и раздувались в целые истории. И чем скандальнее получится история, тем лучше! Этим занимаются люди, существующие при искусстве, окружающие художников, но сами – не художники.
…Отец вернулся с Каннского кинофестиваля. В тот год там участвовала «Ностальгия». Я скорей к нему: «Папа, как тебе фильм Андрея?» – «Фильм не понравился, но эпизод со свечой – это гениально!» И стал взахлёб рассказывать, как гениально сделана сцена, где Олег Янковский несёт свечу. Отец был человек очень откровенный…
Для меня до сих пор незаживающая рана, что знаменем, на которое поместили имя умершего Тарковского, били наотмашь Бондарчука.
Снимается «Степь». В костюме и гриме своего героя
Отец очень любил Шукшина. Сказать, что он переживал смерть Василия Макаровича, значит ничего не сказать! После первого показа на «Мосфильме» «Они сражались за Родину» подлетаю к нему с восторгом: «Папа! Какой фильм!» – «Ох… Лучше бы его не было, – покачал удручённо головой, и так жалобно: – Вася, Вася…» Душа Сергея Фёдоровича металась, страдала по единомышленнику, вернее – единочувственнику, потому что мало кто так глубоко понимал отца, чувствовал его ранимость, как Шукшин. Он и сам был таким же, с распахнутой, беззащитной душой, будто родной брат Бондарчука. И ещё, что очень важно: эти два художника были бесконечно преданы России. Но их патриотизм не ситцевый, никогда они не орали о своей любви к Родине на площадях под знамёнами или образами. Их чувство к России было глубоко сокровенным, выстраданным. Потрясающе читал отец текст от автора в нашей совместной с Игорем Хуциевым и Николаем Бурляевым режиссёрской дипломной работе – экранизации глав из «Пошехонской старины». Кровь в висках стучала от его пронзительной интонации, передававшей чувство Салтыкова-Щедрина: «Я люблю Россию до боли сердечной и желал бы видеть моё Отечество счастливым». Так сам Сергей Фёдорович и относился к России.
Отец очень любил природу. Философ, мыслитель, он искал на природе уединения, встречи с самим собой. Художник обязан сохранять себя для главного – собственного творчества. И лучшего друга для этого, чем природа, нет. Природу среднерусской полосы он воспринимал равнодушно. Берёзки – это шукшинская душа. Бондарчуковская воля – это бескрайняя степь, по которой можно привольно скакать, или лежать в её траве и общаться с вечным горизонтом, не заслонённым деревьями, и видеть, как земля сходится с небом.
Так, как воспел степь Бондарчук, не воспел никто. Фильм «Степь» – редкий фильм. Опять он пошёл по самому сложному пути – экранизация чеховской повести не предполагала бурного успеха у массового зрителя, какой был у «Судьбы человека» или «Войны и мира». Отец создал сокровеннейший фильм, потому что чувствовал и любил степь с детства. А всё, что любишь в детстве, остаётся в тебе навсегда.
Несколько лет назад я побывала в селе Белозёрка Херсонской области, на родине отца, где прошли первые четыре года его жизни. Дом Бондарчуков не сохранился, на этом месте стоит небольшая стела, написано по-украински: здесь родился великий режиссёр Сергей Бондарчук. И рядом часовенка. Вот так чтят земляки его память. Меня там повсюду сопровождал местный краевед, абсолютно шукшинский персонаж. Говорил он с пафосом:
– Ваш папа не мог родиться в другом месте! Только здесь!
– Почему?
– Земля богатая. Древняя. Здесь обитали скифы, сарматы! В нашем Белом озере до сих пор золотой скифский конь лежит! А народу по нашей земле столько прошло – голова кругом!
Действительно, в Белозёрке жили украинцы, русские, сербы, болгары, венгры, турки, цыгане. Отец не просто украинец, его кровь накапливалась веками. Может быть, поэтому он был таким могучим, титаническим человеком? Многие побаивались даже его внешнего облика – гордо откинутой головы, пронзающих чёрных глаз…
Весной 2010 года наконец-то исполнилась моя мечта – я добралась до Ейска, там жила моя бабушка Татьяна Васильевна Бондарчук с детьми Серёжей и Тамарой. Там на кладбище упокоились мои дедушка бабушка, тётя Тамара. Встретила меня дочь Тамары, папина племянница, моя двоюродная сестра Таня – Татьяна Владимировна Яровая. Не виделись мы лет сорок, но их как будто не было – с первой минуты ясно стало – мы родные. В первый день наплакались у могилы Бондарчуков, Таня рассказывала, как мой отец приезжал хоронить её маму, он очень любил сестру, и очень тяжело с ней прощался, сильно переживал. В Ейске он прожил с 12 до 18 лет, учился в школе вместе с Нонной Мордюковой. (Наша незабвенная Нонна Викторовна тоже из Ейска). Старожилы любят вспомнить, как учителя Нонне говорили: «Будешь плохо учиться – станешь артисткой, как Бондарчук». Да! Он с детства был артистом: во дворе дома объединил мальчишек – организовал театр, а, повзрослев, играл на сцене Ейского драматического театра.
Вообще Ейск – город особенный. Дом на углу улиц Мира и Энгельса – где жили Бондарчуки – крепок. Разговорилась с его нынешним жильцом Александром Добрыниным, и – поразительно! – оказалось, что в юности мой папа был влюблён в его маму. Теперь он хочет выкупить дом целиком, чтобы хранить в хорошем состоянии в память о маме, о её первой девичьей любви…
В центре Ейска, на площади – два памятника – Нонне Мордюковой и Сергею Бондарчуку. Памятники установлены при посредстве местного Благотворительного фонда Святителя Николая Чудотворца. Проект скульптора Ирины Макаровой вместе с председателем фонда Михаилом Ивановичем Чепелем утверждала Ирина Константиновна, потом на открытие к ним приезжала. Памятник замечательный! Сергей Фёдорович сидит в кресле, с надписью – режиссёр; лицо молодое, времён «Кавалера Золотой Звезды»; в руках – чётки, с ними он не расставался в последние годы, у ног – шинель, в ней в 1946-м он пришёл поступать во ВГИК.
А я рвалась за Ейск, в посёлок Широчанка – там жил мой дед со второй женой. Отец Сергея Фёдоровича – Фёдор Петрович очень любил землю, обихаживал её, разбивал виноградники, любил скакать на коне. Сергей Фёдорович на него не похож, он больше в породу мамы. А дедушка по обличью – чисто мелеховская порода – темноволосый, черноглазый, горбоносый. В «Тихом Доне» исполнитель роли Пантелея Прокофьича Мелехова – копия дедуни. Я даже изумилась: как американец так точно сумел отобразить моего деда – его привычки, жесты, его ухмылочки, подковырки, подначивания; его светлую, доверчивую, горячую душу. Но быстро одёрнула себя – что ж удивляться? Популярный американский артист Фарид Мюррей Абрахам (известный у нас ещё по роли Сальери в фильме Милоша Формана «Амадей»), пусть сирийского происхождения (правильно – в Мелеховых есть и турецкая кровь), но главное – он попал к Бондарчуку! В его руках оказался.