Читать интересную книгу Беседы - Александр Агеев

Для раннехристианской традиции переход к миру Антихриста — это переход катастрофический. Сначала распад, а потом уже некий последний псевдотеократический тоталитаризм. Но современные толкования дают нам совершенно иную картину. Предполагается, что идет постепенное нарастание административно-полицейских мышц государства, появляется сверхнациональное государство, в котором, как в фильме «Омен», делает карьеру этот самый Антихрист. Оно, конечно, может быть, так и будет, но надо честно сказать, что эта картина резко расходится с традиционным православным пониманием последних судеб мира.

— В чем оно заключается?

В традиционном понимании Антихрист приходит к власти не за счет административных интриг и использования компьютерных технологий, а путем магии, т. е. он творит чудеса, которые и привлекают к нему сердца людей. Антихрист будет выдавать себя за Христа, а не за мегаменеджера Чубайса.

Сказано в «Апокалипсисе», что образ зверя заговорит, и наши модернисты-алармисты верещат — речь идет о телевизоре. Но позвольте, в телеящике никто никакого чуда уже давно не видит. На самом деле то, что «проглаголет икона зверина», — это чисто мистическая вещь. В оккультизме, тибетском буддизме, тантризме и в герметической традиции поздней Античности одушевление материального предмета считалось высшим магическим умением. Джордано Бруно хвастался, что овладел этим искусством, и это стало одной из причин его сожжения. Елена Блаватская говорила, что обладает такой техникой. Это мистические вещи, которые не стоит переводить на язык современных компьютерных технологий.

— А где заканчиваются возможности человеческого познания и начинается тайна Божьего промысла?

— Не думаю, что теология ставит науке какие-то ограничения. Со времен Беркли европейская рационалистическая философия научилась сама очерчивать себе границы. Это и кантовские антиномии, и теоремы Геделя, и, в конце концов, принципы неопределенности Гейзенберга. Современный ученый хорошо знает границы приложения своего метода.

В православном богословии есть дивные слова св. Григория Паламы: «Не все в Боге познаваемо, но не все в Боге непознаваемо. Не все познаваемое выразимо, но не все познаваемое невыразимо». Есть то, что и познаваемо, и выразимо словами. Но есть и то, что познаваемо интуитивно и для чего адекватных слов мы не найдем. А дальше — сфера, которая для нашего евклидова мышления вообще недоступна.

А вот где именно проходят границы между сферами — это во многом вопрос вкуса и образования. Церковные люди, в том числе священники, часто слишком рано проводят первую границу, говоря: се тайна, об этом умствовать не надо. На самом деле никакой тайны нет, просто, когда этот батюшка был семинаристом, он прогулял лекцию, и потому для него эта непройденная тема осталась тайной.

А светская интеллигенция, прежде всего техническая, эту же границу чаще отодвигает в другую сторону. Сплошь и рядом люди с высшим техническим образованием пытаются внести свой вклад в решение богословских проблем. Таких энтузиастов я просто боюсь. Если раньше они писали в Президиум АН СССР с предложением уточнить ленинское определение материи, то в обращениях к Патриарху предлагают сделать апгрейд Халкидонского догмата.

— Сейчас снова стала актуальной идея «Москва — Третий Рим». Насколько она сегодня продуктивна?

— Когда Одоакр, вождь герулов и ругов, свергнул с престола Западной Римской империи малолетнего императора Ромула-Августула (начало Средних веков), то он отослал знаки императорской власти императору Восточной Римской империи Зенону, а сам управлял Италией в качестве «патриция» или «наместника», принимая еще титул «короля Италии». Он не считал для себя возможным носить титул римского императора. Империя, некогда разделившаяся на два центра, на уровне символов снова соединилась, но при этом передав всю идеологию власти новой, восточной столице, Второму Риму.

Так родилась классическая и общеевропейская идея «трансляции империи». Империя отождествляется с цивилизацией. Цивилизация — с истинной верой.

В христианском понимании император ортодоксальной империи обязан защищать православие как таковое, в том числе и за границами своего государства. Там, где правитель это осознает, будет очередной Рим. У России начиная с XVI в. было такое сознание собственной ответственности за весь православный мир. Эту идею долго внедряли нам просители с Балкан, прося помощи и защиты у государя московского. Так Москва превратилась в Третий Рим.

