Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И хотя в разговорах с Артуром я и дальше настаиваю на том, что Диана поступила разумно, запрограммировав таким образом Источник, в душе меня гложут сомнения – так ли это разумно? Среди прочих страстей человеческих любовь занимает особое место. В основе своей созидательная, она, тем не менее, обладает огромным разрушительным потенциалом, и пытаться манипулировать этим чувством – всё равно что играть с огнём. Безответная любовь опасна вдвойне, ибо она порождает отчаяние, которое способно затмить даже самый ясный рассудок, помрачить самый светлый ум. Мне думается, Диана не вполне понимала это, вернее, не до конца осознала тот факт, что у всякой медали есть обратная сторона. Судя по рассказам людей, хорошо знавших её, она, подобно многим гениям, в своём эмоциональном и социальном развитии остановилась на уровне подростка, в том милом и опасном возрасте, когда всё видится в чёрно-белых тонах, когда нет никаких оттенков, когда есть только «хорошо» и «плохо», когда добро для всех добро, а зло – всегда зло. У Дианы была сильная склонность к рационализированию, она искренне верила, что всё сущее в мире и, в частности, поведение человека можно проанализировать с помощью математики; говорят, она даже мыслила на ассемблере1. Единственное, что было у неё иррационального, так это любовь к Артуру – но тут мы имеем классический пример исключения, которое лишь подтверждает общее правило.
Поставив перед собой задачу создать универсальный рецепт отделения зёрен от плевел, некий обобщённый критерий сортировки рода человеческого на агнцев и козлищ, Диана подошла к её решению с достойной удивления прямолинейностью, что называется, взяла быка за рога. Извечный конфликт добра и зла она втиснула в рамки математической логики, а в качестве мерила человечности избрала способность любить и сострадать. Если любит, значит, хороший – вот вам типичный образчик незрелого мышления. Будто мало в истории примеров того, как самые отъявленные негодяи, безжалостные и хладнокровные убийцы, были хорошими семьянинами, просто души не чаяли в своей жене и детях.
Впрочем, надо признать, что Диана потрудилась на славу. Программа оказалась безупречной в плане исполнения, она органично вписалась в общую схему функционирования Источника, и я не имею ни малейшего представления о том, как её можно выгрузить. И нужно ли это делать. Хотя изъяны существующей идеологии очевидны, ещё более ущербной представляется другая крайность – полная безответственность адептов перед собой и другими людьми, их абсолютная безнаказанность, отсутствие сколько-нибудь прочной связи с остальным миром человеческим. Пока нет приемлемой альтернативы, программа Дианы должна работать, а потом... Тогда и видно будет, когда наступит «потом». Перенастроить Источник способен только гений – а я ещё не гений, я только учусь.
...Брендон вышел на связь (точнее, активизировал нашу постоянную связь) и дал мне знать, что приближается к барьеру бесконечности.
Внимание! Приведите спинки ваших кресел в вертикальное положение, пристегните ремни безопасности.
Меня здорово тряхнуло, но я была начеку, и этим всё обошлось. Вскоре Брендон снова связался со мной и сообщил, что он в полном порядке. Я пожелала ему удачи.
Ещё некоторое время я сидела, прислушиваясь к своим ощущениям. Затем встала и медленно прошлась по комнате. Теперь нас с братом разделяла бесконечность, и я чувствовала себя как после анестезирующего укола. Это уже что-то новенькое! Если в Безвременье присутствие Брендона было статическим, то сейчас – отстранённым, дистанцированным. Давление его эмоций ослабло до такой степени, как если бы он спал необычайно глубоким сном... или, скорее, находился в летаргии. Образовавшуюся во мне пустоту мигом заполнили мои собственные эмоции. Я обрела больше самостоятельности – и познала горечь одиночества.
Первым моим порывом было позвать брата, восстановить нашу прежнюю тесную связь, однако я сдержалась. Без сомнения, Брендону тоже приходилось несладко, но он не звал меня. И правильно делал. Бесконечность подвергает нас суровому испытанию, и мы должны с честью пройти через него. Быть может, это наш билет в будущее, тот самый шанс, которого мы давно ждали... Впрочем, не буду излишне обнадёживать себя. Поживём, увидим.
Очень скоро моё терпение иссякло. Я не привыкла к внутреннему одиночеству, для меня оно было внове. Мне стало неуютно, я чувствовала себя покинутой и забытой, меня охватила паника. Но и тогда не позвала Брендона – отчасти из упрямства, отчасти из принципа. Пусть он первый отзовётся, проявит слабость, попросит утешения; пусть он обратится ко мне за поддержкой, а не я к нему.
Брендон не отзывался. Он тоже пошёл на принцип; началась наша любимая забава, вроде перетягивания каната – кто кого перетерпит.
Ну нетушки, я не сдамся! Обычно в таких играх я оказывалась сильнее Брендона и на сей раз не уступлю, хотя он и находится в более выгодном положении, чем я. Вместе с ним Артур, вскоре он получит поддержку от мамы и деда Януса, а у меня есть только Пенелопа – да и та сейчас витает в облаках. Точнее сказать, под сводами собора святого Андрея Авалонского. После посещения Чертогов Смерти малышка Пенни не на шутку загорелась идеей создать шедевр, который прославит её имя в веках. Правда, пишет она не злобных чертей и страждущих грешников, а вдохновенные лики ангелов, святых и угодников, но, по мне, невелика разница.
Чтобы скрасить своё одиночество, я решила наведаться в собор и поприсутствовать на энном акте представления, то ли комедии, то ли фарса, пользующегося бешенной популярностью у жителей Авалона, особенно у мужской половины. Ежедневно толпы горожан, в одночасье ставших чересчур набожными, приходят помолиться, получить отпущение грехов и между делом поглазеть на сестру короля в запачканной робе, с кистью в руке и очаровательными мазками краски на лице. Уж если кто из нас счастлив по-настоящему, так это, безусловно, Пенелопа. Она обрела свой Дом и моментально стала в нём всеобщей любимицей. Я всегда считала её прелестной девочкой, однако не думала, что она обладает таким сильным даром привораживать людей – несомненно, унаследованным от Юноны. Этот дар не мог в полной мере проявиться в Экваторе, ибо там Пенелопа была прежде всего дитём греха, и на этой почве у неё развились сильные комплексы. Но она оказалась достаточно умной и волевой, чтобы избавиться от излишней закомплексованности, когда обстоятельства переменились. Теперь уже её не волнует, что рано или поздно правда всплывёт наружу и её происхождение станет достоянием гласности. При любых обстоятельствах она сможет сохранить свой авторитет, своё влияние, свою популярность. В последнее время Пенелопа подумывает, не пустить ли самой этот слух; ей порядком надоело жить во лжи, пусть и маленькой, а ещё больше ей хочется не таясь называть Артура отцом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});