Читать интересную книгу Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Фрэнсис Дик

— Тебе что-то нужно, Барт? — спросил я.

Он по-прежнему ничего не говорил. Я подумал, что он, похоже, не может найти слов, чтобы выразить все, что он обо мне думает. Похоже, я начал привыкать к ненависти.

— Подожди, — справился он наконец с голосом. — Я тебя достану.

Будь у него нож и будь мы один на один, я бы не повернулся к нему спиной и не пошел прочь.

Тут был и лорд Уайт, глубоко погруженный в оживленный разговор с распорядителями — членами клуба. Он метнул на меня быстрый взгляд и словно бы поморщился. “Наверное, — подумал я, — он никогда не будет чувствовать себя при мне уютно. Никогда не будет уверен в том, что я промолчу. Никогда не будет хорошо относиться ко мне из-за того, что я знаю”.

“Ему долго придется сживаться с этим, — подумал я. — Так или иначе, но мир скачек навсегда останется моим миром, как и его. Неделя за неделей он будет видеть меня, а я — его, пока один из нас не умрет”.

Виктор Бриггз ждал на парадном круге, когда я вышел, чтобы скакать на Корал-Кее. Тяжелая фигура в широкополой шляпе и длинном синем пальто. Мрачный, неразговорчивый, угрюмый. Когда я вежливо коснулся кепи, он ничем мне не ответил, только по-прежнему безо всякого выражения посмотрел да меня.

Корал-Кей был белой вороной среди лошадей Бриггза. Стиплер, новичок-шестилетка, купленный в охотничьих угодьях, когда он начал показывать успехи в стипль-чезе. Великие скакуны прошлого начинали так, — вроде Оксо или Бена Невиса, которые оба выиграли Большие национальные скачки, и хотя Корал-Кей вряд ли был такого класса, мне казалось, что и он тоже предчувствовал хорошее. Я никоим образом не собирался ломать его карьеру в самом начале, какие бы распоряжения мне ни давали. И в мыслях своих, и всем своим видом я нагло показывал его владельцу, что он, мол, не желает, чтобы его конь выиграл заезд.

Но он не сказал этого. Он вообще ничего не говорил. Он просто, не мигая, смотрел на нас и молчал.

Гарольд суетился вокруг, словно движение могло развеять тяжелую атмосферу между владельцем лошади и жокеем. Я сел верхом и поехал к старту, чувствуя себя так, будто нахожусь в сильном электрическом поле.

Искра... взрыв... может, это и ждет меня впереди. Гарольд это почувствовал. Гарольд был обеспокоен до самой глубины своей буйной души.

Может, это будет последний мой заезд для Виктора Бриггза. Я встал в линию на старте, думая, что ничего доброго из таких раздумий не выйдет. Все, что мне нужно, — так это сосредоточиться на предстоящем деле...

Холодный пасмурный ветреный день. Хорошая земля. Семь других участников, ни одного выдающегося. Если Корал-Кей будет прыгать как тогда, когда я его тренировал дома, то у него хорошие шансы.

Я надел очки и подобрал повод.

— Давайте, жокеи, — сказал стартер. Лошади медленно приблизились к ленте и выстроились, и, когда ворота упали, взяли с места. Тринадцать препятствий, две мили. “Скоро я пойму, — уныло подумал я, — готов я к скачкам или еще нет”.

Важно заставить его прыгать правильно. В этом я был силен. Это мне всегда больше всего нравилось. Семь препятствий, тесно расположенных в дальней части ипподрома... Если правильно взять первое, то и остальные возьмешь, но зачастую, если тормознешь у первого, то это приведет к семи грубым ошибкам и огромной потере в расстоянии.

После старта сначала были два препятствия, затем подъем мимо трибун, поворот на вершине холма, препятствие на спуске, то самое, где я сбил с шага Дэйлайта. С Корал-Кеем проблем не было — он все прошел чисто. Затем быстрый поворот направо к семи опасным препятствиям, и если я проиграю хотя бы один корпус, стараясь правильно вывести Корал-Кея на первое препятствие, то к седьмому я потеряю целых десять.

Слишком быстро для того, чтобы ощутить удовлетворение. На длинном нижнем повороте Корал-Кей шел вторым, переводя дыхание. Еще три препятствия... и длинный подъем к финишу.

Между последними двумя препятствиями я сравнялся с лидером. Мы взяли последнее препятствие бок о бок, между нами ничего не было. Помчались вверх по холму, вытягиваясь, летя… Я сделал все, что мог.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Другая лошадь выиграла у нас два корпуса.

— Он хорошо бежал, — поглаживая Корал-Кея, чуть опасливо сказал Гарольд в паддоке. Виктор Бриггз промолчал.

