Читать интересную книгу Год беспощадного солнца - Николай Волынский

– Всё у тебя? – с невыносимым равнодушием спросил он.

– Нет, Дима, не всё, – растерянно сказал Клюкин, удивленный бесчувствием Мышкина. – Вечером я звонил Глотову в городское бюро. Он вскрывал Карташихина. Говорит, Антоныч попал под машину уже мертвым.

– Мертвым, – холодно отметил Мышкин.

– И это еще не все! Из морга судмедэкспертизы исчезли трупы его дочери и Сереги Ладочникова.

– Не везет. Глотову не везет, я имею в виду.

– Да, сначала труп этой девушки, Марины. Теперь два сразу пропали. И никто не ищет. Что это такое, Дима? Что происходит? Что это за жизнь?!

– Самая обычная, – равнодушно ответил Мышкин. – Зато у нас теперь есть нечто большее – права человека. Выше головы. Некуда складывать.

– И у Сереги с женой беременной, и у Антоныча тоже? – с горечью воскликнул Клюкин.

– У Сереги с женой и у Антоныча этих прав теперь больше, чем у Путина с Медведевым и с Авраамом Линкольном вместе взятыми. Извини, Толя, мне пора. Всё? Тогда я пошел.

31. Последний подвиг Клюкина

Через полчаса водопад затих, все вокруг накрыла тонкая дождевая сетка, и Мышкин неторопливо двинулся в город. Проехал благополучно три поста ДПС, миновал двух гаишников, в одиночку собирающих взятки в центре города. Оставил машину на узкой Весельной улице и, так же не спеша, даже с ленцой зашагал к клинике.

Улицы были безлюдны, а в клинике стояла мертвая тишина. И Мышкину показалось, что во всей Вселенной остался только он и тот из небесного ведомства, кто отвечает за дожди на Земле.

Он остановился перед дверью. Из замочной скважины торчал ключ на связке. Связка клюкинская. Не запер дверь? Или сам еще здесь? На часах – половина десятого.

Мышкин положил в карман связку и толкнул тяжелую дверь.

В отделении горели все лампы, даже бестеневые над секционными столами. И свет, поганец, не выключил. Устроил иллюминацию. По какому поводу? Можно и без повода, если налакаться неразбавленного до поросячьего визга. Но у Клюкина нет ключей от фляги. Или уже появились?

Мышкин спустился в морг. Так и есть. Тут он. Не запылился.

Клюкин спал на своем рабочем месте – на стальном секционном столе. Глаза закрыты, лицо спокойное, безмятежное, как у ребенка.

Но уже от порога, Мышкин понял, что Клюкин не спит. Вблизи увидел, что из угла рта у него стекла тонкая струйка крови и засохла в бороде.

Мышкин расстегнул верхние пуговицы его рубашки с короткими рукавами и погончиками. На яремной вене он увидел, что ждал, – след шприца. Свежий, через крохотное отверстие просочилась капелька лимфы и еще не свернулась.

Понимая, что надо спешить, Дмитрий Евграфович тем не менее, неторопливо прошагал в холодильник. В шестнадцатой секции вытащил из-под покойника упаковку с компакт-диском. Принес свое вольтеровское кресло и сел рядом с Клюкиным.

– Извини, Толя, – тихо, с горечью заговорил он. – Во всем я виноват. Все из-за меня. Но, клянусь, прямой вины моей нет. Просто шальная пуля залетела в тыловую траншею…

Он помолчал. Мышкин был уверен, что Клюкин слышит его, хотя и не так, как слышал бы живым. Головной мозг умирает не сразу весь, многие функции, хоть и слабые, могут сохраняться несколько дней.

– Толя, – снова обратился он к мертвецу. – Прошу тебя, во-первых, простить меня. И, во-вторых, выручить. В последний раз – следующего не будет, даже если захочется. Потом ты уже ничего не сможешь. Обратного хода у тебя нет. А у меня он еще есть. И тоже последний. Ты можешь спасти хотя бы меня, раз уж сам не спасся…

– Помнишь, Толя, ты говорил, что никогда не ходил к стоматологу? Я тоже никогда не ходил. И никто нигде не найдет рентгеноскопии нашего стоматологического статуса. Вот что связывает нас с тобой сейчас и свяжет еще крепче. И навсегда.

Ему показалось, будто в воздухе что-то шевельнулось. Но, быть может, и не шевельнулось. Однако что-то произошло определенно.

– Спасибо, Толя: я понял тебя. Почему-то я знаю, что мы с тобой встретимся. Правда, неизвестно, когда и при каких обстоятельствах. То есть, это мне еще не известно, а ты наверняка уже все выяснил. Еще раз прости, и я начинаю…

Однако он продолжал сидеть: что-то мешало. Внезапно вскочил в ужасе.

– Стоп! Отбой! Ведь ты, может быть, еще живой! Живой! Что ж это я… так поздно сообразил. Но все же сообразил! Слава Богу, вовремя. Или это ты мне подал сигнал?

