сообщаю Вам...
17
Телефонограмма
Принята 13 часов 11 ноября 1923 года.
Бузыгин Влас рабочий службы тяги станции Користовка упал во время культработы с потолка депо означенной станции запятая разбился до полной потери трудоспособности запятая с переломом рук и ног точка Торжественные похороны с участием двенадцатого ноября 1923 года о чем известить всех рабочих.
За председателя месткома Помпон.
Лестница в рай. С натуры
Лестница, ведущая в библиотеку ст. Москва-Белорусская (1-я Мещанская улица), совершенно обледенела.
Тьма полная, рабочие падают и убиваются.
Рабкор
Рабочий Косин упал удачно. С громом приехал со второго этажа в первый, там повернулся на площадке головой вниз и выехал на улицу. Следом за ним приехала шапка, за шапкой — книжка «Война и мир», сочинение Л. Толстого. Книжка выехала горбом, переплет дыбом, и остановилась рядом с Косиным.
— Ну как? — спросили ожидавшие внизу своей очереди.
— Штаны порвал, — ответил глухо Косин, — хорошие штаны, жена набрала на Сухаревке, — и ощупал великолепный звездный разрыв на бедре.
Затем он поднял произведение Толстого, накрылся шапкой и, прихрамывая, ушел домой.
Вторым рискнул Балчугов.
— Я тебя осилю, я тебя одолею, — бормотал он, прижимая к груди собрание сочинений Гоголя в одном томе, — я, может, на Карпаты в 15-м году лазил, и то ни слова не сказал. Ранен два раза... За спиной мешок, в руках винтовка, на ногах сапоги, а тут с Гоголем, — с Гоголем да не осилить... Я «Азбуку коммунизма» желаю взять[156], я... чтоб тебя разорвало!.. я... (он терялся в кромешной тьме) ...чтоб вам с вашей библиотекой ни дна ни покрышки!..
Он сделал попытку ухватиться за невидимые перила, но те мгновенно ускользнули из рук. Затем ускользнул Гоголь и через мгновение был на улице.
— Ох! — пискнул Балчугов, чувствуя, что нечистая сила отрывает его от обледеневших ступенек и тащит куда-то в бездну.
— Спа... — начал он и не кончил.
Ледяной горб под ногами коварно спихнул Балчугова куда-то, где его встретил железный болт. Балчугов был неудачник, и болт пришелся ему прямо в зубы.
— ...Сп... — ахнул Балчугов, падая головой вниз.
— ...те!! — кончил он, уже сидя на снегу.
— Ты снегом... — посоветовали ожидающие, глядя, как Балчугов плюет красивой красной кровью.
— Не шнегом, — ответил Балчугов шепеляво (щеку его раздувало на глазах), — а колом по голове этого шамого библиотекаря и правление клуба тоже... мордой бы... по этой лешниче...
Он пошарил руками по снегу и собрал разлетевшиеся листки «Тараса Бульбы». Затем поднялся, наплевал на снегу красным и ушел домой.
— Обменял книжку, — бубнил он, держась за щеку, — вот так обменял, шатается...
Тьма поглотила его.
— Полезем, что ль, Митя? — робко спросил ожидающий. — Газетку охота почитать.
— Ну их к свиньям собачьим, — ответил Митя, — живота решишься, а я женился недавно. У меня жена. Вдова останется. Идем домой!
Тьма съела и их.
Сильнодействующее средство. Пьеса в 1-м действии
Если К. Войтенко не уплатят жалованья, пьеса будет отправлена «Гудком» в Малый театр, в Москву, где ее и поставят.
Действующие лица:
Клавдия Войтенко, учительница неопределенного возраста. В шубке и шапочке, в руках какие-то бумаги.
Крымский культотдельщик, среднего возраста, симпатичный. Одет в рыжий френч и такие же штаны.
Курьер из культотдела, 50 лет.
Сцена представляет кабинет крымского культотдела. Накурено, тесно и паршиво. Одна дверь. На первом плане стол с телефоном и чернильницей. Над столом три плаката: «Если ты пришел к занятому человеку — ты погиб», «Кончил дело — гуляй смело», «Рукопожатия отменяются раз и навсегда».
