ничего не смогла разобрать. Она подумала, что эти люди просто не знают, что здесь, наверху, говорят по-английски, и решила написать им записку. Она пошла в дом за карандашом и бумагой и, случайно найдя в столе Кэлвина маленький потрепанный словарь, обрадовалась. Дело в том, что она была не очень сильна в орфографии, а ей хотелось, чтобы в записке не было ошибок. Дора задала им всего несколько вопросов: кто они? что делают внизу? почему так много заплатили за старый фонарь? Пока она писала, ей пришло в голову, что, возможно, люди там, внизу, хотят есть.

Она завернула в чистое кухонное полотенце буханку хлеба и большой кусок ветчины, затем, подумав, приписала еще несколько слов — что больше ей нечем их угостить и что на всякий случай она посылает им словарь.