И вот тут я окончательно всё поняла. Мир приговорён и мои «дамские хотелки» присутствующих здесь мужчин и женщин совершенно не вдохновляют. Они попросту решили от меня избавиться, чтобы закончить начатое.
Обернулась к отцу, однако тот и не делал невинный вид, как остальные, зато ехидно изогнул бровь, прекрасно считав мои разъярённые мысли.
Сузила глаза, призывая Тьму Первозданную, а следом и Огонёк, который, как я надеялась, уже поддержал и напитал древнюю стихию собранной нами энергией. Кожа вспыхнула вязью древних символов, волосы пропитались силой, я выпрямилась, посмотрев на отца совсем другим взглядом, нечеловеческим. Я видела всё до мельчайших деталей, даже пылинки на его одежде, видела морских обитателей в высоченной стене воды, по–прежнему возвышающейся над храмом, ощущала исходящий от Ликса ужас, мрачное довольство Маэстро, злорадство тёмных дам и… невероятную гордость Рагнара. Он натурально едва не лопался от гордости за меня, хотя по внешнему виду ничего подобного нельзя было и предположить — выглядит скала скалой, как обычно.
Прислушалась к Маро, однако тот был в режиме непробиваемой стены, не желая подсказывать, как правильно действовать в непростой ситуации, хотя я точно знала: он меня отлично считывает. Может, и мысли читает, как отец, да только не признаётся. Ведь я недавно слышала его мысли и они были адресованы именно мне. Хотя, может, он думает, что у меня есть такой же дар, как у отца… Узнаю позднее.
Обвела взглядом присутствующих.
— Итак, вы решили уничтожить Као–сар–Ди, — произнесла я холодно и ровно, будто не испытывала злости по этому поводу. — Ликс, вели этому созданию передать ИМ оставшиеся скрижали, — распорядилась, ни на мгновение не сомневаясь, что морской змей отлично умеет общаться с древним чудовищем, а мой намёк поймёт правильно, ведь я смерти миру не желаю.
— Да, ваше высочество, — не стал спорить парень и обратился к подводному монстру на неизвестном наречии, после чего тот послушно выплюнул оставшиеся артефакты и замер, не желая покидать место, где вершатся судьбы выживших и всего Као–сар–Ди, хотя Ликс махнул рукой, явно отправляя его назад, в океан.
Я запретила себе проявлять нервозность, хотя безумно хотела покусать губы и прочистить горло кашлем, но раз уж меня тут испытывают на прочность со всех сторон, хотя бы внешне буду умничкой. А то, что творится внутри, некоторые присутствующие отлично считывают — слишком опытные и умные, мне пока до них далеко и, как бы я ни тужилась, как ни пыталась, всё равно в настоящий момент закрыться от них не смогу, значит, не буду тратить на это время и силы.
Ликс подошёл ко мне и замер, гордо подняв голову. Он так же, как и я, отлично понимал, что сейчас свершится страшное, и готов был умереть достойно. А я поняла, что даже через весь холод Тьмы не могу сдержать негативных эмоций. Что бы ни сотворила раса матери, мир и населяющие его жители ни в чём не виноваты, более того, они сами — жертвы. И тот же Ликс… Да, он не был абсолютным добром, наверняка совершал ужасные поступки, но он делал для своего родного мира то, что мог в сложившихся обстоятельствах, не сдавался. Даже сейчас он всё ещё надеется… на меня.
Я слишком часто обманывалась, слишком много доверяла людям и нелюдям, ошибалась в них, разочаровывалась, но сейчас, увидев ненавистного мной прежде няшку–обаяшку в истинном образе, ощутив безумно сложный коктейль его чувств, неожиданно успокоилась. По–настоящему. В один момент. Раз — и я словно другой человек, разумный, твёрдо уверенный в себе. И дело не в скользящей по венам Тьме, дело в том, что я чувствую, что права именно я.
Да, они — древние, опытные, сильнейшие, но отравленные жаждой мести, пропитанные ненавистью ко всему связанному с сайренами. Может, в их глазах я совсем дитя, но устами младенца, как говорят на Земле, глаголет истина, и сейчас я как никогда чувствую, что должна во что бы то ни стало отстоять свою позицию, любой ценой сохранить жизнь невиновным.
