Военный министр Стимсон недоуменно возразил:
— Господин президент, но почему этот вопрос поставлен Советами перед генералом Макартуром?
— Потому, Генри, что он, по нашему настоянию, назначен Верховным Главнокомандующим союзных держав, — подчеркивая каждое слово, выдавил из себя президент Трумэн. — В Японии, дескать, находятся американские оккупационные войска и американская военная администрация, которая и должна хотя бы обеспечить прием этих семей.
Начальник Генштаба армии генерал Маршалл добавил:
— Насколько я понимаю ситуацию, господин президент, русские надеются, что и их перевозку из Маньчжурии тоже возьмет на себя наше командование в Японии.
— Возможно и так, Джордж, — согласился Трумэн.
— Можно подумать, господин президент, что русские тем только и занимаются, что выдвигают перед руководством Соединенных Штатов все более заковыристые вопросы, — военный министр Стимсон не скрывал явного неудовольствия. — Так в Германии получилось с проблемой репараций и с западной границей Польши, а в Японии последовал их очередной неординарный пассаж с дележом трофейных военных кораблей и вот еще с переселением генеральских семей с материка.
— О каком количестве генеральских семей идет речь, господин президент? — поинтересовался Главком ВВС Арнольд.
Президент Трумэн назвал примерную цифру:
— Их набралось чуть более ста сорока, Генри. Но ведь речь идет не только о членах генеральских семей, но и об их личном имуществе. Оно, разумеется, немалое.
Тут же выразил непонимание и госсекретарь Бирнс:
— А какие мотивы к переселению выдвигаются при этом и советским командованием и самими членами семей?
— Судя по тексту телеграммы генерала Макартура, довод выдвигается, по существу, один — трудно обеспечить их безопасность в районах нынешнего проживания. Отношения японцев с местным населением всегда были натянутыми, но тогда они были под охраной своих войск. Теперь же японские семьи оказались вообще беззащитными. Проблема, конечно, налицо.
Дискуссия затягивалась. Подступало время вечернего ленча. Президент Трумэн еще раз обратил внимание госсекретаря Бирнса на необходимость ускоренной разработки программного документа в отношении Японии и закончил совещание.
Белый дом по-особенному, светился в этот осенний вечер, продолжая изображать высшее удовлетворение от одержанной на Дальнем Востоке блистательной победы.
Заключение
2-й мировой, длившейся шесть лет и один день, 2 сентября сорок пятого пришел конец. Было что-то симптоматичное в том, что война, долгое время бушевавшая на полях Европы, завершилась на Дальнем Востоке капитуляцией милитаристской Японии. Была окончательно порушена зловещая экспансионистская ось «Берлин — Рим — Токио». Народы планеты обрели радужные перспективы на долгий мир, освобождение от колониализма и достойную жизнь. Именно такие компоненты рисовались людям в образах послевоенного благополучия, тогда как на политических подмостках все назойливее утверждались тщеславные амбиции непримиримых оппонентов, жаждущих доказать, что именно их страна внесла наибольшую ленту в окончательную победу.
Намерения сторон тоже были противоположными. Советские войска, обеспечив возрождение народной власти в Маньчжурии и Северной Корее, готовились к отходу на свою территорию. Американские войска, пользуясь покаянием вчерашнего непримиримого противника, планомерно овладевали ключевыми пунктами в собственно Японии и Южной Корее, оседая в них основательно и надолго. Несмотря на сопротивление народов, подобным образом действовали английские войска в Юго-Восточной Азии. На смену одних оккупантов приходили другие, не менее безжалостные и изощренные.
Мир продолжал удивляться былинному феномену Советов. Потеряв почти четырнадцать процентов населения страны и более трети национального богатства, Советский Союз вознесся на гребень военного могущества, демонстрируя величайшее единство помыслов и подлинный интернационализм «несвободных народов». Покоряла романтика его предначертаний. Неувядаемый дух патриотизма рвался ввысь, прославляя победителей, защитников новой жизни.
Что же касается использования вооруженных сил в Маньчжурской стратегической операции, то Красная Армия преподнесла предметный урок подлинного военного искусства как войскам Квантунской армии, так и войскам союзных держав, не очень-то преуспевшим до середины сорок пятого на Дальневосточном театре военных действий.
