был градусов на пять больше, чем в Хельсинки. Натянул поглубже вязаную шапку, замотался в шарф и пошел к вокзалу.
Главная причина моего возвращения стояла на выходе с платформы. Рядом топталась причина номер три, то есть Сурков. Мороз не позволил Вике сиять великолепием, и, кажется, она этим расстроена, пряча нос в шарф. Рядом с ними мемориальный паровоз, что когда-то привез Ленина.
Вынырнул из толпы пассажиров прямо к ней. И сказал:
— Девушка! Моя подружка, эта шаболда, меня бросила. И уехала в Ригу. Я теперь страдаю от одиночества. Давайте дружить?
Она просияла глазами, пискнула, и повисла на шее. Я закружил ее, отыскав своими губами самые вкусные в мире губы. Краем уха услышал как Сурков кому-то говорит:
— Чего вылупились? Его в Сигуранце пытали, жена думала, без ног вернется. А он, видишь — ходит. Вот она и радуется.
А я поставил ее на землю, и мы уставились друг другу в глаза. Мне не хотелось что-то говорить, а она, похоже, не знала с чего начать. Как всегда, выручил Сурков. Похлопал меня по плечу, и сказал:
— Господин иностранец. Меня зовут Сурков. Я на сегодня назначен вашим водителем и гидом. Еще страна вам предоставляет девушку-переводчика, чтоб по сторонам особо не пялились. Зовут Вика. Если не злить, очень милая.
Я отдал ему свой рюкзачок, и сказал:
— А вам, гражданин водитель, разрешено рот открывать в присутствии высокого гостя? Или надеетесь, что я вас жвачкой награжу?
Мы повернулись и пошли в вокзал. Проходя главный зал, Вика так и молчала, вцепившись мне в руку, и иногда заглядывая в лицо.
— Ты эгоист и жмот! — отмахнулся Сурков. — Откуда у тебя жвачка? Ты даже своей девушке ничего не привез, жлобяра.
Я смущенно крякнул. Действительно, я в заграницах расслабился. Забыл, что хоть что-то но нужно привезти. Вика фыркнула.
— Я думаю, Дух, — не останавливаясь трещал Серега. — Ты еще и за это получишь от Вики.
— А за что еще? — поинтерсовался я.
— Я так понимаю, ты решил от нее уйти, не выяснив подробно обстановку.
— Обстановку?
— Ха! А ты знаешь, что у нее есть охотничье ружье? Честно предупреждаю тебя, Дух. Если вдруг, решив с ней расстаться, услышишь металлический щелчок за спиной, сразу резко бросайся в сторону чтобы сбить прицел. Меня спасла только отличная выучка и мастерство.
— А ты с ней расставался. Или приставал?
— Я ее пытался утешить!
— А она?
— А она хотела пристрелить любого, кто помешает ей остаться безутешной!
Вышли из вокзала и повернули направо. Сурков открыл свою Волгу и завел двигатель. Мы с Викой уселись на заднее сиденье.
— Серега, покури пока, ладно?
Он повернулся, окинул нас взглядом и вылез из машины. По-таксистки присел на капот спиной к нам, и закурил. Я посмотрел ей в глаза:
— Ты от меня ушла.
— Ты хотел меня бросить!
Мы целовались как в последний раз. Но она вдруг вырвалась, и начала стучать мне в грудь кулачками:
— Не смей меня больше бросать, понял! Я пропаду без тебя, скотина!
Снова сгреб её в охапку, жалея что Волга — вовсе не удобная кровать. А тут и Сурков постучал в окно, а потом и уселся за руль.
— Граждане! Во-первых, вы рискуете остаться без водителя. На улице минус двадцать три, вообще-то. Во вторых, я конечно знаю, что иностранцы, увидев русскую девушку, сразу теряют остатки мозгов. Но вы могли бы хоть немного держать себя в руках!
— Да ладно тебе, Сурков! Красивые девушки везде есть, — прерываться как-то не хотелось.
— Вика, думаю, тебе стоит у него спросить, что это за красивых девушек он встретил за рубежом?
Вика беззвучно смеялась, уткнувшись мне в плечо. Все ей про меня ясно. Никуда не денусь и не собирался. Но женская вредность требовала, и она сказала:
— Да, Коля. Расскажи, где ты видел там красивых девушек, — и удобно положила голову мне на плечо. Сурков тронулся.
— Скажу честно, на туманных улицах ночного Копенгагена, я однажды решил, что увидел принцессу. Тоненькая, изысканная фигура, стильное платье выглядывающее из-под манто. Но приблизившись, разглядел кадык и легкую небритость. И решил не смотреть там в сторону девушек.
Давно стемнело. Мы ехали по промерзшему Питеру, и я чувствовал себя удивительно уютно. Я рассказывал, как посмотрел заграницу, и дал ей посмотреть на себя. Теперь твоя очередь, Сурков. Я все подготовил. Тебя не испугаются, и потерпят.
— Не, Дух. Не могу.
— Огласи причину.
— Ну, в общем. Я стану папой.
Я совершенно не удивился. Насколько я понимаю, Сурков с Иркой, если не учились или ругались, то трахались, не отвлекаясь на ерунду.
— Я ее знаю? — Вика снова фыркнула.
— Да какая тебе разница, Душина? Тут теперь столько всего, не до Финляндии.
— Нет, позвольте! Ты через неделю поедешь в Хельсинки, понял? На три дня!
— На фига? Мне на следующей неделе в Днепропетровск лететь!
— Эх… не хотелось при Вике. Но слушай. Меня взяли директором по фотомоделям, для Каннского фестиваля. Вы задумывались хоть раз, кто те прекрасные девушки, что заполняют фестивальные кулуары? А все не просто. Дело организовано и налажено. И мне доверили его возглавить. Я договорился, что ты у меня будешь замом. Летом поедем на отбор претенденток.
— Вик! — озадаченно сказал Сурков. — Он, правда, не знает, что у тебя есть ружье? Или бессмертный?
— Он закомплексованый, Сереж. Такое счастье как я, его пугает, и он в это счастье не верит. Защитный психологический механизм.
— Знаешь, Виктория, как ни странно, но микроскопическая доля здравого смыла в твоих речах есть. Про механизм. Ведь когда все узнают, от чего я отказался, ради некоей Лишовой, ей останется только страдать. Потому что столь грандиозные жертвы ей не искупить. Нет.
— Вика! — заявил Сурков. — Делай с ним что хочешь, хоть расчленяй. Но после нашей с Иркой свадьбы. Он у меня свидетелем.
— Да ну нафиг. Не будет этого! Ты, Сурков, хоть и знаком уже с