Обернулась к отцу. Мы познакомились недавно и провели совсем немного времени вместе, но только с ним я впервые в жизни почувствовала океан заботы, тепла и любви. Любви той уникальной, не требующей ничего взамен. Абсолютной, безусловной родительской любви, о которой столько мечтала. Не материнской, да. Но отцовской. Ничуть не менее значимой. В моём случае — единственно возможной.
Разве откажет он мне, если я попрошу? Он ведь чувствует мои эмоции и слышит мысли, знает, что я не капризничаю, как маленькая девочка, а искренне хочу спасти ни в чём неповинных созданий и прекрасный, наполненный силой мир, который не виноват в том, что его избрали сайрены для своего проживания.
— Подари мне этот мир, папа. Я хочу, чтобы он жил. Пожалуйста.
— Есть древний закон справедливой платы. Я готов отказаться от мести ради тебя, но ты должна заплатить тем, кто очистил этот мир от скверны, — не моргнув глазом, ответил повелитель огненных тёмных.
Ответ прозвучал так гладко, словно уже был заготовлен. Выходит, я права: меня слушали и услышали.
Кивнула папе, обернулась к Маэстро, тёмным дамам и Маро.
— Дядюшка мне всё простит, он меня любит, а ещё должен за спасение из плена, — произнесла с ехидной улыбочкой, которая превратилась в злорадную, когда тёмные брови рыжика взлетели в изумлении. — Маэстро удовлетворится артефактами сокровищницы сайрен и доступу к скрижалям, которые всё равно говорят только с Ликсом и местными, — проговорила уверенно, даже не представляя, откуда это знаю. — А нашим прекрасным дамам… — посмотрела на насупившихся и явно не удовлетворённых местью женщин, — я дам обещание возродить тёмный мир, в котором они смогут жить, не скрывая своей сути. Может, это произойдёт не так быстро, как хотелось бы, но я приложу все усилия.
Про себя добавила, зная, что папа продолжает слушать мои мысли: «Тебе ведь в любом случае нужен новый мир вместо разрушенного Луцана, а то странно быть повелителем огненных тёмных, не имея своего дома, верно? Вот, я тебе помогу. Могу у Рагнара попросить свадебный подарок — мы с ним полетаем и найдём мир–другой, только скажи».
От такого заявления бедный отец едва не потерял лицо. Он был в миллисекунде от неприличного хохота, но сдержался, а затем важно кивнул, подтверждая мои слова подданным.
«А мне всё больше нравится быть настоящей принцессой», — поделилась с Огоньком.
«Мне тоже это очень нравится. Особенно то, что Огонь повелителя будет править в своём мире, а я — в своём», — поделился счастливый Огонёчек. Видимо, всерьёз опасался, что я отдам его мир папе, и он лишится возможности быть главной стихией.
— Это прекрасное обещание, но я бы хотела увидеть смерть оставшихся сайрен, — прошипела Дженна.
— Нас полностью удовлетворит их казнь, — согласилась леди Ирис. — И новый мир нас также устроит.
— Принимай решение, дочь, — с мрачной улыбочкой проговорил отец. — Взялась командовать — доводи дело до конца.
Ну вот, приехали. А ведь была возможность смыться в Хрустальную башню… Но как жить, зная, что из–за твоей трусости разрушен целый мир, населённый живыми созданиями?
— Я многого не знаю, мне доступны лишь крохи информации о преступлениях сайрен, лично от их действий я почти не пострадала, возможно, даже больше приобрела. Говорить за другие расы, особенно учитывая, что их предводители не без греха, права не имею, потому выносить приговор считаю неправильным. Это ваша месть, ваше право, — тщательно подбирая слова, попыталась донести свою мысль до присутствующих. А затем посмотрела на Ликса. — Жители Као–сар–Ди согласны с вашей позицией по данному вопросу, верно?
Я перешла на официоз, поскольку так легче было воспринимать ситуацию. Как бы я ни хотела, но повелителей сайрен и их дочь никак не могла воспринимать совсем незнакомцами, чьи судьбы мне абсолютно безразличны. Во мне всё ещё тлели угли сожаления, ведь в глубине души я мечтала, что найду маму, обниму её, найду в ней и подругу и родственную душу. Я обожглась не раз, но не превратилась в бездушное обиженное существо, и сейчас мне было непросто.