Читать интересную книгу Рабство и данничество у восточных славян - Игорь Фроянов

Несравненно ближе к истине, чем толкователи дани как феодальной ренты, подошел А. И. Першиц, когда замечал, что «при первых киевских князьях дань, собираемая на земле данников и под непосредственной угрозой применения военной силы, еще оставалась как бы не вполне институционализированной суммой ежегодных контрибуций».629 А это означает, что дань у восточных славян вплоть до X в. включительно являлась архаической формой внешней эксплуатации, порожденной межплеменными войнами, в результате которых устанавливалось господство одной этнополитической общности над другой,630 носившее ярко выраженный коллективный характер, в котором отражалось противоборство племен, типичное для родоплеменного строя, особенно на завершающей стадии его развития. Есть все основания согласиться с В. В. Мавродиным в том, что «дань — не феодальная рента. Платящие дань общинники еще не являются феодально-зависимыми людьми. Они платят дань и принимают участие в военных мероприятиях своих князей. И только. При этом дань — результат военных столкновений, "примучивания" или, наоборот, стремления избежать вооруженной борьбы ("мира деля"). Платят дань только покоренные силой оружия "люди" разных племен и земель неславянского и славянского происхождения».631

Помимо стремления выдать восточнославянскую дань за феодальную ренту, в историографии предпринимались попытки изобразить ее как внутреннюю подать, связанную с налогообложением. Так, по словам М. Б. Свердлова, «вопрос о данях восточнославянских племен IX-X вв. имеет большое значение для изучения истории системы налогообложения в Древнерусском государстве».632 В. И. Горемыкина рассматривает дань времен княгини Ольги в качестве налога, являвшегося «формой зависимости от государства».633 Согласно Л. В. Даниловой, «дань-контрибуция известна и в киевские времена, и позже. В рамках же политического объединения восточных славян она была главным государственным налогом и в качестве такового играла роль одного из важнейших факторов политической интеграции».634

Чтобы зачислить межплеменную дань в разряд государственных налогов, надо доказать существование в X в. единого Древнерусского государства, охватывающего огромные просторы Восточной Европы, освоеннью многочисленными восточнославянскими племенами. Но сделать это, увы, невозможно, хотя стараний тут приложено немало.635 Сохраняют научную ценность наблюдения историков, стоявших у истоков советской исторической науки, согласно которым у восточных славян X в. не было и не могло быть общей государственной территории, а значит, и единого государства.636 По мнению С. В. Бахрушина, изучавшего историю государственности при первых Рюриковичах, «говорить о прочной государственной организации в эту эпоху еще трудно. Нет даже государственной территории в полном смысле этого слова. Покоренные племена отпадают при первой возможности, и приходится их покорять сызнова. Если верить летописи, древляне были покорены уже Олегом; вторично их покоряет Игорь, но при нем же они восстают и не только избавляются от киевской дани, но и угрожают Киеву; в третий раз их покоряет вдова Игоря, Ольга, и с этого времени только Древлянская земля прочно входит в состав Киевского государства. Владимир должен был дважды совершать поход в землю вятичей, уже покоренную в свое время отцом Святославом, и т. д. Каждый новый князь начинал свое правление с того, что приводил опять в подчинение племена, входившие при его предшественниках в состав державы».637 Более того, «у киевских князей, вечно стремящихся к новым завоеваниям еще нет прочной связи с Приднепровьем». Откинутые сюда внешнеполитическими и военными неудачами, «киевские князья должны были отказаться от широких завоевательных планов. Сыновья Святослава уже пытаются опереться на местные силы».638 «Подлинным киевским князем» С. В. Бахрушин считал Владимира. Но и тот был тесно связан лишь с территорией Приднепровья.639 В. А. Пархоменко, тщательно рассмотрев соответствующие летописные сведения, заключал: «Получается очень неясная и расплывчатая территория Владимировой державы, противоречиво обозначающаяся в ... преданиях и сказаниях. С другой стороны, укрепление — по летописи — Владимиром ближайшей к Киеву территории (по Стугне, Трубежу и Остру, — Белгород, Переяслав, Василев) естественно склоняет к сильному ограничению допускаемых обычно широких размеров Владимировой державы... Походы же его на радимичей, вятичей и червенские города вряд ли могут быть связаны с вопросом о прочных границах и пределах Владимировой державы; это скорее набеги характера Святославовых походов за данью. Говорить о "покорении", о "присоединении" этих территорий к "русскому государству" или "включении в состав его" — не соответствует духу и характеру эпохи».640

