Читать интересную книгу Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Вот кончим разговаривать, и сразу же — туда, я уже облачился в махровый купальный халат, правда, он мне короток.

— Это для девочек. В гимнастическом зале есть синие.

— А что там с мальчиками Эль-Пасо, Рудж?

— Они хотят заполучить весь этот чертов рынок кожаных седел, который охватывает не только фальшивые ранчо в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, но и развеселые охотничьи клубы на западе Джерси и в Новой Англии.

— При всем своем уважении к тебе, Рудж, я должен сказать, что, по-моему, лошади — это нечто вроде вестернов, понимаешь? И седла, вероятно, как у ковбоев, то есть того же типа, что и в этих фильмах.

— Ну, это ты чушь несешь, Вин! Большая часть седельного бизнеса сосредоточена в Бруклине и Бронксе. Дай только этим чертовым сельским молокососам свободу, уступи им один дюйм, и они встанут у тебя на пути, а этого мы не можем терпеть.

— Понятно. Клянусь духом почившей моей матушки, я не буду тебе мешать.

— Твоя мама не умерла, Винни. Она в Лодердейле.

— Ну это ж просто так говорится, кузен!

— Эй, Вин, знаешь что? Завтра я собираюсь на заупокойную службу по тебе. Каково это, а?

— Ты будешь обо мне говорить?

— Конечно нет, черт возьми! Я ведь мелкота. А вот кардинал собирается произнести несколько слов. Слышишь, Винни, сам кардинал!

— Я его не знаю.

— Звонила твоя мама. Она вся в слезах. Говорила, что это для нее большое потрясение.

— Еще большим потрясением будет для нее мое воскрешение из мертвых. Еще раз благодарю за крышу над головой, Руджино...

Направляясь в маленький изысканный гимнастический зал, где он ни в коем случае не собирался дотрагиваться до приспособлений для подводного плавания, будто, прикоснувшись к ним, мог заразиться триппером, Манджекавалло помедлил под розовой люстрой, размышляя о позавчерашнем телефонном разговоре с Руджино. Воспоминание об их беседе, вызванное убранством, схожим по цвету с пасхальным яйцом, подсказало Винсенту мысль о телефонном звонке, который ему предстояло сделать. Это был не тот звонок, мысль о котором переполнила бы его радостью, но без него нельзя было обойтись, и, возможно, получив по телефону информацию, он ощутил бы себя таким же счастливым, как честный игрок-любитель, сорвавший неожиданно банк в Вегасе. Но тут была одна зацепка. О том, что он жив и по-прежнему дергает за ниточки, знал весьма ограниченный круг людей, включая этих ничтожеств с Уолл-стрит, посвященных Тушей в реальное положение вещей, но они будут держать рты на замке, а если нет, то позже им придется влачить жалкое существование в трущобах, без денег, которые они рассчитывали заработать. Естественно, в курс дела был сразу же введен и его кузен Руджино, поскольку Винсент нуждался в надежном укрытии, где он смог бы отсидеться, пока не придет для Смитингтона-Фонтини время извлечь его из укрытия и доставить на один из островов архипелага Драй-Тортугас — в место чудесного «спасения» первого разведчика страны.

Но Абул Хаки не входил, как оно и должно было быть, в число лиц, осведомленных об истинной ситуации. И тем не менее он был нужен. Действуя в сфере международных финансов, Абул так же не брезговал ничем, как и Иван Саламандер. Имелось одно обстоятельство, делавшее его особо опасным или особо удачливым — в зависимости от точки зрения, и заключалось оно в том, что Хаки не был гражданином Соединенных Штатов и не знал себе равных по числу принадлежавших ему оффшорных холдинговых компаний[168], многие из которых были зарегистрированы на Багамах и Каймановых островах, где он слыл самым богатым человеком с тех дальних времен, когда наиболее везучие пираты закапывали на берегах Карибского моря по паре тысяч сундуков. Кроме того. Хаки, араб из одного из эмиратов, которые Вашингтон всегда пытался прибрать потихонечку к рукам, обеспечил себе систему зашиты внутри страны, что стало возможным после того, как правительство закончило тайные переговоры с политически непопулярными лицами. С теми, например, кто мог взять на себя посреднические функции при обмене нескольких тысяч ракет и Библии короля Якова на троих заключенных и проститутку из Дамаска. Короче, Абул Хаки олицетворял собою саму безнаказанность.

