— А я хочу. — Нелуджа повернулась к столу. Одна из рук Земии теперь была выпрямлена — наверное, ее держала Нелуджа.
Она подошла ко мне. Ее руки, шея и щеки казались тоньше. Я передала ей ребенка и подумала: «Надеюсь, принцесса не заплачет на руках своей тети». Но надежда была тщетной: принцесса вся напряглась, подняла голову, и Нелуджа заглянула ей в лицо. В серо-белые подвижные глаза.
Я слышала, как она выдохнула. Из складок одежды на плечо выскользнула алая ящерица.
— Ребенок слеп, — проговорила она, обращаясь к Бантайо, но на самом деле, подумала я, ко мне.
— Халдрин, — сказал Бантайо. Его интонации были язвительными и угрожающими одновременно. — Это еще постыднее. Скажи, есть ли какие-то другие оскорбления, которые ты мне подготовил?
— Моабу, — процедил Халдрин. — Давайте поговорим наедине.
Лаиби заплакала. Нелуджа еще мгновение смотрела на нее, а потом передала мне.
— Испа Нола, — сказала она. — Нам тоже надо поговорить.
«Да. Да, ты понимаешь гораздо больше остальных, и мне не понадобятся точные слова».
— Я к вам присоединюсь, — сказал Телдару из-за моей спины. — Поскольку я здесь мастер.
— Ты. — В тишине, наступившей после того, как Нелуджа произнесла это слово, шаги Халдрина и Бантайо звучали еще громче. Они быстро шли по каменному полу. За дверью и во дворе шаги стали приглушенными и в конце концов стихли.
— Ты, — повторила Нелуджа, когда мы остались одни (мы трое, мертвая женщина и ребенок), — сейчас еще меньше, чем когда был мальчишкой. А тогда ты был ничем.
Она возвышалась над ним. Смотрела на него сверху вниз своими черными глазами с жемчужными искрами, и я подумала: «Она прекрасна». Потом она посмотрела на Лаиби, на меня, повернулась и вышла. Приподнявшись на когтистых лапах, на нас с ее плеча смотрела ящерица. В янтарных гранях ее глаз отражался солнечный свет и весь зал.
— Итак, мы снова одни, — дыхание Телдару пахло старым вином и бессонницей. Прежде я не замечала этого запаха.
Я кивнула.
— А король… разве ты не должен быть с ним?
— О Нола, — пробормотал Телдару, — мне нужна только ты. — Он рассмеялся и поцеловал меня горячими потрескавшимися губами.
* * *
Телдару королю не понадобился. Халдрин и Бантайо, как прежде, закрылись в библиотеке. Время шло.
Мы с Телдару начали ездить на холм при свете дня. Теперь только солдатам можно было пользоваться дорогой, но для нас делали исключение.
— Мы должны быть там, где сарсенайский Узор сильнее всего, — говорил он стражникам. — Мы должны быть рядом с Раниором и теми, кто нам угрожает.
Но нам никто не угрожал. Мы стояли на вершине холма и смотрели на равнину, где горели костры, где были лошади и люди.
— Это не армия! — восклицал Телдару. — Там старики и женщины с детьми, которые ждут, когда можно будет вернуться домой. Бантайо не привел мужчин, чтобы защитить честь своей страны.
— Как ты можешь это видеть? — Сощурясь, я рассматривала крошечные фигурки и далекий дым. Это были Пути и Узор, и все вокруг было как тень даже под солнцем; я поежилась, не зная, испытывать ли облегчение или страх.
В те дни мы практиковались. Мы были Мамбурой и Раниором и каждый раз вкладывали в них все больше сил: в их конечности, в движения и воспоминания, которые плыли, как разноцветный туман. Несколько раз я думала, что потеряюсь и так и буду бежать вдоль бесконечных, постоянно умирающих дорог Мамбуры. Но этого не случалось. И каждый раз, возвращаясь на жесткий разрисованный камень гробницы Раниора, я спрашивала себя, почему.
* * *
— Вы почти не бываете в постели, госпожа, — однажды утром сказала мне Лейлен.
— Много дел. — Я оттолкнула ее руки и привычным движением расшнуровала платье.
— И Бардо больше не присылает записок. — Ее голос был странным — резким, обрывистым, словно она собиралась сказать эти слова, но не ожидала, что почувствует неловкость.
Я сняла платье и взяла чистое, которое она приготовила.
— Как я сказала, у всех много дел. И вообще, почему тебя это беспокоит?
— Потому что я волнуюсь — правда, госпожа, очень-очень. Я могла бы ему понадобиться, и я хочу быть рядом, если он понадобится вам.
Я натянула платье.
— Ты нам не понадобишься, Лейлен. Кстати, у тебя есть семья? Лучше, если ты отправишься домой.
Она уставилась на меня, приоткрыв рот. Рука с расческой замерла.
— Вы… хотите отослать меня из замка?
Это было уже слишком, и она оказалась самой легкой мишенью.
— Да, милая, хочу! И отошлю! Уходи! Не желаю больше тебя видеть! Прочь!
Расческа выпала у нее из рук. Она развернулась и выбежала из комнаты. В коридоре слышался ее затихающий плач, но мне было все равно.
* * *
Наступил ранний вечер того же дня, когда я отослала Лейлен. Пятый день после приезда Бантайо. Я стояла в гробнице рядом с Телдару. Он расхаживал перед двумя героями, которые сидели рядом друг с другом, словно зрители на представлении. Он говорил. Он рассуждал о том, что должен был подождать и не убивать Земию, пока не приедет ее братец, поскольку тогда он бы точно опозорился и разозлился настолько, что немедленно начал войну. Но я не вслушивалась. Я думала: «Сегодня я сбегу. У меня получится. За обедом я притворюсь, что больна, и попрошу Силдио сопровождать меня в комнату. Силдио сильнее Телдару и недолюбливает его, поэтому будет настаивать, что отведет меня один… Я попрошу его вернуться с зал и шепнуть Нелудже, что я ее жду — не в комнате, поскольку не пойду туда, а на кухне. Телдару понадобится какое-то время, чтобы нас найти. А пока он ищет, Нелуджа будет задавать вопросы, поймет, что означают мои почти бессмысленные ответы, и скажет Бардрему, и восстановит мои Пути, и тогда я убью Телдару, и все это кончится».
Я в это не верила. Отчаянные, путаные мысли и фантазии — я знала, что ни одна из них не сбудется, но здесь и сейчас надежда была сильнее страха, и это казалось важным.
— Нола.
Я посмотрела на него. Он стоял, уперев руки в бедра, и недовольно глядел на меня.
— Я сказал тебе уже дважды. На этот раз ты услышишь.
— Да, — ответила я, — конечно. — «Ты жуткий, отвратительный тип — я больше не стану притворяться, произойдет эта твоя битва или нет. Однажды Нелуджа поможет мне избавиться от твоего проклятия — и от тебя».
— Мы вынесем их отсюда, — сказал он.
Я моргнула, так же медленно и бездумно, как живые мертвецы напротив.
— Мы выведем их наружу, на вершину холма. Будем двигаться на земле, а не на каменном полу. Научимся видеть горизонт, а не стены. — Он передал мне маленький нож Бардрема. Мои месячные начались день назад, но я об этом не сказала. Я вообще ничего не сказала — уколола палец и быстро сунула нож за пояс, прежде чем меня окружили кожа и небеса Мамбуры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});