Стражник, превозмогая ужас, пытается сопротивляться, теребит амулеты.
– Изыдите, бесы…заклинаю…
Другой демон, что повыше, поднимает левую руку, и на ней вырастают загнутые огненные когти.
– Говори, падаль, – его шепот пугает сильнее, чем обещание мелкого демона съесть печень. Пылающие когти приближаются к глазам. Стражник не выдерживает.
– Вам туда, направо и вниз!
– Пошел вперед! Покажешь дорогу.
Взволнованный шепот в темноте:
– Брат, надо спросить его, где тут заклинатели Идущих в Рай! Надо спасти Мисук!
– Ничего с ней не сделается, балда – она же фея! Надо скорее вызволить Кима, пока не поздно. Когда я понял, откуда он меня позвал…
Вот и дверь темницы.
– А этого куда девать?
Бесчувственный голос, полудетский, а потому особенно жуткий:
– Никаких свидетелей.
– Пощадите!
– Никто не должен узнать, что мы здесь были. Пусть считают, что Кима освободили демоны.
Дружное сдавленное хихиканье.
– Ха-ха… и будут недалеки от истины.
И снова вспышка металла и хруст костей…
Хвараны ворвались в темницу. Свет им был не нужен – все они прекрасно видели в темноте.
– Тьфу, дрянь, здесь всё в какой-то отраве!
– Это заговоренная вода. Отпусти своих боевых духов, Мик – они нам больше не понадобятся. Кима здесь нет…
Хвараны с недоумением переглядываются. Камера заперта снаружи. Вот колодки – тоже замкнуты. В камере стоит удивительный, неуместный запах нагретой земли и скошенного сена…
Глубокой ночью во дворце Вольсон никто не спал. Шум, суета, беготня, огни факелов и лязг оружия… Только на женской половине было тихо. Потрескивая, горел светильник. В полутьме на кровати лежала Мисук. Рядом с ней сидела Солле, с тревогой вглядываясь в лицо феи. Лицо было спокойным и даже не очень бледным, но каждым мгновением из него что-то уходило. Нечто неопределимое, сияющее, юное и вечно живое – то, что делало Мисук бессмертной…
«Не приведите боги совершить ошибку… Да, она не человек, но кто сказал, что все нечеловеческое – это зло? Разве так учили меня сестры в общине? Нет, Проводник приведет в Землю Радости всех, кто за ним пойдет – вот что они говорили. А здесь, в Сонаке, только и твердят – скоро мир будет освобожден от нечисти, и наступит эра Чистоты. Но если все будут очищены здесь, кого Проводник поведет за собой по небесной лестнице?»
Язычок пламени затрепетал на фитиле. Солле оглянулась, думая, что кто-то вошел, однако позади нее никого не было. Со вздохом она повернулась обратно, и замерла. Перед ней, по другую сторону кровати, стояли два человека. Или… не человека? Духи? Небожители? Силуэты казались нечеткими в полутьме, и расплывались при попытке рассмотреть их.
– Монахиня нас видит, – сказал худощавый мужчина в одежде бродячего знахаря.
– Ну и что? – проворчала косматая старуха, в которой кто угодно опознал бы горную отшельницу. – Что она видит такого особенного, скажи на милость? Духи забирают фею в мир иной, только и всего. Эх, дочка! Говорила я ей: «Забудь ты этого мальчишку, ничего, кроме бед, он тебе не принесет!» И как в воду глядела…
«Пожалуйста, духи, ради Кима – не забирайте ее!» – хотела произнести Солле, но язык у нее словно примерз к небу. Мужчина в одежде бродячего знахаря наклонился к постели и взял Мисук на руки.
– Я обещала тебе ее отдать, и отдаю, – сказала старуха, – но только ради ее же блага. Если ты меня снова обманываешь и не сумеешь исцелить ее – ты знаешь, на что я способна…
– Никто, кроме меня, ее не спасет, – самоуверенно сказал знахарь.
Теперь гости из мира иного удалялись. Они уходили в глубину комнаты и таяли в ночной темноте. Солле изумленно смотрела на пустую кровать. Разве эти двое пришли не за душой умирающей феи? Зачем они унесли ее во плоти?
«Да они же просто украли ее! Никакие это не духи!» – поняла вдруг Солле. Она хотела вскочить, поднять тревогу, но не смогла шевельнуть и пальцем.
Силуэты странных гостей уже исчезли. Из пустоты доносились удаляющиеся голоса.
– Уж больно много на себя берешь! Убивать и исцелять – не одно и то же!
– Ты собираешься учить меня колдовству, Ямэн? Сила, которая сейчас в моем распоряжении, способна и убивать, и исцелять. Посмотри на меня – она вернула мне пятнадцать лет жизни. Правда, перед этим чуть не прикончила. Как-нибудь при случае я расскажу тебе, как это произошло…
Глава 39. Прикосновение к силе
Небо было синим и глубоким в вышине, но солнце садилось в тучи, предвещая ненастье. Кагеру задвинул летние ставни, чтобы не летела на свет мошкара; раздул угли жаровни, зажег масляный светильник и поставил его на коротконогий письменный столик. Кроме светильника, там стояла только небольшая коробочка. Огонек отражался в ее ребристых плетеных боках, отбрасывал на стол дрожащую тень. От коробочки слабо пахло морем. Мокквисин сел на циновку и уставился на плетенку неподвижным взглядом. Он сидел так, словно изваяние, пока не погасло золотое сияние гор и все пространство от земли до неба не стало одинаково черным.
Кагеру размышлял.
С памятного представления, устроенного Сахемоти, прошли месяцы, а разговоры всё не прекращались. После того, как огромная волна уничтожила всю правящую верхушку, слишком многое поменялось на островах Кирим. Назначенный империей новый наместник, прибыв в провинцию, обнаружил, что в столице царит разброд и шатание умов. Старая династия погибла, и на ее место предъявлял претензии опальный род Аозора. Претензии были, разумеется, отвергнуты, после чего вся южная часть архипелага оказалась на грани мятежа. Причем, по всем признакам, мятеж готовился уже давно.
Словом, у властей провинции Кирим было слишком много забот, чтобы преследовать одного старого и больного мокквисина в его уединенном лесном логове. И, конечно, никто не обратил внимания на двух молодых паломников, посетивших Сасоримуру спустя месяц после гибели театра.
Мокквисина смутил и встревожил внезапный визит. На обещанную когда-то награду он, естественное, не рассчитывал, но втайне надеялся, что о нем забудут. Ведь Сахемоти добился того, чего хотел.
Вот только чего он все-таки хотел?
Кагеру считал, что правильно сделал, что скрылся, не дождавшись конца представления. Там, где начинают выяснять отношения боги, смертным делать нечего. Но из-за этого, как ни совестно было ему самому себе признаться, он так до конца и не понял, зачем Сахемоти понадобилась вся эта показуха с театром. Ритуал – безусловно, но с какой целью? Кагеру подозревал, что этого не знает даже младший брат Сахемоти. Бог-дракон использовал в своих интересах как смертных, так и собратьев-богов безо всяких зазрений совести. Мокквисин допускал также, что целей было несколько и ловкач Сахемоти убил одной стрелой не двух, а целый выводок зайцев. Бог-дракон удачно совершил массовое жертвоприношение самому себе, одним ударом уничтожил проимперский клан Касима, заодно собрал под свою руку ораву уцелевших киримских богов и полубогов… Но все это были второстепенные успехи, приятные побочные эффекты.