Читать интересную книгу Мемуары - Ш Талейран

Когда молодые принцы умирают, то никто не верит, что их смерть наступила естественно. Смерть принца Ламбаля доставила герцогу Орлеанскому такое колоссальное богатство и он так плохо его использовал, что в нескольких памфлетах его обвиняли в более непосредственном содействии этой смерти, чем простое вовлечение погибшего в разврат. Но это ничем не доказано, и я должен заверить, что, по достоверным сведениям, ничто не дает основания высказывать такие подозрения. Достаточно уже утверждения, что принц Ламбаль был ближайшим другом герцога Орлеанского, что последний развратил его, что это вызвало его смерть и что герцог Орлеанский не высказал по этому поводу никаких сожалений.

Другая, более продолжительная дружеская связь также не оставила сколько-нибудь заметных следов в сердце герцога Орлеанского. Он проявил самое бессердечное равнодушие, когда в 1788 году потерял, после двадцатипятилетней дружбы, одного из своих главных завсегдатаев, маркиза Конфлана, человека, известного сначала своей красотой, благородством, изяществом стана, ловкостью, затем своими недостатками, проявлявшимися, когда он находился в дурном обществе, своими достоинствами, ощущавшимися, когда он был среди военных, верностью своих суждений, когда он говорил о серьезных предметах, и во все периоды своей жизни - искренностью своих чувств, вкусов и антипатий. Заболев той болезнью, от которой он начал чахнуть и впоследствии, после внезапной вспышки, погиб, Конфлан не хотел признать себя больным и продолжал посещать свет, как прежде. В день своей смерти он должен был обедать с герцогом Орлеанским и несколькими другими лицами у Бирона в Монруже. Его ждали, причем герцог Орлеанский был более нетерпелив, чем остальные, так как он собирался затем в театр. Когда в четыре часа все уже съехались, прибежал один из слуг Конфлана сообщить, что он только что умер. Все присутствовавшие в комнате выразили большую или меньшую степень сожаления в зависимости от своей близости с Конфланом. Герцог Орлеанский произнес лишь следующие слова: "Лозен, так как мы больше никого не ждем, то будем обедать, чтобы вовремя приехать в оперу".

Изучение движений человеческого сердца не объясняет, каким образом такая бесплодная душа могла внушать чувства дружбы; поэтому я считаю странностью, что герцога Орлеанского искренне любили. Бирон с детства до смерти питал к нему самые нежные чувства. Честь этого чувства нельзя, конечно, приписывать герцогу Орлеанскому; она принадлежит целиком Бирону. Он был смел, романтичен, великодушен и одухотворен. Соответствие их возрастов и первых живых чувств, некоторое сходство в проявлениях остроумия и почти одинаково блестящее положение сблизили их. Но вскоре оказалось, что требуется мужество, чтобы любить герцога Орлеанского, и великодушие, чтобы его защищать. После того как Бирон проявил эти два качества, герцог Орлеанский стал ему еще дороже, а романтический характер Бирона помог ему создать все те иллюзии, в которых нуждалась его возвышенная душа для поддержания чувств. В те минуты, когда Бирон, к которому всегда обращались за помощью вследствие его щедрости, испытывал неотложную нужду в деньгах, он не верил, что герцог Орлеанский, так колоссально богатый, в состоянии их ему одолжить, потому что тот ему этого никогда не предлагал. Та же последовательность иллюзий заставляла его утверждать, что, когда герцог Орлеанский вступал в политическую жизнь, он не лелеял никаких тайных мыслей и личных стремлений и не принимал никакого участия в революционном движении, так как он сам ему об этом ничего не говорил.

Я не буду упоминать о других дружеских связях герцога Орлеанского, как с виконтом Лавалем, с Шельдоном, Лианкуром, Артуром Диллоном, Фитц-Джемсом, Сен-Бланкаром, Монвилем и другими. Все эти отношения в разные периоды его жизни распались. Одни развлечения, на которых они основывались, не образуют такой прочной связи, которой хватило бы на целую жизнь. Говоря обо всех этих мимолетных дружеских отношениях, я должен, вопреки собственному желанию, сказать несколько слов о множестве возлюбленных герцога Орлеанского, заполнивших часть его жизни; однако они внесли в нее так мало событий, что я не считаю нужным воспроизводить здесь их длинный список.

Моя задача будет совершенно выполнена, если я укажу, что герцог Орлеанский проявлял все наклонности, все капризы и странности, в которых нуждается вначале повелительная, а затем истощенная чувственность для своего утоления или возбуждения. Я хотел бы сейчас остановиться на более нежных образах и поговорить о женщинах более возвышенного рода, любивших герцога Орлеанского. Временами он снова появлялся в свете, но всегда как во вражеском стане, где он искал жертв. Принцесса Бульон, маркиза Флери, принцесса Ламбаль поочередно считали, что он их любит, и давали ему доказательства своей любви. Их нежность стала для его порочного ума новым источником распутства, но он истощался, как и все остальные. Он вкоре покинул их с такой оглаской, которая, к счастью, привела к обратным результатам, чем ожидал герцог Орлеанский. Общество оказалось к ним снисходительно, их жалели, и они заставили забыть свои заблуждения.