Я стащил с лошади седло и пошел взвешиваться. Выиграть я никоим образом не мог. У другой лошади много что было в запасе, чтобы побить мою. Она была сильнее Корал-Кея и быстрее. Но я не мог чувствовать себя плохо. Я ничего не сбил, не сделал ошибок при прыжке через препятствие. Я просто не победил.

Мне нужно было собраться с силами для разговора с Виктором Бриггзом, но сил не было.

Если жизнь бьет тебя в зубы, заказывай коронки.

Я выиграл другой заезд, не слишком значительный, разве что для владельцев, квартета развеселых бизнесменов.

— Чертовски здорово, — говорили они, — чертовски здоровская скачка!

Я увидел, что Виктор Бриггз злобно пялится на меня, стоя шагах в десяти. Знал бы он, сколько я отдал бы за то, чтобы поменять эти два результата местами!

* * *

— Как я вижу, победила не твоя лошадь, — сказала Клэр.

— Да.

— И что это значит?

— В понедельник узнаю.

— M-м. Ладно, проехали.

— Легко, — ответил я. Я смотрел на элегантное темное пальто, белую шляпку, похожую на гриб-дождевик, на высокие блестящие сапоги. Я смотрел в большие серые глаза, на милый рот. “Невероятно, — подумал я. — Как странно осознавать, что тебя у весовой ждет кто-то такой... Так отличается сегодняшняя дорога от обычного одинокого возвращения домой. Словно камин в холодном доме, словно сахар в клубнике”.

— Ты будешь не очень против, — сказал я, — если мы сделаем крюк и завернем проведать мою бабку?

* * *

Старухе было заметно хуже.

Она уже не сидела более-менее прямо, а бессильно лежала на подушках. Казалось, даже ее глаза утратили силу. В них не было упрямства и злобы, они уже не сверкали, словно бусинки.

— Ты ее привез? — спросила она.

Опять тебе ни “здравствуй”, ни “пожалуйста”. Может, ожидать от нее перемен в душе из-за перемен телесных было ошибкой. Может, изменились мои чувства к ней... но лишь ее ненависть ко мне оставалась прежней.

— Нет, — ответил я. — Не привез. Она пропала.

— Ты сказал, что найдешь ее.

— Она пропала.

Она слегка закашлялась, дергая тощим подбородком. На мгновение закрыла глаза, затем снова открыла. Слабая рука конвульсивно вцепилась в простыню.

— Оставьте ваши деньги Джеймсу, — сказал я.

Она покачала головой — в этом движении еле заметно отразилось ее непроходящее внутреннее упрямство.

— Тогда отдайте на благотворительность, — сказал я. — Приюту для собак.

— Ненавижу собак, — слабым голосом ответила она. Но уж решительность ее не была слабой.

— А как насчет спасательных шлюпок?

— Ненавижу море. Тошнит.

— На медицинские исследования?

— А мне от них лучше стало, что ли?

— Ладно, — медленно проговорил я, — а как насчет какой-нибудь религиозной организации?

— Ты спятил? Терпеть не могу религию. От них сплошные неприятности. От них войны. Ни пенни не дам.

Я без приглашения сел в кресло.

— Могу я что-нибудь для вас сделать? — спросил я. — Кроме поисков Аманды, конечно. Принести чего-нибудь? Вы чего-нибудь хотите?

Она еле слышно фыркнула.

— Не думай, что сможешь умаслить меня, чтобы я оставила тебе хоть какие-нибудь деньги. Не собираюсь.

— Я и подыхающей кошке принес бы воды, — сказал я. — Даже если бы она вцепилась мне в физиономию.

Она так и застыла с разинутым ртом.

— Как... ты... смеешь?

— А вы как смеете думать, что я ради ваших денег хоть пылинку сдую?

Рот ее вытянулся тонкой линией.

— Вам что-нибудь принести? — снова сказал я, не меняя тона. — Вы чего-нибудь хотите?

Она несколько секунд не могла ответить. Затем сказала:

— Уходи.

— Ладно, через минуту уйду, — сказал я. — Но я хочу предложить вам кое-что другое. — Я чуть-чуть подождал, но, поскольку она не стала сразу же возражать, продолжил: — На случай, если Аманда когда-нибудь отыщется… почему бы вам не написать на нее доверенность? Пусть капитал будет связан с кучей опекунов. Сделайте так, чтобы она сама никогда не могла бы получить эти деньги на руки... и никто из тех, кто охотился бы за ее состоянием. Сделайте так, чтобы никто, кроме Аманды лично, не мог бы получать от этого прибыль... пусть доходы выплачиваются только по указанию опекунов.