Урок состоял прежде всею в том, что в этой войне стратегические цели были достигнуты нашей армией в самом начале грандиозной операции. Это объяснялось четкой организацией взаимодействия между войсками Забайкальского, 2-го и 1-го Дальневосточных фронтов, Тихоокеанского флота и Краснознаменной Амурской военной флотилии по времени, объектам и рубежам наступления. Огромная масса войск, включающая все виды вооруженных сил, действовала как одно боевое объединение, в котором каждый вид решал свою задачу в интересах достижения общей, победной цели.
Важнейшей особенностью в частных наступательных операциях фронтов и армий было смелое массирование сил и средств на направлениях главных ударов. При общей протяженности фронта в Маньчжурии пять тысяч сто километров, активные наступательные действия велись только на двух тысячах семистах километрах, главные же группировки наносили удары на еще более узких участках. Забайкальский фронт— на трехстах километрах, 2-й Дальневосточный — на трехстах тридцати, 1-й Дальневосточный фронт — на двухстах километрах.
Фронт маршала Малиновского сосредоточил на направлении главного удара до семидесяти процентов стрелковых войск и девяносто процентов танков и артиллерии. Это позволило создать превосходство над противником: по пехоте — в 1,7 раза, в орудиях — 4,5, минометах — 9,6, танках и САУ — 5,1 и самолетах — в 2,6 раза. На участке прорыва войска маршала Мерецкова превосходили противника в людях — в 1,5 раза, орудиях и минометах — в 4,2 танках и САУ — в 8,1 раза.
Темп наступления советских войск оказался ошеломительным для командования Квантунской армии. Бронетанковые и механизированные соединения Забайкальского фронта покрывали до ста шестидесяти километров, в два раза превышая плановый среднесуточный темп наступления. На 1-м и 2-м Дальневосточных фронтах он также был довольно высоким, хотя и не превышал пятидесяти километров в сутки.
В Маньчжурской операции в полной мере воплотился тот огромный боевой опыт, который советское командование приобрело в бескомпромиссной борьбе с вермахтом на советско-германском фронте. Именно поэтому в ней ярко проявились такие черты полководческого искусства и военного мастерства, как высокий уровень стратегического планирования, организация внезапного и одновременного наступления трех фронтов, авиации, флота, войск ПВО и пограничных войск на различных стратегических направлениях. Для нее характерны также большая глубина фронтовых и армейских операций, широкий маневр с применением охватов и окружения группировок врага на разобщенных направлениях, использование танковых соединений для стремительного преодоления таежных, заболоченных и пустынно-горных районов.
С самой лучшей стороны в этой динамичной военной кампании проявили себя наши боевые командармы, прошедшие через горнило Московской, Сталинградской, Курской, Восточно-Прусской и Берлинской битв — генералы Белобородов, Данилов, Захватаев, Кравченко, Крылов, Лучинский, Людников, Манагаров и Чистяков, командующий советско-монгольской конно-механизированной группой генерал-полковник Плиев. Подстать им оказались и командармы-дальневосточники — генерал-лейтенанты Терехин и Черемисов.
Огромную роль в успешном завершении Маньчжурской операции сыграли партийные и комсомольские организации, а также армейские и флотские Военные советы, возглавляемые видными политработниками Красной Армии — генералами Шикиным, Тевченковым, Леоновым, Штыковым, Захаровым, Зайцевым и Яковенко. Целенаправленная работа партийно-политического аппарата обеспечивала высокий моральный дух личного состава войск, звала советских воинов как можно быстрее разгромить японского агрессора и обеспечить полную победу в Великой Отечественной войне.
Родина высоко оценила подвиг советских и монгольских героев в войне с Японией. Триста восемь тысяч солдат, цириков, матросов, сержантов, офицеров, генералов, адмиралов и маршалов были отмечены высокими правительственными наградами Советского Союза. В их числе был двадцать один генерал и офицер Монгольской народно-революционной армии. Девяносто три наших воина удостоились высокого звания Героя Советского Союза. Ими стали, в том числе, маршал Малиновский, адмиралы Кузнецов и Юмашев, генералы Антонов, Гнечко, Захаров, Здановнч, Иванов, Катков, Масленников, Олешев. Перекрестов, Савельев, Трушин и Черепанов.