Я не мог упомянуть госпожи Силлери среди женщин, которые отметили собой лишь короткий момент в жизни герцога Орлеанского, так как о ней надо говорить особо.

Когда человек представляет собой смесь честолюбия и умеренности, непринужденности и сдержанности, нравственных правил и снисходительности, то его внешняя и интимная жизнь должна привести к необычным результатам. Госпожа Жанлис достигла всего, к чему стремилось ее честолюбие, при помощи самых противоположных средств, которые она всегда умела сочетать. Когда она была молода, красива и одинока, она нашла мужа, отважившись на несколько утренних визитов к мужчинам; позднее, среди любовных похождений, она прибегала к ригористическим ходулям; одним и тем же пером она написала "Рыцарей лебедя" и "Уроки морали для детей"; на одном и том же столе она сочинила молитвенник для госпожи Шартрской и речь к якобинцам для герцога Орлеанского. Вся ее жизнь состоит из таких противоположностей. У мадемуазель Сент-Обен - это было ее имя - был изящный, но лишенный благородства стан, выражение ее лица было очень пикантно; в ее разговоре было мало остроты, в ее уме мало обаятельности, но она вполне владела всеми преимуществами, которые дают образование, наблюдательность, сдержанность и светский такт. Когда она с грехом пополам вышла замуж за графа Жанлиса, ей надо было сблизиться с семьей своего мужа, которая, как она знала, была к ней неблагосклонна. Одаренность, притворная робость и время помогли ей достичь цели. Она добилась возможности приехать в Силлери. В несколько дней она сумела понравиться Пюизье, одному из самых скучных людей своего времени, и смягчить колкость госпожи Пюизье. Она хорошо понимала, что это означает для нее истинное вступление в свет; поэтому она использовала все бывшие в ее распоряжении средства; она проявила ласковость, внимательность, веселость, лишенную натянутости, и даже умела придать своей постоянной снисходительности оттенок чувствительности. Этот первый успех был ей очень полезен; перед ней открылись двери некоторых домов, и она сумела приблизиться к герцогине Шартрской, которая своим подчеркнутым покровительством в короткий срок разрушила все сохранившиеся против нее маленькие предубеждения. Герцог Шартрский находил ее очаровательной; он ей об этом говорил, а госпожа Жанлис умела ему внимать; она всегда легко уступала, чтобы избежать огласки, вызываемой кокетством.

Благодаря нескольким годам усилий, снисходительности и замкнутой жизни она приобрела такое влияние на герцога Шартрского, что можно было заподозрить ее роль в его поступках, или, вернее, в обстоятельствах, определивших его жизнь. Столь тщательно обдуманное поведение не осталось без вознаграждения: она добилась назначения воспитательницей, или, скорее, воспитателем, его детей. Этот выбор герцога Шартрского доказывает лишь его желание быть оригинальным и проявить презрение к усвоенным приличиям.

В первых своих сочинениях госпожа Жанлис показала, что она может руководить той частью воспитания, которая относится к рассудку. Благодаря своим природным качествам старший сын герцога Орлеанского и его дочь Mademoiselle(4) - стали людьми возвышенных достоинств. После того как они подверглись всяким испытаниям, закалились в них, просветились и облагородились в несчастье, они проявили при возвращении к своему естественному назначению простоту и величие души.

Лучшие сочинения госпожи Жанлис, за исключением "Мадемуазель Клермон", относятся к этому периоду. Если сейчас мы наблюдаем ее упадок и видим, как бесславно она следует в качестве писательницы по странному и мало почтенному пути, то это объясняется тем, что, опьяненная своими первыми успехами, она подчинилась велениям честолюбия и перестала руководствоваться собственным суждением; она обращается с ревнивой к своей независимости публикой так, как некогда обращалась с послушными ей в своей покорности учениками; твердость своих правил она не умеет смягчить снисходительностью для покорения публики, как некогда она делала для порабощения всех тех, кто ее окружал. Нельзя не отметить двух обстоятельств: во-первых, госпоже Жанлис до такой степени необходимо командовать, что, когда у ней не было под рукой принца, чтобы распоряжаться им, она, положившись на волю случая, взяла себе в ученики первого встречного; во-вторых, несмотря на проповедуемый ею ригоризм и исповедуемую ею в ее сочинениях мораль, в ее последних романах постоянно чувствуется нечто близкое первоначальной легкости ее нравов; в них всегда находишь любовь или незаконных детей. Для кого, для чего продолжает она писать? Это может быть объяснено лишь любовью к шуму; смолоду у нее было больше основательности в мыслях.