Он взял Клюкина за кисть правой руки. Пульса нет, конечно. Рука натурально безжизненная, холодная, уже коченеет. Однако окоченение после огурца зомби – нормально. «Кошмар! Еще немного – и никогда не исправить», – перевел дух Мышкин.

Он приподнял труп. Клюкин оказался легким, как ребенок. Неожиданно его голова отвисла, как у тряпичной куклы, и повернулась лицом к спине.

Мышкин осторожно положил Клюкина на место и ощупал шею. Пальцы сразу наткнулись на острый обломок позвонка.

Из кладовой Мышкин принес черный полиэтиленовый мешок и уложил в него Клюкина. Снял с вешалки все белые халаты, взвалил мешок на спину, запер дверь и неторопливо пошел к машине. Уложил Клюкина на пол – в темноте черный мешок не виден. Сверху бросил халаты. И сразу в машине расплылся удушливо-формалиновый запах морга.

Завел мотор, пристегнулся и двинулся туда, откуда приехал.

До поста ГИБДД в Ольгине оставалось с десяток метров. Мышкин съехал на обочину и аккуратно затормозил.

Гроза взяла свое, и остался только мелкий легкий дождь – мягко шелестел по крыше волги.

Черным зеркалом сверкал асфальт. На шоссе в обе стороны – никого. И ни огонька.

Мышкин достал из багажника пятилитровую алюминиевую канистру, оторвал рукав от халата, обильно смочил бензином. Открыл капот. В темноте хорошо виден выпускной коллектор, раскаленный докрасна. Затаив дыхание, чтобы не задеть опасные чугунные отводы, Мышкин затолкал рукав под воздухофильтр. Глянул под машину – на асфальте расплылось радужное пятно. Теперь можно и в гости.

Легкая алюминиевая будка ДПС на тонких опорах возвышалась над дорогой на уровне третьего этажа, не меньше. Прожектор выключен, но внутри она была залита мертво-голубым светом энергосберегающей лампы. Там мелькали и двигались тени.

Поднявшись по тонкой лестнице, Мышкин постучал в дверь. Никто не отозвался. Снова постучал и опять молчание. Он приложил ухо к двери и с ужасом расслышал стоны, хрипы и обрывки слов – там душили человека. «Бойся первой мысли!» – приказал себе Мышкин, но поздно: рука сама схватилась за ручку двери и резко ее распахнула.

В нос ударил запах гниющего линолеума, дешевой водки и вонючих, сигарет «Мальборо» российского производства.

В тумане он разглядел три фигуры. Расположением своим относительно друг друга они составляли трапецию. Верхнее основание трапеции изображала дорожная проститутка – толстая пьяная девка. Она продолжала стонать, хрипло и протяжно, изредка матерясь. Сторонами геометрической фигуры были два гаишника. Они оторопело таращили на Мышкина пьяные глаза.

– Еще и третий? – прохрипела девка. – Не договаривались! Я вам не резиновая!..

– Дверь! Дверь! – заорали гаишники оба сразу.

Мышкин отпрыгнул назад и захлопнул дверь. Он стоял на площадке, тяжело дышал и вытирал пот со лба.

Дверь приоткрылась, на ладонь, протиснулся боком младший сержант с гаишной бляхой.

– Чего хулиганишь, мужик? – угрожающе спросил он.

Но Мышкин никак не мог отдышаться.

– Обалдел, что ль? – сержант толкнул его в грудь к лестнице. – Или нанюхался?

Толкнул еще раз – на ступеньки. Но Мышкин успел вцепиться в тонкие перила лестницы и не скатился вниз.

– Что молчишь? – повысил голос сержант. – Хулиганишь на представителей при исполнении обязанностей, нарушитель! На зону захотел? Или на тот свет? Сейчас устроим, у нас быстро, – пообещал он, доставая из кобуры пистолет Макарова.

– Нет-нет! – затряс головой Мышкин. – Пожалуйста, я же постучал! Я к вам за помощью… Совсем не знаю, что делать. И кого спросить!.. Помогите! Пожалуйста…

– Ага! Ты решил, что тут тебе типа скорая помощь… Так? Признавайся! – рявкнул гаишник.

– Да-да! Именно так я и решил! – радостно признался Мышкин. – Только вы и можете оказать скорую помощь в моем положении.

Сержант озадаченно остановился. Видно, он ждал оправданий, а не признания вины. И спросил почти миролюбиво, засовывая макаров в кобуру:

– Ограбил типа кто? Где? Сколько взяли?

– Нет-нет! – снова затряс головой Мышкин. – Никто не грабил. И даже наоборот… – он полез во внутренний карман пиджака.

Сержант молниеносно выхватил свой пистолет:

– Руки! – гаркнул он. – Руки вгору!

Мышкин так же, молниеносно, поднял руки.

– А теперь медленно, по сантиметру в час, доставай свою пушку. Медленно, я сказал! Пукнуть не успеешь – развалю башку, как арбуз.

Стараясь не превысить предписанную скорость, Мышкин двумя пальцами вынул бумажник – кожаный, прекрасного темно-вишневого цвета.

Гаишник присмотрелся.

– Что там? Открывай лопатник! – приказал он. – Своими руками открывай! И опять – медленно.