Казалось, он еще долго мог бы распространяться о достоинствах канонира Неда Огла, если бы Истерлинг снова не прервал его:
— Черт побери, приятель, да на что нам сдался этот канонир! Подумаешь, велика важность!
— Да, конечно, если бы это был обыкновенный канонир. Но это совсем необыкновенный канонир. У него необычайно меткий глаз. Такой канонир, как Нед Огл, — это все равно что поэт. Один рождается поэтом, другой — канониром. Он так ловко может пустить корабль ко дну, этот Нед Огл, как другой не вырвет и зуба.
Истерлинг стукнул кулаком по столу.
— Да при чем тут ваш канонир?
— Может случиться, что будет при чем. А пока я просто хочу указать вам, какого ценного союзника приобретаете вы в нашем лице. — И Блад снова принялся расхваливать своего канонира. — Он ведь проходил службу в королевском военно-морском флоте, наш Нед Огл, и это был поистине черный день для королевского военно-морского флота, когда Нед Огл, пристрастившись к политике, стал на сторону протестантов при Сегмуре…
— Да брось ты своего Огла, — зарычал один из офицеров «Бонавентуры» — здоровенный детина по имени Чард. — Брось, не то мы эдак проваландаемся здесь целый день.
Истерлинг, крепко выругавшись, поддержал своего офицера.
Питер Блад отметил про себя, что никто из пиратов даже не пытался скрыть свою враждебность, и с этой минуты их поведение предстало перед ним в ином свете: он понял, к чему они стремятся.
Тут вмешался Жуанвиль:
— Не согласитесь ли вы, капитан Истерлинг, пойти на некоторые уступки? В конце концов доводы капитана Блада по-своему резонны. Он вполне мог бы набрать на корабль команду в сто матросов и тогда получил бы значительно большую долю.
— Тогда, может, она бы ему и причиталась, последовал грубый ответ.
— Она причитается мне и теперь, — продолжал настаивать Блад.
— Ну да, как же! — получил он в ответ вместе с щелчком пальцами перед самым носом.
Блад видел, что Истерлинг нарочно старается вывести его из себя, чтобы затем наброситься на него вместе со своими разбойниками и тут же на месте прирезать и его, и всех его товарищей. А мосье Жуанвиля он заставит потом засвидетельствовать перед губернатором, что его гости первые затеяли ссору. Ему стало теперь ясно, для чего понадобилось Истерлингу присутствие здесь этого французика!
А Жуанвиль тем временем продолжал увещевать:
— Полноте, полноте, капитан Истерлинг! Так вы никогда не достигнете соглашения. Судно капитана Блада представляет для вас интерес, а за такие вещи следует платить. Вы, мне кажется, могли бы предложить ему хотя бы одну восьмую или даже одну седьмую долю.
Прикрикнув на Чарда, который громким ревом выразил свой протест, Истерлинг внезапно заговорил почти вкрадчиво:
— Что скажет на это капитан Блад?
Капитан Блад ответил не сразу, он раздумывал. Затем пожал плечами.
— Что должен я сказать? Как вы сами понимаете, я не могу сказать ничего, пока не узнаю мнения своих товарищей. Мы возобновим наш разговор какнибудь в другой раз, после того, как я выясню их намерения.
— Что за дьявольщина! — загремел Истерлинг. — Вы что, смеетесь, что ли? Разве вы не привели сюда своих офицеров? Разве они не могут говорить за всех ваших людей, так же как мои? Что мы здесь решим, то мои ребята и примут. Таков закон «берегового братства». Значит, я имею право ждать того же самого и от вас, объясните-ка ему это, мусью Жуанвиль.
Француз мрачно кивнул, и Истерлинг зарычал снова.
— Мы тут, черт побери, не дети малые. И собрались не в игрушки играть, а договариваться о дело, и вы уйдете отсюда не раньше, чем мы договоримся, будь я проклят.
— Или не договоримся, как легко может случиться, — спокойно проронил капитан Блад. Нетрудно было заметить, что всю его нерешительность уже как рукой сняло.
— Как это — не договоримся? Какого дьявола, что это еще значит? — Истерлинг вскочил на ноги, всем своим видом изображая величайшую ярость, которая Питеру Бладу показалась несколько напускной — словно некий дополнительный штрих разыгравшейся здесь комедии.
— Я имею в виду самую простую вещь: мы можем и не договориться. — По-видимому, Блад решил, что пришло время заставить пиратов раскрыть свои карты. — Если мы с вами не придем к соглашению, что ж, значит, с этим покончено.
— Ого! Покончено, вот как? Нет, пусть меня повесят! На этом не кончится, а, пожалуй, только начнется.
— Это я и предполагал. Что же именно начнется, не угодно ли вам будет пояснить, капитан Истерлинг?
— В самом деле, капитан! — вскричал Жуанвиль. — Что вы имеете в виду?
— Что я имею в виду? — Капитан Истерлинг воззрился на француза. Казалось, он был вне себя от бешенства. — Что? — повторил он. — А вот что, послушайте, мусью. Этот докторишка Блад, этот беглый каторжник, хотел выпытать у меня тайну моргановского клада и нарочно притворился, будто решил войти со мной в долю. А теперь, когда все выпытал, начинает, как видите, отвиливать, бьет отбой. Теперь уж он вроде как и не хочет входить с нами в долю. Он хочет пойти на попятный. Мне думается, вам, мусью Жуанвиль, должно быть ясно, почему он хочет пойти на попятный, и нетрудно догадаться, почему я не могу этого допустить.
— Какое жалкое измышление! — насмешливо произнес Блад. — Что за тайна мне открыта, помимо пустых россказней о каком-то где-то зарытом кладе?
— Нет, не «где-то», а вы знаете где. Я свалял дурака, все вам открыл.
Блад искренне расхохотался, чем даже напугал своих товарищей, которые теперь уже ясно видели, что дело принимает для них худой оборот.
— Ну да, где-то на Дарьенском перешейке! Весьма точный адрес, клянусь честью! При наличии таких сведений мне остается только отправиться прямо на место и забрать клад себе! А что касается всего остального, то я прошу вас, мосье Жуанвиль, обратить внимание на то, что «отвиливать» здесь начал вовсе не я. Я еще мог бы заключить сделку с капитаном Истерлингом, если бы, как было мною предложено с самого начала, нам гарантировали одну пятую добычи. Но теперь, после того как все мои подозрения подтвердились, я не намерен вести с ним никаких дел даже за половину всего его сокровища, если предположить, что оно действительно существует, чего я лично не допускаю.
При этих словах пираты, словно по команде, повскакали с мест, готовые к драке. Поднялся дикий шум, но Истерлинг, взмахнув рукой, заставил всех приумолкнуть. Когда шум стих, раздался тоненький голосок мосье Жуанвиля:
— Вы на редкость неблагоразумный человек, капитан Блад.
— Все может быть, все может быть, — беспечно сказал Блад. — Поживем — увидим. Последнее слово еще не сказано.