А потом — у нас почему-то про это забывают — был Четвертый Рим — Петербург, ставший столицей великой православной империи XVIII–XIX столетий. На мой взгляд, это «золотой век» в истории православной России.

Сегодняшняя Москва, конечно, никакой не Третий Рим, потому что правящая элита России и ее Президент вдохновляются отнюдь не православными ценностями, поддержка православия не декларируется в качестве главного национального проекта России во внутренней и внешней политике. Это не значит, что они — враги православия. Но и «шапка Мономаха» им еще не по размеру.

— Какие формы самоидентификации граждан характерны для современной России?

— Попытки партийного строительства в России были придушены, а то, что сегодня есть, — чистейший фарс. Даже на местном уровне люди не имеют права выбрать власть. Зачем партийные списки при выборах сельсовета? При чем тут игры московских политиков? Тут голосование должно быть именным, а выборы — мажоритарными. Местные выборы не должны превращаться в реакцию, спровоцированную навязчивой теледемонстрацией партийных значков-иероглифов.

Гражданского самоуправления и самоорганизации у нас нет. На этническом уровне самоидентификация также считается подозрительной (для русских она точно запрещена). Профсоюзы мертвы. Поэтому остается только спортивная (объединения болельщиков) или религиозная самоидентификация.

— В чем мистическое или культовое значение Мавзолея? Что для большевиков означал культ вождя?

— Насколько я помню, поначалу не было никаких грандиозных замыслов. Это видно из протоколов совещаний Политбюро. То, что с ленинской могилой связались мистические ассоциации, спровоцировано Щусевым, который придал Мавзолею узнаваемые черты пергамского жертвенника Сатане и тем самым выразил свое отношение к большевикам.

А советское правительство, кичившееся своей образованностью, не смогло этого распознать.

— А какое это имеет значение для общественного сознания? Или людям все равно?

— Я считаю, что Ельцин мог уйти красиво — напоследок дебольшевизировав Кремль. Вот взял бы он на себя ответственность и передал бы он Путину Кремль без звезд, но с орлами и Красную площадь без Ленина — и был бы повод вспомнить его добрым словом… А потом пришло иное время, более компромиссное или лицемерное. Еще зимой 2000 г., когда Путин был и.о. Президента, кремлевские политтехнологи вполне откровенно говорили о том, что реформы Гайдара затормозились из-за того, что не была просчитана их психологическая приемлемость для людей. Поэтому они предлагали провести те же реформы, но под прикрытием дымовой завесы «исторической преемственности». Потому и возродили советский гимн. Кстати, гимн хороший, гениальная музыка.

— А текст?

— Не хуже предыдущего. Но важнее здесь музыка, в которой, между прочим, есть откровенная цитата из «Боже, царя храни», что тоже неплохо. Все-таки Александров был регентом в Храме Христа Спасителя.

С одной стороны, у нас говорят о стабильности и преемственности, с другой — все еще жива память о революционерах, бунтовщиках, экстремистах — она запечатлена в названиях улиц и площадей. Нельзя бороться с одним (национально-религиозным) терроризмом, и при этом жить на улице, названной в честь терроризма другого типа (классового).

— Каковы сегодня приоритеты Церкви? Какие из этих приоритетов Вы одобряете, а какие — нет?

— Церковь в первую очередь должна быть собственно Церковью, т. е. местом, где Бог мог бы дарить Себя людям — это самое главное. И христиане не должны мешать Богу и людям в этом взаимном поиске. В Евангелии есть рассказ про слепого, который просил милостыню у ворот Иерихона. Он знал о том, что в его стране появился человек по имени Иисус, но, поскольку был незрячим, не мог его искать и, сидя у ворот, ждал, когда Иисус пройдет мимо и, может быть, заметит и исцелит его. И вот однажды по говору проходящей толпы он понял, что к нему приближается Иисус в окружении учеников, и стал кричать: «Иисусе, сын Давидов, помилуй меня!» А ученики, сопровождавшие Иисуса, т. е. апостолы, зашикали на слепца — не мешай, не кричи, не отвлекай! Но Христос все-таки расслышал его просьбу, подошел и исцелил. Это, как мне кажется, типическая ситуация: во все века именно мы, христиане, являлись главным препятствием на пути к Христу, т. е. через нас Христа не видно.