Стикур осторожно приоткрыл заплывшие глаза и попытался сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь. Не получилось, то ли в камере было слишком темно, то ли опухшие веки не хотели приподниматься. Связанных над головой рук герцог практически не чувствовал, только какой-то жуткий огненный сгусток от локтей до того места, где по идее должны быть запястья и кисти. Все тело болело, значит, по крайней мере, он был жив. Били Стика долго и со вкусом, потом, кажется, не только били, но подробности истязаний он не запомнил. В память врезалось только надменное лицо Дениса, огонь и обещание, что он, Стикур, еще будет кричать и молить о пощаде. Герцог только плюнул в нахальную физиономию, не подозревая, насколько бывший жених рыжей прав. Ненавидя себя за слабость, Стик орал и просил о пощаде, а потом привели Олю и заставили смотреть. От этого унижение было значительно сильнее. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее лица, только вот мольбы и обещания сделать все ради его спасения он слышал. Уши заткнуть случая не подвернулось.
Это он должен был ее вытащить, а не она обещать своему жениху всякие мерзости. Впрочем, Денис на причитания Оли обращал мало внимания, заявив, что и так получит все сполна. И пытки возобновились. Время и пространство перестало существовать, остались лишь боль и отчаяние. «Только бы быстрее умереть, — крутилось в голове, — быстрее бы все эти мучения закончились». Невозможно терпеть, горло раздирает от крика. Кажется, голос пропал совсем, по крайней мере, вместо вопля вырывался лишь хрип. И уже все равно, что больше не будет ничего. Не имеет значения, что Ольга останется здесь. Стало безразлично, что с ней случится. Главное, чтобы боль отступила. Наверное, он слишком слаб, он не может вынести. Не хочет терпеть. Кажется, он обещал, что отдаст все состояние в обмен на прекращения пыток, и Денис со смехом согласился, но боль не прекратилась. Палач с усмешкой сказал, что вернется к этому вопросу чуть позже, чтобы у Стика не возникло соблазна что-либо утаить.
Потом он, кажется, отключился и очнулся в тишине и темноте. Не было ни мучителей, ни Оли. Если увидеть девушку герцог уже не рассчитывал, то в том, что Денис вернется, не сомневался. «Может, меня найдут? — Тоскливая надежда попыталась просочиться в сердце, но голос разума тут же невозмутимо ответил: — А кто? Тебя всегда готовы были прикрыть твои солдаты, которым сейчас никто не отдаст приказ. Дир — его нет в живых и Дерри — о его судьбе ничего не известно. Ты — один и никому не нужен, ты сдохнешь здесь тогда, когда этого захочет Денис. Ты ничто, слабая, жалкая тварь, стонущая от боли и вымаливающая пощаду!»
Когда с грохотом открылась дверь в камеру, Стикур даже не повернул голову. Зачем? Смысл?
— Стик? — Голос Оли казался невозможным диким сном. Обманом. Поэтому парень плотнее прикрыл глаза, не желая расставаться с иллюзией. — Эй, очнись! Очнись, мы сейчас тебя освободим.
Слова трудно доходили до сознания. Молодой человек испуганно дернулся в сторону, когда чьи-то руки коснулись изувеченного лица. Все это — сон, неправда.
— Быстрее! — Еще один голос герцог не смог узнать. Он тоже был женским, но незнакомым. Сильным и властным. — Скорее снимай его. Ключ-то подходит?
— Вроде бы.
Герцог сквозь мутнеющее сознание отметил, что Оля плачет. По крайней мере, всхлипывания были значительно внятнее, нежели речь.
— Чего тогда медлишь, открывай быстрее, ты что, не видишь, в каком он состоянии? Чем быстрее мы его отсюда заберем, тем для него же лучше. Торопись!
— Не могу, его руки… да и вообще, он не сможет стоять! — Всхлипывания переросли в рев.
— Открывай быстрее, кому сказано.
Говорившая злилась. Стиркур испуганно сжался, ощутив холодную ярость. Страх сковал мышцы, а потом снова вернулась боль. Такая сильная, что герцог потерял сознание и осел на пол. Он уже не чувствовал, как его, падающего, подхватили нечеловечески сильные руки.