К К сожалению, советские историки не прислушались к тому, о чем говорили С.В.Бахрушин и В.А.Пархоменко. Их манил образ огромного и могучего Киевского государства, в состав которого вошли земли восточнославянских и некоторых иноэтничных племен, разбросанных по лику Восточной Европы. Не устоял перед этим образом и А. Н. Насонов, написавший во многом замечательную книгу об образовании территории Древнерусского государства. «В конце IX или в начале X в. (с объединением Киева с Новгородом), — писал он, власть киевских князей стала распространяться на другие "земли", лежавшие далеко за пределами древней "Русской земли". Тем самым образовалось государство с огромной территорией во главе с Киевом (Киевское государство)».641 По определению А. Н. Насонова, «государственная территория — это территория, входящая в состав данного государства, население которой подчиняется власти государства, иными словами, это территория, население которой в интересах господствующего класса подчинено публичной власти, возникшей для того, чтобы держать в узде эксплуатируемое население, творящей суд и устанавливающей всякого рода поборы».642 Отсюда расширение государственной территории, ее рост на Руси А. Н. Насонов рассматривает как «распространение дани и суда». При этом «важным моментом было установление постоянных мест суда и сбора дани — "становищ" и "погостов" ».643

Необходимо со всей ясностью сказать, что механизм формирования государственной территории (распространение дани и суда), предложенный А. Н. Насоновым, для Руси X в. не пригоден. Нет каких-либо фактов, свидетельствующих об отправлении киевскими правителями или их агентами суда в «становищах» и «погостах», упоминаемых Повестью временных лет. Дань там, как мы знаем, собиралась. Но платили ее соседи Русской земли, ближние и дальние, славяне и неславяне, завоеванные киевскими князьями и Полянским этнополитическим союзом. Так называемое "Киевское государство" X в. являло собой конгломерат племен, рыхлое и неустойчивое межплеменное образование, сооруженное Киевом посредством военного принуждения прежде всего с целью получения даней и не имеющее прочных внутренних связей, а потому готовое в любой момент рассыпаться. О единой государственной территории, общей и единственной для всех племен власти в данных условиях говорить рано. Дань, будучи внешним побором, навязанным со стороны, причем не только дружинной знатью Киева, но и полянской общиной в целом, не может быть отнесена к налогам, возникающим в процессе внутреннего общественного развития. Не стала она и фактором, как полагает Л. В. Данилова, «политической интеграции» восточных славян,644 поскольку восточнославянские племена тяготились унизительной даннической зависимостью от Киева, ожидая случая, чтобы сбросить ее и вернуть себе былую свободу.

Мы согласны с Л. В. Даниловой, когда она пишет: «Содержащиеся в источниках сведения о дани свидетельствуют о ее возникновении из отношений господства и подчинения между разными этнополитическими образованиями».645 К этому следует добавить: дань не только возникает «из отношении господства и подчинения между разными этнополитическими образованиями», но и продолжает существовать в рамках этих отношений у восточных славян на протяжении всего X в. Иначе смотрится восточнославянское полюдье.

360 Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и руси VI-IХ вв.// Новосельцев А. П. [и др.]. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С.397.

361 Там же. С.399.

362 Там же.

363 Там же. С.405.

364 Об отличии дани от полюдья см. с.448-484 настоящей книги.

365 ПСРЛ. М., 1962. Т.1. Стб.24. Идентичный текст заключен в Повести временных лет, дошедшей до нас в составе Ипатьевской копией. — См.: ПСРЛ. М., 1962. Т.Н. Стб.17.

366 НПЛ. М.; Л., 1950. С.107.

367 ПСРЛ. СПб., 1862. Т.IX. С.15.

368 См.: ПСРЛ. СПб., 1856. Т.VII. С.270.

369 Татищев В. П. История Российская в семи томах. М.; 1964. Т.IV. С.114. Во второй редакции слово «устави» историк заменил словом «возложи», подчеркнув тем самым долгосрочную данническую зависимость восточнославянских и финских племен от Олега. — Татищев В. П. История Российская в семи томах. 1963. Т.П. С.34.