Культотдельщик сидит за столом и задумчиво смотрит в зрительный зал. У двери на стуле курьер. Полдень.
Курьер. О-хо-хо... (Кашляет.)
Пауза.
Дверь открывается, и входит Войтенко.
Курьер. Куды? Куды? Вам кого?
Войтенко. Мне его. (Указывает пальцем на культотдельщика.)
Курьер. Они заняты, нельзя.
Войтенко (застенчиво). Ну я подожду.
Курьер. Сядьте тут, только не шумите.
Войтенко садится на стул. Пауза.
Войтенко (шепотом). Чем же он занят? Никого нету.
Курьер. Это нам неизвестно. Может, они думают... Что к чему...
Пауза.
Войтенко. Мне, голубчик, на поезд надо. Опоздаю я. Может, ты б сказал ему...
Курьер. Ну ладно. Доложу.
Идет к столу и кашляет. Пауза. Кашляет.
Культотдельщик (очнулся). Уйди, Афанасий, ты мне надоел. (Задумался.)
Курьер (вернулся). Ну вот... я ж говорил... а ну вас к богу.
Войтенко (волнуется). Мне в Евпаторию надо, я опоздаю.
Идет к столу, кашляет.
Культотдельщик (рассеянно). Уйдешь ли ты, Афанасий? (Поднял глаза.) Пардон! Вы ко мне?
Войтенко. К вам, извините...
Культотдельщик. С кем имею честь?
Войтенко (приседает). Позвольте представиться: учительница школы ликбеза на ст. Евпатория Южных железных дорог Клавдия Войтенко, урожденная Манько.
Культотдельщик. Тэк-с. Что же вам угодно, урожденная Манько?
Войтенко (волнуется). Изволите ли видеть, я еще за август сего года жалованья не получала.
Культотдельщик. Гм... Какая история! Вы, наверное, списков не прислали.
Войтенко (устало). Какое там не прислали! Присылали. (Вертит какие-то бумаги.) Список прислали, и профуполномоченному нашему евпаторскому я говорила... двадцать раз.
Культотдельщик. Гм... Аф-фанасий!
Курьер. Чего изволите?
Культотдельщик. Потрудись узнать, где список на жалованье урожденной Манько!
Пауза. Курьер возвращается.
Курьер. Нету урожденной... (Кашляет.)
Культотдельщик. Ну вот видите!
Войтенко. Позвольте, что ж я вижу? (Волнуется.) Это вы должны видеть! Если у вас пропадает...
Культотдельщик. Виноват-с... Прошу быть осторожнее. Это вам не Евпатория.
Войтенко (начинает плакать). С... августа... месяца... сего бегаешь... ходишь... ходишь...
Культотдельщик (растерялся). Прошу не плакать в присутственном месте.
Курьер. Наплачут полные комнаты, а вытирать мне... Только и делаешь, что с тряпкой бегаешь. (Ворчит неразборчиво.)
Войтенко рыдает.
Культотдельщик. Прошу вас успокоиться!
Войтенко рыдает.
Культотдельщик. Подайте другие списки!
Войтенко (сквозь бурные рыдания). Я на вас жалобу подам в Ка-ка.
Культотдельщик (обиделся). П-пожалуйста... Хоть в Ка-ка, хоть в Ре-ка-ка. Не испугаете!
Войтенко. В «Гудок» напишу!! Как вы...
Культотдельщик (бледный как смерть). Виноват... Хе-хе. Зачем же так? Э... Спешить? Афанасий!! Стакан воды урожденной Манько. Присядьте, прошу вас. Хе-хе, экая вы горячка!.. Сейчас... Фрр! Фрр! «Гудок»! Афанасий! Сбегай к Марь Ивановне. Скажи, чтоб был список. Со дна моря чтоб его достала. Хе-хе. Знаете ли, бумаг целая гибель, голова кругом идет.
Войтенко просыхает, вытирает глаза платочком.
Курьер