— Отнесешь нож и скажешь, что взял у меня? — Константин отпил глоток. — В легавые решил податься?
— Если даже и не скажу, то тебе от этого легче не будет. Мой сосед, которому ты пригрозил, уже час сидит у московского полковника и дает показания. Он, правда, кое-что напутал с татуировкой, но я думаю, что там разберутся. — Крючков взял себя в руки и стал говорить спокойно, так как понял, что криком он ничего не добьется.
Богданов налил еще рюмку, встал, с сожалением посмотрел на Степана.
— Ну что ж, я предполагал такой вариант. Идем. Нож в твоем гараже, отдам.
— За что вы хотели убить Лаврова?
— Это длинная история, да и не твоего ума дело.
Богданов пристально посмотрел на Степана, что-то обдумывая, допил свою рюмку, снова налил себе еще половину и, видно приняв решение, усмехнулся:
— Впрочем, если тебя интересует, расскажу. Обмолотили мы с парикмахером магазин, удачно. Едем домой, а нам навстречу постовой. Я говорю: «Отверни», а Серега прямо на него и сбил. Мы смылись, милиционер-то, наверно, отдал концы. Приехали домой, все хорошо, все спокойно. Стали прятать тряпки. Серега понес, а я остался у машины, а там товару — как на складе. Ну, смотрю, а мимо дружинник. Я поднял капот и делаю вид, что копаюсь в моторе, а он остановился, подошел ко мне и спрашивает, нет ли спички, ему, видите ли, прикурить надо. Я говорю — нет, а он снова пристает с вопросом: «Что, искра в баллон ушла? Может, помочь?» — «Да нет, говорю, спасибо, нашел уже эту проклятую искру». Он постоял, посмотрел, увидел тюки, спросил: «Что, в отпуск собираешься?» — «На юг, говорю, думаю махнуть, к морю». Ну, он и ушел. Хорошо, что Серега из гаража не вышел. А через день мы увидели, как он тебя, пьяного, тащил чуть ли не через весь город. Ты ведь наверняка разболтал ему про наши дела?… Не знаешь, какие? Удивительно!
Богданов открыл гардероб, не спеша надел темно-серый костюм, даже сунул в карман чистый носовой платок и предложил:
— Пошли.
Степан отставил, не пригубив, свою рюмку и вышел вслед за Богдановым. Они шли быстро. Пересекли несколько улиц, вышли в сквер, миновали беседку, где еще никого не было, и подошли к гаражам. Крайний слева, из ребристого железа, принадлежал Крючкову. Вернее, это был гараж его отца и достался Степану по наследству. После того как отец с матерью поехали в отпуск на машине и погибли в автомобильной катастрофе, гараж долгое время пустовал. Потом Степан, поддавшись уговорам Богданова, разрешил оставлять в гараже его «Москвич». Они перешагнули канаву, вырытую перед гаражом. Богданов открыл навесной замок, с трудом оттащил перекосившуюся дверь, и они вошли.
Машины Богданова в гараже не оказалось.
— Где же твой «Москвич»?
— Ты очень любопытный, Степа. Я же тебе говорил, что предвидел, что полковнику захочется встретиться со мной еще раз, ну, и на всякий случай приготовился.
В гараже было темно, и Крючков, нашарив выключатель, зажег свет.
Богданов стоял рядом и что-то обдумывал.
— Слушай, Степа, а зачем тебе все это нужно? Ты же сам влипнешь в нехорошую историю. Мы с Сергеем воры. Но и ты не лучше выглядишь: кто поверит тебе, что гараж уступил мне вот просто так? Если ты заглянешь сюда, в ремонтную яму, то увидишь краденые тряпки. Думаешь, тебе поверят, что ты об этом не знал? Помнишь, я твоей Ирке подарил платье, так ведь оно краденое. И свитер тебе отдал тоже краденый. А туфли черные с тупыми носами? А?
— Но ведь я же тебе платил за них деньги! — возмутился Крючков.
— Вот об этом-то никто и не знает. Будь уверен, сам на допросе я о деньгах твоих не вспомню. Может быть, тебе нужны гроши, Степа? У меня есть. Разойдемся по красивому.
— Отдай нож.
— Нож? Ну что ж, бери. Вон там, за верстаком.
Степан отодвинул верстак и увидел белую ручку ножа. Он нагнулся, хотел достать его, но в этот момент большой разводной ключ, который почему-то, называют французским, обрушился ему на голову. Богданов точно направил удар, но Степан, услышав сзади какое-то движение, инстинктивно обернулся, и тяжелый гаечный ключ только задел его. Крючков упал за верстак. Он слышал, как Богданов процедил сквозь зубы:
— Иди, гад, доноси, если сможешь! — и, выскочив из гаража, начал закрывать дверь.
Она не поддавалась, скрипела, а Степан постепенно приходил в себя. Вдруг его ладонь случайно нащупала ребристую рукоятку ножа. Крючков, шатаясь, поднялся, теплая густая кровь заливала глаза. Всем своим весом Крючков навалился на дверь, и дверь открылась. Впереди мелькнула фигура бегущего Богданова. Едва сдерживая крик от боли, охватившей голову, Степан бросился следом. Он бежал тяжело, одной рукой стирая кровь, в другой зажав нож.
Впереди показалась беседка. В ней уже собралось несколько парней, и с ними Зюзя; они столпились у стола, не замечая приближающихся Богданова и Крючкова, и тогда Степан закричал:
— Эй, Зюзя, держи его! Смотри, что гад со мной сделал!
Парни растерянно смотрели на окровавленного Крючкова. Потом бросились к Богданову. Тот кинулся в одну сторону, в другую, но к нему с разных сторон подходили люди. Тогда оп остановился, сунул руку в карман брюк:
— Не подходите. Всех перестреляю.
Ребята остановились, только Зюзя сделал несколько шагов вперед. Его опередил Степан. Продравшись сквозь кустарник, он прямо шел на Богданова.
— Не бойтесь. Нет у него ничего в карманах. При мне он одевался.
Зюзя схватил Богданова и обшарил его карманы.
Крючков тоже подошел к Богданову и резко рванул пояс его модных брюк, крючки и пуговицы посыпались в траву.
— Теперь не уйдет.
— За что он тебя? — спросил Зюзя, стягивая с себя рубашку. — Давай завяжу, а то смотреть на тебя страшно.
Пока Зюзя неумело обматывал Степану голову, тот объяснял:
— Вор он, да и подлец порядочный. Хотел смотаться, а меня подставить вместо себя. Я не соглашался, ну вот он и решил меня прибрать. Мало ему одного! Ну, пошли…
— Куда? — испуганно спросил какой-то паренек.
— Как — куда? В милицию, там его какой-то полковник ждет не дождется.
— А, из Москвы? Он у нас вчера был. Ничего мужик.
Вся ватага направилась в городской отдел, беседка опустела.
Богданов шел молча, обеими руками поддерживая спадающие брюки. Молча двигались остальные, только Степан изредка сквозь зубы стонал и ругался. Процессия с каждым шагом обрастала. Присоединялись знакомые и просто любопытные прохожие. Когда поравнялись с Дворцом культуры, кто-то предложил:
— Может, в дружину? А то Степану, чего доброго, не дойти.
Рогов, Звягин, Кудрявцев опешили, когда в их комнату ввалилась вся компания «беседочников». В комнате стало тесно. Степан положил перед собой нож и, опускаясь на стул, всей грудью навалился, прикрыл его. С усилием, превозмогая боль, прошептал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});