Отдел кадров разыскивать не пришлось. Он размещался в старинном двухэтажном здании неподалеку от вокзала. Меня вызвал на беседу высокий, аскетического сложения подполковник. Он расспрашивает о родных, интересуется, где я получил военное образование, сколько времени учился, кто был начальником училища. Потом вдруг без всякой, как показалось мне, связи спросил:
— Вы знаете, что такое маршевый батальон?
— Я знаю организацию стрелкового, отдельного и неотдельного танкового, наконец, воздушно-десантного батальона, — пожав плечами, отвечаю я, — но о маршевом нам в училище ничего не рассказывали.
— Маршевые батальоны создаются только на период следования в действующую армию. Вы думаете, наверное, зачем я об этом рассказываю? Объясняю: вы назначаетесь командиром маршевого батальона, который вам надлежит сформировать к двадцать седьмому февраля. В вашем распоряжении меньше недели. Поторопитесь сегодня же выехать в Ворошиловск. Выписку из приказа возьмете у майора Колесова, он же укажет, где получить необходимые для формирования батальона документы. Вопросы есть?
— Никак нет.
Так вроде бы начала сбываться надежда снова попасть на фронт.
Во второй половине следующего дня военный комиссар Ворошиловска представил меня комиссару батальона Васильеву, начальнику штаба старшему лейтенанту Улитину и командирам подразделений. Рядом с Васильевым я выгляжу недоростком. Внешность и грубоватые манеры Васильева резко отличают его от всех политработников, с которыми мне прежде доводилось работать. Начальник штаба Улитин, сверля меня темными глазами, допытывается, сознаю ли я сложность стоящей перед нами задачи: за четверо суток сформировать полуторатысячный маршевый батальон! Его взгляд откровенно говорит: "И как такому молокососу доверили столь ответственное дело?"
Двое суток пролетают без отдыха. Днем мечемся по городу, размещая прибывших людей, комплектуя подразделения, организуя питание, а ночью обобщаем итоги прошедшего дня и уточняем план работы на следующий день. Количество прибывающих в наше распоряжение людей подавляет. Мне довелось вести в бой полторы сотни бойцов и командиров. В маршевом батальоне самая малочисленная рота раза в три больше. Начальник штаба, когда численность батальона перешагнула за четырнадцатую сотню, схватился за голову и простонал:
— И как мы доставим на фронт такую прорву людей?!
— Ничего, Улитин, доставим в целости и сохранности, — рокочет Васильев, широко шагая по комнате. — Вот если бы в бой вести такую махину, то я усомнился бы в наших способностях, а здесь все дело в организации и поддержании порядка. Для того чтобы был у нас порядок, нам самим надо его соблюдать. Вот вы, товарищ лейтенант, — комиссар поворачивается ко мне, старается говорить нарочито сурово, — клюете носом, скоро дырку в столе продолбите, а спать ни себе, ни нам не даете. Предлагаю сейчас же разойтись и три-четыре часа поспать.
Согласившись с предложением комиссара, я собираюсь улечься на составленные вместе два канцелярских стола, но комиссар решительно протестует и зовет в гостиницу, которая находится в трехстах метрах. Нас разместили в разных комнатах. Там, где нашлась свободная койка для меня, по-богатырски храпят три офицера. Тихо, не зажигая света, пробираюсь на место, раздеваюсь, залезаю под простыню и впервые за последние трое суток ощущаю под собой мягкую постель.
Шум, поднятый проснувшимися соседями, будит и меня. Семь утра. Быстро одевшись, направляюсь в казармы, где разместились маршевые подразделения. Красноармейцы и младшие командиры завтракают. Из столовой доносятся запахи, вызывающие спазмы в желудке. Питание красноармейцев организовано хорошо: продовольствие поступает в столовую регулярно, а строгий контроль за приготовлением и раздачей пищи обеспечивает каждому получение установленной нормы. Красноармейцы довольны. В худшем положении оказались командиры, прикрепленные к военторговской столовой. Их завтраки, обеды и ужины не выдерживают никакого сравнения с питанием подчиненных. Недовольство вызывает не только плохое качество пищи, но и обслуживание. А вчера многие командиры остались без ужина, потому что опоздали на пять — десять минут.
— Я вас, товарищи, приучу к порядку, — сухо и непреклонно заявила заведующая столовой.
Узнав о случившемся, в столовую примчался Васильев. Со свойственной ему решительностью он приказал закрыть все двери, пока командиры не будут накормлены. За превышение власти комиссара, а за компанию с ним и меня потребовал к себе начальник гарнизона.
— Через сорок минут мы должны предстать пред грозные очи начальника гарнизона, — говорю я Васильеву за завтраком. — Будет нам, Илья Сидорович, баня.
— Ничего, — усмехается комиссар, — бог не выдаст, свинья не съест. За правое дело готов и пострадать. Плох тот политработник, который равнодушно смотрит на безобразное отношение к исполнению служебного долга.
Ровно в десять мы нервно ходим по просторной приемной начальника гарнизона: столько дел, а приходится терять время на разбирательство вчерашнего инцидента! Наконец адъютант приглашает в кабинет. Пожилой полковник, устало откинувшись на спинку кресла, спрашивает:
— Почему терроризируете работников столовой? Кто дал вам право вмешиваться в ее работу?
— Ваш вопрос, товарищ полковник, касается только меня, — спокойно басит Васильев. — Это я вмешался в работу столовой, поскольку половина командиров батальона оставлена нерадивой заведующей без ужина.
— Правда? — Полковник удивленно смотрит на интенданта, вытянувшегося у стола. — Вы мне об этом не докладывали.
— Распорядок работы столовой утвержден мною, товарищ полковник, а командиры явились на ужин с опозданием.
— Всего на пять — десять минут, — пояснил Васильев.
— Неважно на сколько, главное — опоздали, — настаивает интендант.
— А вы знаете, сколько работают командиры? — сдерживая гнев, спросил Васильев. — За четыре дня они должны принять, одеть и обуть, разместить и накормить полторы тысячи человек! Им нелегко выкроить время не только на столовую, но и на сон. А вы… о распорядке работы столовой печетесь. Забываете, что время военное…
— Почему вы два часа не отпускали работников столовой домой? — прервал Васильева полковник.
— А что было делать? — удивленно пожал плечами комиссар. — Командиры уличили работников столовой в жульничестве и потребовали объяснения у заведующей. Претензии командиров обоснованны. Я попросил заведующую выйти в зал, но она через официантку сообщила, что спешит домой. Тогда я и приказал закрыть все выходы из столовой. Вот и весь "инцидент", товарищ полковник. Начальнику военторга, вместо того чтобы жаловаться, следовало бы навести порядок в своем хозяйстве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});