— Если часы заработают, — сказал король, — я пошлю Борэ на пенсию, а ты займешь его место.
Воспользовавшись правами, которые дает моя новая должность, я послал за тобой Зерлика. Где ты, я приблизительно определил при помощи колдовства.
— Но как это поможет вызволить мою девочку из ксиларской золоченой темницы?
— Разве не понятно, сынок? Как ректор Дворца Познания, я смогу направить усилия ученых и волшебников в полезное для нас русло. С их помощью нам наверняка удастся похитить твою жену из Ксилара. Представь себе, лучшие умы...
— Странно, что ты сам не придумал никакого волшебного способа.
— При теперешнем положении дел это невозможно. Декан Духовной школы, Фахрамак, мало чем отличается от Борэ или Йийима. Беспокоится, как бы я его не вывел на чистую воду, и поэтому дал мне глупейшее задание, какое только мог выдумать: я должен составить словарь языка, на котором говорят черти пятой реальности. Иногда Фахрамак заглядывает ко мне проверить, не занят ли я, чего доброго, каким-нибудь другими исследованиями.
— А что бы ты сделал для освобождения Эстрильдис, если б тебе не мешали?
— По-моему, ничего не придумать лучше волшебных летающих предметов. Ты слышал, конечно, о метлах и коврах-самолетах? В метлу или ковер вполне можно вселить демона и даже заставить его подняться в воздух. Только далеко с ним не улетишь.
— Почему?
— Они петляют, переворачиваются, кружатся, будто падающий лист, словом, безобразничают, как могут, и летающий предмет рвется или ломается, так и не успев стать приличным самолетом. Во Дворце сейчас есть группа ученых, которые трудятся над этой проблемой. Если ты починишь часы, в моей власти будет привлечь к работе еще сколько угодно исследователей, и я не сомневаюсь, что вскоре мы достигнем цели.
— Кто мне платит? — спросил Джориан. — И сколько?
— Я заплачу из особого фонда, которым располагаю как Друг короля. Тебя устроит пол пенембийской короны в день?
— Сколько в новарских деньгах?
— Пенембийская корона соответствует двум с половиной ирским маркам, а ксиларскому льву — шесть корон.
— В таком случае полкороны в день — плата подходящая.
— Это не так много, как поначалу кажется: жизнь в таких крупных городах дорогая. Будет не хватать, не стесняйся, скажи.
— Мне кажется, на первую выручку неплохо бы обзавестись какой-нибудь местной одеждой, чтобы не так выделяться.
Карадур внимательно поглядел на него.
— Это дело непростое. Одежда несет здесь политический смысл.
— Да ну! Как это?
— У нас две партии болельщиков — Штаны и Юбки.
— Как ты сказал? Партии болельщиков?
— Да. Пожалуй, расскажу по порядку. Начать с того, что жители Ираза — самые азартные болельщики на всем белом свете. Их любимый вид состязаний — скачки. На каких только зверях тут не соревнуются, даже на черепахах!
— Что? Оседлали бы лучше улиток, еще увлекательнее.
— Тут не до шуток, сынок. Они садятся на гигантских черепах, отловленных где-то на островах, и те ползают по ипподрому. Болельщики разделены на две группировки, знаком отличия является одежда. Одна группировка носит юбки в складку, вроде той, что ты видел на господине Зерлике, другая — брюки. Редкое состязание обходится без потасовок между Штанами и Юбками. Тут и поножовщина, и прочие безобразия. Драки случаются и вдали от ипподрома, когда нет скачек.
— При чем же здесь политика?
— Страсти кипели, росла сплоченность внутри группировок, и те быстро приобрели политическую окраску. Пожалуй, Штаны можно назвать либералами, а Юбки — консерваторами, ведь юбки — одежда более традиционная. Брюки начали носить только в прошлом столетии, переняв покрой у мальванцев.
— Тогда мне волей-неволей придется записаться в либералы, — сказал Джориан. — Не хочу носить юбку! А на чьей стороне король?
— Принято считать, что он придерживается нейтралитета, так как группировки имеют общественный статус и располагают отрядами городского войска. На деле он больше тяготеет к Юбкам: они на все лады превозносят абсолютную монархию, тогда как Штаны хотят ограничить ее, создав выборный совет. Штаны сейчас в немилости: от них отделилась фракция диссидентов, которые покинули Ираз и теперь, по слухам, подстрекают к мятежу крестьян. Так что лучше бы тебе нарядиться консерватором.
Джориан упрямо покачал головой.
— Буду ходить в брюках: в юбке неловко как-то. К тому же поддувает. Тебе придется объяснить королю, что одежда не имеет для меня политического значения, я ведь чужеземец.
Карадур вздохнул.
— Попробую. Как я уже говорил, король Ишбахар — человек здравомыслящий, если оторвать его от гурманских удовольствий.
Глава 4
Часовых дел мастер
Джориан в новых иразских шароварах стоял во внутреннем дворе башни Кумашара, закинув голову и щурясь от яркого света.
— Клянусь медным задом Вэзуса! — воскликнул он. — До часов, верно, этажей тридцать. Выходит, мне предстоит каждый день подыматься на тридцать маршей по лестнице, а потом спускаться?
— Нет, сынок, — успокоил его Карадур. — Башню построили во времена Шаштая Третьего, и сперва рабочим приходилось преодолевать семьдесят с лишним этажей, чтобы поддерживать огонь маяка. Многие умирали от разрыва сердца, поэтому Хошча, основав Дворец Познания, велел ученым изобрести способ доставки людей и грузов на башню и обратно. Пойдем со мной, сам посмотришь.
Они приблизились к зданию с северной стороны; огромная тиковая дверь сверху и по бокам была украшена скульптурами драконов, львов и грифонов. Солдат, который стоял возле двери, прислонившись к стене, выпрямился и загородил собою дверь, встав на вытяжку и звякнув наголенниками. Затем гаркнул что-то по-пенембийски.
Карадур вглядывался своими близорукими глазами.
— А! — сообразил он и ответил на том же языке. — Вот!
Старый мальванец достал пергаментный свиток и вручил его солдату. Листок надо было держать двумя руками, иначе он скручивался; читая документ, охранник выпустил алебарду и неловко придерживал ее согнутой рукой. Наконец пергамент с шумом свернулся в трубку, и Карадур получил его назад.
— Проходите, господа! — сказал солдат и в знак приветствия поднес кулак к бронзовому нагруднику.
Он с лязганьем повернул большую медную ручку и отворил створку тиковой двери. Заскрипели петли.
Внутри было пыльно и мрачно, как в пещере. После яркого солнца казалось темно, хотя на каждом этаже были окошки, пропускающие свет — правда, довольно тусклый из-за накопившейся на стекле грязи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});