Увы, радость побед в космосе омрачалась тяжестью потерь: в январе 1966 года не стало Сергея Павловича Королева. Однако дело, начатое им, продолжалось. Свидетельством тому был «Союз-1» — сверкающий солнцем на стапелях корабль совершенно новой конструкции.
Испытать его и предстояло полковнику инженеру Владимиру Михайловичу Комарову, опытнейшему из опытных.
И снова Юра находился на пункте управления, и снова разговаривал со своим товарищем. Владимир Михайлович докладывал с орбиты, что корабль ведет себя превосходно, системы управления — автоматическая и ручная — работают безотказно.
На девятнадцатом витке, выполняя команду с Земли, Комаров включил тормозную установку. И вскоре связь с ним оборвалась... Космонавт погиб почти у самой земли: отказала парашютная система.
...Бывают люди, которых невозможно не любить. Именно к таким относился Владимир Комаров: его запомнили, его окружили всенародной любовью еще в те часы, когда находился на орбите «Восход». Гибель Владимира Михайловича оплакивала вся страна.
Юра стоял возле урны с прахом героя, в кругу своих товарищей-космонавтов, и никто из них не скрывал слез. Что вспоминалось в эти минуты Юре? Может, долгие часы предполетной подготовки, занятия в классах и на тренажерах. А может, короткий разговор перед последним взлетом Комарова. «Знаешь, почему нас в космосе так тянет на Землю?»— спросил Владимир. Михайлович. «Почему?» — «Дети... Наши дети ждут нас на Земле...»
Многим, наверно, запомнилось, как к скорбной урне подошла немолодая женщина с букетом алых гвоздик. Это была вдова Валерия Павловича Чкалова — Ольга Эразмовна...
А жизнь продолжалась. Полет Комарова на «Союзе», оплаченный так дорого, не прошел бесследно. Именно на «Союзе» были совершены многосуточные путешествия в космосе. Именно «Союз-19», один из серии, ведомый Алексеем Леоновым и Валерием Кубасовым, совершил в июле 1975 года стыковку с «Аполлоном», экипаж которого составляли Томас Стаффорд, Вэнс Бранд и Дональд Слейтон...
* * *
Заключая эту главу, хочу напомнить, что и в должности командира отряда Юра, наравне с другими космонавтами, посещал классы и занимался на тренажерах: сам учился по обязательной для всех программе и других учил. В эти же годы был он слушателем академии и с отличием защитил диплом: было это 18 февраля 1968 года, в канун 50-летия Советских Вооруженных Сил, и Юра очень рад был тому, что совпали два праздника — День Советской Армии и его личный... Вел он и большую общественную работу. То есть, если хотите, трудился — на твердой земле — с космическими перегрузками.
И, сверх всяких норм, находил время для литературы, не только для чтения — для писания книг тоже.
ГЛАВА 6
У Шолохова
1
В 1967 году Юра гостил в Вешенской, у Михаила Александровича Шолохова. Стояла та пора, которую обычно называют «макушкой лета»: июль, знойные, с раскаленным добела солнцем в зените, полудни, коротко обрубленные тени деревьев, парная вода в тихом Дону.
И получилось так — кто-то не без умысла устроил,— что в то же самое время к Шолохову, по инициативе ЦК комсомола, приехала группа молодых писателей. Наших, отечественных, и из социалистических стран. Юра сразу оказался в обществе людей веселых и любознательных, общение с которыми доставляло ему откровенное удовольствие. Да и разницы в возрасте меж ними не ощущалось: молодые литераторы в большинстве своем были сверстниками Юры.
Михаил Александрович, встретив космонавта, заключил его в объятия, расцеловал и, отступив на шаг-другой, хитровато щуря глаза, заговорил словами старого Тараса из незабываемой повести Гоголя:
— А ну-ка, повернись, сынку, дай поглядеть на тебя — богатыря небесного...
Эти слова, ласковое внимание писателя растрогали Юру. Столько светлого и доброго в нашей семье связано было с именем Михаила Александровича Шолохова, со страницами его книг.
Первой из шолоховских книг вошла в наш дом «Поднятая целина». Не скажу теперь точно, откуда, с какой полки — библиотечной ли, магазинной — попала она к нам. А было это, думается, поздней осенью или зимой 1947 года, вскоре после моей демобилизации из армии. Память рисует мне такую картину. Вечер, тихий свет керосиновой лампы плавает в избе, не доставая углов. Юра с Борей сидят за столом, готовят уроки на завтра. Обстановка для занятий не очень-то подходящая: в избе грохот, перестук молотков — хоть уши затыкав, падают и падают удары на примитивные наковальни из обрубков рельсов. Время тяжелое, засуха и неурожай голодом прокатились по стране, а жить-то надо. И не просто жить — надо кормиться. Семья у нас немаленькая, эвон сколько ртов... А тут отец — то ли вызнал где, то ли услышал от кого, но заявился однажды с новостью: мол, на базаре большим спросом пользуются металлические цепи — покупают их привязывать скотину, собак. Раздобыл батя мягкой проволоки, наладил паяльник, втянул меня в компанию, и застучали мы молотками — целую неделю куем эти треклятые цепи, вяжем звенышко к звенышку, чтобы в воскресенье снести товар на рынок. «На выручку прикупим картошки, а то и муки — тогда оживем,— вслух мечтает отец.— Мальцов наших подкормим малость, а то смотреть на них больно: одни уши торчат».
Приходит с работы мама и, наскоро перекусив, садится в стороне от ребят, но поближе к столу, к свету лампы. В руках у нее, вижу, какая-то книга. Мама раскрывает ее, углубляется в чтение.
У нас с отцом своя грамота: все стучим молотками, и в голове уже звенит.
И вдруг я слышу не то приглушенное, сдавленное всхлипывание, не то короткий смех. Смотрю на маму: лицо ее грустно. От бати тоже не ускользнуло: задержал в воздухе поднятую с молотком руку.
— Ты чего, Нюш?
— Да как же, Лень,— отрывается мама от книги.— Занятно уж очень. Шолохов, читаю вот, про то время пишет, как колхозы создавали, про тридцатые годы. Там, на Дону, точь-в-точь все, как у нас в Клушине или в Шахматове, было.
— А как же иначе? Везде оно одинаково. Слезы-то чего точишь?
— Да так,— замялась мама.— Шаночку вот вспомнила.
— Какую еще Шаночку?
В мамином голосе — отчетливый укор отцу:
— Забыл ведь уже... Тебе-то, конечно, твой топор дороже коровы был. А была бы Шапочка теперь у нас — нешто знали бы мы голод?
И, не столько к отцу, сколько к нам — ко мне, к Юрке с Борисом адресуясь, рассказывает мама, что, когда поженились они с отцом, родственники с той и другой стороны, объединив усилия, подарили им телку. Со временем выросла из той телки корова Шаночка: столько давала молока, что ни у кого в селе больше не было, а уж такой ласковый и понятливый нрав имела — ни в сказке сказать, ни пером описать...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});