всего два раза в год — к майским и ноябрьским праздникам — и это никуда не годится. Стенгазета, должна выходить по меньшей мере два раза, в месяц.
— И хорошо бы наладить вечерний выпуск! — выкрикивает с места плановик Марк Твенский.
— Не остроумно! — тут же парирует Маломальская.
— Товарищи! Мы обсуждаем серьезный вопрос, — поддерживает ее председательствующий. — Шутить будем потом: А сейчас я представляю слово редактору стенгазеты Трубецкому.
— Здравствуйте! — обижается Трубецкой. — Почему это я редактор? Меня еще в прошлом году переизбрали.
— Да. да. — подтверждает Ниночка Горемыкина. — Я, помню, об этом записывала в протоколе.
— А кто же редактор? — Все молчат.
— Товарищи, не могла же у нас первомайская газета выйти без редактора. Это же мистика! Кто-то же газету выпустил!
После долгих выяснений оказывается, что редактор действительно был — Степан Степанович Тверской-Ямской. Но, сделав последнюю майскую стенгазету, он с чистой совестью и легкой душой ушел на пенсию. А остальная редколлегия отчасти находится в командировке, отчасти — в декретном отпуске.
— Но так же нельзя! — ужасается Маломальская.
И тут же мы выбираем новую редколлегию. По давно установившейся традиции редколлегия в основном комплектуется из неявившихся на собрание, и поэтому дело обходится без самоотводов.
Далее мы единогласно выносим решение, обязывающее редколлегию выпускать газету еженедельно (как будто не знаем, что газета по-прежнему будет выходить два раза в год), и приступаем к третьему вопросу.
Обсуждаем недостойное поведение младшего экономиста Привозного, умудрившегося в течение одного месяца дважды побывать в вытрезвителе.
— Товарищ Привозной! — говорит Маломальская. — Объясните собранию свое поведение.
Привозной — полный, рыхлый человек лет тридцати пяти — встает и, улыбаясь так, будто ему сейчас будут вручать грамоту, басит:.
— А что объяснять? По-моему, все и так в этом вопросе хорошо разбираются.
— Не вижу ничего смешного, — строго прерывает его председатель, стуча карандашом по графину. — Вы, Привозной, понимаете, что своим поведением позорите весь наш коллектив?
Привозной делает вид, будто понимает.
Затем снова начинаются прения. Выступают в основном женщины. Но есть и мужчины, один закоренелый трезвенник, один хронический язвенник и два закадычных приятеля Привозного. Последние стараются больше всех. Они так искренне, так гневно бичуют любителя небезалкогольных напитков, как будто сами не пили с ним в недавнем прошлом. Как будто снова не станут чокаться в ближайшем будущем.
И Привозной на приятелей не обижается. Он понимает. что они должны были выступить и что это не взаправду, а как будто. Обижается он только на трезвенника. Во-первых, его никто за язык не тянул, мог бы и промолчать. А во-вторых. Привозной твердо убежден, что трезвенник не имеет морального права осуждать его. Не имеет хотя бы потому, что сам не пьет и пить не пробовал. И если бы он, трезвенник, пил, то наверняка стал бы алкоголиком. И, следовательно, его, трезвенника, от вытрезвителя спасает только то, что он не пьет.
И пока Привозной мысленно возводил свои сложные логические построения, все желающие отговорили, и обсуждение персонального дела стремительно пошло к финишу.
— Я предлагаю вынести товарищу Привозному выговор. И надеюсь, сегодняшняя нелицеприятная критика послужит ему хорошим уроком.
Младший экономист старательно всем своим видом показывает, будто послужит.
— Я также надеюсь, что у товарища Привозного хватит силы воли взять себя в руки. Ведь не зря весь наш коллектив, — с пафосом восклицает Маломальская, — верит, что Привозной навсегда покончит со своей слабостью!
И мы дружно делаем вид, будто действительно верим.
— Ну вот, товарищи, как будто бы все! — говорит председатель, и мы торопливо бросаемся к выходу. Не как будто торопливо, а всерьез, взаправду.
Мы расходимся так, как будто только так и должно быть на нашем собрании. Как будто не бывает по-другому. По-настоящему. Без всяких «как будто».
НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
В субботу в 11.00 на Малой Звездолетной улице у промтоварного магазина № 9 остановился странный человек. В одной руке у него была длинная палка от метлы, в другой — нарисованный на фанерном щите плакат. Странный человек прикрепил к древку плакат, прислонил сооружение к стене и, став рядом, хладнокровно закурил.
Через пять минут у плаката начали собираться любознательные прохожие. Спустя еще пять минут из магазина выглянула хорошенькая девушка в синем халате, прочитала транспарант и, презрительно хмыкнув, вернулась в помещение.
Затем оттуда выскочил тучный заведующий и попытался вырвать древко плаката из рук незнакомца. Однако, поддержанный прохожими, незнакомец вежливо, но решительно отстранил завмага, и тот с криками «хулиган» и «милиция» побежал в сторону Космической площади.
Так началась или, точнее, вступила в решающую фазу одна из самых примечательных историй в жизни инженера Элегия Люблютикова.
Нужно сказать, что вообще-то Элегий не был человеком робкого десятка. Скорее — наоборот. Он решительно отстаивал свои технические идеи. Он однажды принципиально раскритиковал на собрании своего директора, а в другой раз спас утопающего, хоть и сам не умел плавать. Короче, Элегия можно было назвать мужественным товарищем. И одного лишь боялся смелый Люблютиков: он боялся продавщиц из промтоварного магазина № 9. Заходя в этот магазин, он как-то преображался. Он сникал, начинал лепетать, заикаться… У него появлялось такое неловкое чувство, будто он, обращаясь со своими пустяковыми делами к продавщицам, отрывает их от чего-то действительно важного и серьезного. А те. угадывая своим профессиональным чутьем, что перед ними покупатель робкий, разговаривали с ним раздраженно или же не разговаривали вообще.
Так что Люблютиков никак не мог считаться баловнем торговой сети. Скорее он был ее жертвой. Но он привычно терпел. Терпел до того самого вечера, который предшествовал этой незабываемой субботе.
В тот вечер в магазине, куда зашел Элегий, было пусто. Перед прилавком в одиночестве стояла пожилая женщина и с явным нетерпением поглядывала на продавщиц. А они. сойдясь в другом конце магазина, увлеченно слушали самую молодую смазливенькую девчонку. С помощью косметики она была загримирована под светловолосого ангела. Но косметики оказалось многовато, и ангел выглядел слегка падшим.
Падший ангел излагал товарищам по работе новый заграничный кинофильм из жизни несчастных миллионеров. Люблютиков видел этот двухсерийный шедевр и, прислушавшись, понял, что рассказчица добралась только до середины. Вздохнув, Элегий собрался терпеливо ждать, прикидывая, не закроется ли магазин еще до окончания второй серии… Однако пожилая покупательница оказалась не столь терпеливой.
— Можно вас на минуточку? — сказала она как раз в тот момент, когда одетую в макси с разрезом спереди и без спины миллионершу спасал от гангстеров такой парень, что просто, девочки, закачаешься…
— Девушка, можно вас на минуточку? — повторила женщина, в то время как жена миллионера вот в такой золотой пижаме и вот в таких