Когда Манджекавалло узнал о неафишируемых верительных грамотах Абула, то вступил к обоюдной выгоде с арабом в контакт. Хаки вложил немало средств в торговый флот и танкеры, обслуживавшие многочисленные порты, куда доставляли порой нечто большее, чем нефть, и после нескольких неприятных для предпринимателя инцидентов в ряде мест Винни дал понять Абулу, что он и его друзья кое-что значат в доках «от Нью-Йорка до Нового Орлеана, а также во всех промежуточных пунктах, в общем, все под контролем, мистер Коки».[169]

Сметливый араб поспешил представиться Винни:

— Хаки, мистер Манджекью!

— Манджекавалло.

— Я уверен, что мы запомним имена друг друга.

— Так оно и произошло. И, как принято говорить, одно потянуло за собой и другое, включая некоторые финансовые услуги, которые Абул оказывал своему другу Винсенту. И когда доны в трех штатах и Палермо решили твердо, что Манджекавалло должен вступить в борьбу за пост директора ЦРУ, Винни отправился к Хаки.

— У меня проблема, Абул. У донов прекрасные идеи, и это хорошо, но они не особенно разбираются в деталях, и это плохо.

— В чем проблема, мой дорогой друг, зоркий и быстрый, словно сокол пустыни, где, по правде говоря, сам я не бывал: слышал, там слишком жарко?

— Проблема в том, приятель, что и тут стало жарко... У меня достаточно бабок, разбросанных по всей стране и записанных на разные имена. Как только получу я эту работенку в Вашингтоне, а я ее получу, у меня не будет возможности летать по всем двадцати двум штатам, собирая свои деньги, большую часть которых я предпочитаю хранить конфиденциально.

— Думаю, не большую часть, а все без исключения.

— Ты прав.

— А у тебя есть депозитные книжки?

— Все четыре тысячи двести двенадцать. — Винни позволил себе загадочную улыбку.

— Ах, взгляд верблюда подмечает больше, чем может он вместить в несколько своих желудков!

— Думаю, что-то в этом роде и со мной.

— Ты мне доверяешь, Винсент?

— Несомненно, точно так же, как и ты мне. Ясно?

— Вполне. Собака бедуина машет хвостом, радуясь тому, что осталась в живых... А ты встречал когда-нибудь бедуина? Впрочем, это не важно. Позволь лишь заметить тебе, что когда они появляются на рынке, то само небо содрогается от их запаха.

— Ну так что же насчет депозитных книжек?

— Возьми их несколько дюжин, сделай запись о закрытии счета, поставь подпись и принеси мне. У меня на службе стоит один художник, настоящий талант. Ему ничего не стоит подделать любую подпись, что здравствующего поныне, что усопшего с миром. Он много раз демонстрировал свое мастерство с немалой выгодой для себя. Я сам займусь твоими финансами, Винсент. Средства твои, как это уже бывало не раз, мы положим на анонимный счет в соответствующий банк, а следить за соблюдением им обязательств будет одна из самых уважаемых юридических фирм Манхэттена.

— И что же, я должен доверить тебе все деньги?

— Не глупи. Речь может идти лишь о сумме, соизмеримой с доходами довольно удачливого импортера. Остальные деньги ты будешь крутить сам. Поверь мне, тебе удастся значительно преумножить их, и к тому же без всякого бумажного следа.

Итак, Абул Хаки, став неофициальным менеджером Манджекавалло, оперировал примерно четырьмя миллионами на рынке и всемерно большими суммами, вложенными в оффшорные холдинговые компании за рубежом. И тем не менее на этот раз не их взаимовыгодная дружба и не оказанные ему арабом услуги побуждали Винсента связаться с Абулом. Для Винни в данный момент первостепенное значение имело то обстоятельство, что Хаки досконально знал обстановку на биржах всего мира — во всяком случае, лучше всякого другого из окружения Манджекавалло: всю необходимую информацию добывал окольными, незаконными путями, а если что-то и не удавалось заполучить, то отсутствие дополнительных данных вполне компенсировалось его интуицией и тончайшими познаниями в области финансов. И, кроме того, что также немаловажно, Абул Хаки умел хранить тайну, как никто другой: это было условием его собственного выживания, зависевшего от воли других, не говоря уже о собаке бедуина.

— Не могу поверить в это! — вскричал Хаки, находившийся в тот момент в Монте-Карло, когда Винсент назвал ему одно из своих закодированных имен, которым он пользовался в разговоре с арабом.

— И все же поверь, Абул. Подробности потом...

— Неужто ты не понимаешь? Я перевел через свой офис в Нью-Йорке от себя лично и от имени правительства Израилю десять тысяч долларов на венки для вчерашней похоронной церемонии.

— Но зачем?

— Видишь, мне уже доводилось заработать шекель[170]-другой через Ликуд[171], и, ставя свое имя рядом с именами израильтян, я рассчитывал, что это поможет мне в будущих моих сделках.