— Хватит ныть, — буркнула Льрисса, с трудом взваливая себе на плечи тяжелое окровавленное тело. Ноющая подружка светловолосой принцесски раздражала, пожалуй, даже сильнее, нежели она сама. Нашла на свою голову мразь. С каким удовольствием Льрисса разорвала на куски этого мерзавца, оттащив от слабо сопротивляющейся жертвы. Даже кровь пить не стала — побрезговала. И зря, теперь вид открытых ран герцога выводил из себя, и настроение портилось. Истерзанный парень был красив, беспомощен и весь в крови — все, чего может желать вампир. Такому соблазну сопротивляться очень сложно. В коридоре практически не осталось сообщников Дениса, а те, что были, стремились как можно быстрее уволочь ценности и картины из дома бывшего хозяина и незаметно сбежать, смешавшись с людьми Адольфа. Как только стало понятно, что Денис мертв, его люди прекратили сопротивление. Они были наемниками и, когда погиб их наниматель, предпочли смотаться, как крысы с тонущего корабля.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Каркалы! — закричал Дерри с противоположного конца коридора и, оттеснив рыдающую Ольгу к стене, подхватил Стикура. Льрисса отскочила в сторону. — Ты чего? — не понял Лайтнинг, наблюдая за странным поведением вампирши. — Я думал, ты поможешь мне дотащить его до выхода.
— Раниона попроси, — шепнула Льрисса, отступая к стене. — Тут слишком много крови. Инстинкт охотника заставляет меня напасть на самую ближнюю и самую слабую жертву.
— Как? — пискнула рыжеволосая гаремная красавица, и на ее заплаканном лице неожиданно появилась хищное, нечеловеческое выражение.
«Да что б их! — подумала Льрисса восхищенно. — Что рыжая девица, что подружка, зареванные тихие принцесски до поры до времени, а чуть что — фурии. Только вот это „чуть что“ почему-то происходит не ко времени. Зачем, спрашивается, эта девчонка терпела издевательства Дениса? Сама бы с ним справилась! Ненавижу хищных принцессок, — заключила Льрисса. — Вот такие мужикам и нравятся».
Вслух, правда, вампирша этого говорить не стала, незачем наживать себе врагов. Она просто попыталась успокоить девушку:
— Это инстинкт. Животное. Мне просто нельзя его тащить, а так я сдержусь. Не переживай, давай лучше пойдем отсюда. Гадкое место.
— Прости, — Оля успокоилась и всхлипнула, двинувшись за Дерри и Ранионом. На душе было погано: из-за нее у всех такие неприятности. Она никогда себе не сможет простить, что такое случилось со Стиком. Только бы он остался жив. Свои несколько ссадин и порезов казались незначительными. Девушка непроизвольно всхлипнула еще раз и вытерла мокрые щеки рукой.
— Успокойся. — Низкий голос вампирши, которая первая успела на помощь и убила Дениса, внушал неясную тревогу и уж никак не успокаивал.
— Не могу, из-за моей глупости совершилось…
— Все мы делаем ошибки, главное — извлечь правильные уроки и не повторять.
— Нет, такую ошибку простить нельзя.
— Конечно, нельзя, — согласилась вампирша. — Тем больше вероятность, что в следующий раз ты на эти же грабли не наступишь. А по поводу герцога, не вини себя. Он тоже совершил ошибку, и значительно большую, нежели ты. Он недооценил врага.
— Он пытался спасти меня.
— Да, но его самомнение и гордыня помешали трезво оценить ситуацию. В результате он сам серьезно покалечен, ты чудом осталась жива. Опоздай мы на несколько часов, все было бы намного печальнее. А если бы он дождался нашего появления, тогда никто бы не пострадал.
— А! — Оля махнула рукой, не в силах продолжать бессмысленный спор.
Конечно, Льрисса говорила все верно, но почему-то легче от этого не становилось. Было трудно поверить, что Дениса больше нет, и можно не бояться. Его людей давно сменили помощники Адольфа, которые деловито вылавливали последних крыс и решали, что делать с испуганно жмущимися по стенам девочками и застывшими в центре зала, словно восковые фигуры, «мамочками». Оля не хотела думать о том, какая судьба постигнет этот притон. Чтобы немного отвлечься, девушка поинтересовалась у Льриссы:
— А как там Анет? — Этот вопрос первым пришел в голову. Потом хотелось узнать, что произошло после того, как их схватили. Откуда взялась сама Льрисса, и вообще, что здесь творится? Достал ли Дерри артефакт?