– Кевин, я действительно закричу, если окажусь завтра перед телекамерой с невыученным текстом.
– Воспользуйся телешпаргалками.
– Лучше без них. Я не возражаю, чтобы их ставили на всякий случай, но лучше самой знать, что собираешься говорить.
– Я действительно дорог тебе, Анна? – спросил он.
– Ты мне очень дорог, Кевин. – Она отложила сценарий и стала терпеливо ждать. Это всегда начиналось у них именно так.
– Но безумной любви ко мне ты не испытываешь. Она улыбнулась.
– Такая любовь бывает лишь в юности, когда она первая в жизни.
– Все еще страдаешь по тому писаке?
– Я не видела Лайона много лет. Последний раз я слышала, будто он пишет какие-то киносценарии в Лондоне.
– Почему же ты тогда не полюбишь меня? Она взяла его за руку.
– Мне очень хорошо с тобой, Кевин. Хорошо в постели, хорошо работать вместе. Вероятно, это и есть любовь.
– Если бы я предложил тебе выйти за меня замуж, ты стала бы любить меня сильнее?
Она ответила, тщательно подбирая слова:
– В самом начале это имело огромное значение. Мне не нравилось, что для всех окружающих я чья-то девушка. Но сейчас ущерб уже нанесен… – Она говорила, не испытывая никаких чувств – столько раз они уже совершали эту словесную процедуру.
– Какой «ущерб»? Ты – знаменитость. Повсюду известна как «Девушка Гиллиана».
– И кроме того, как «Девушка Гилмора». Но сейчас это не имеет значения. Я хотела ребенка… и сейчас хочу…
– Анна. – Он встал с кровати и начал ходить по комнате взад-вперед. – Тебе тридцать один год. Это поздно для ребенка.
– Я знаю женщин, у которых первый ребенок появлялся в сорок.
– Но мне-то ведь пятьдесят семь. У меня взрослый сын и замужняя дочь… и еще двухлетний внук. Как это будет выглядеть со стороны, если я женюсь на тебе, а мой сын будет младше внука?
– Многие мужчины женятся поздно или заводят новую семью.
– Я двадцать пять лет был женат на Эвелин – да почиет она в мире – и хлебнул всего этого: летние лагеря, няньки, скобы для исправления зубов, корь. Мне не хватит ни терпения, ни сил, чтобы опять пройти через все это. Сейчас, когда у меня появилось свободы и денег хоть немного больше, чем я когда-либо смогу потратить, мне нужна легкая, ничем не обремененная жизнь и женщина, которая всегда может поехать со мной куда угодно, чтобы хорошенько развлечься. В моем браке никаких развлечений не было. Я только начинал свой бизнес, а Эвелин растила детей. Мы никуда не ездили, разве, что изредка на выходные в Атлантик-Сити [50], да и там она места себе не находила из-за того, что на служанку нельзя положиться или что кто-то из детей может заболеть. А потом, когда я добился финансового успеха, а дети выросли, стало уже слишком поздно – она заболела. Для меня это длилось пять лет – пять долгих лет я вынужден был смотреть на то, как она умирала. Потом встретил тебя – ровно через год после ее смерти – и сразу понял, что ты создана для меня.
Анна через силу улыбнулась.
– Я рада, что соответствую твоим жизненным планам. Но девушка планирует не просто быть чьей-то девушкой – она надеется стать женой и матерью.
– Я думал об этом, Анна… но моим детям это не понравится. – Кевин сел на край ее кровати и спокойно сказал:
– И кроме того, так я больше уверен в тебе. Стоит нам пожениться, и ты станешь принимать меня как нечто само собой разумеющееся. – Он лег на свою кровать и взял газету. Через минуту он с головой ушел в финансовый раздел «Нью-Йорк Тайме».
Анна вновь раскрыла сценарий. Через несколько месяцев Кевин опять возобновит этот разговор, и опять он закончится точно так же. Кевин чувствует себя виноватым из-за того, что не женится на ней, но для нее замужество больше не имеет значения. Может быть, это потому, что ей уже слишком поздно думать о детях. А брачное свидетельство само по себе не гарантирует ни супружеской верности, ни счастливой жизни – взять, к примеру, хотя бы Дженифер. Или бедную Нили.
Верно, все знают, что она девушка Кевина. Но она также и «Девушка Гиллиана»… и эту возможность предоставил ей он. Работа ей очень нравится, весьма хорошо оплачивается и требует приложения всех ее сил. И Кевин ей тоже нравится… нет, больше, чем просто нравится; вероятно, это действительно любовь. Не такая любовь, которую она узнала с Лайоном: на седьмом небе с Кевином она не была. Их физическая близость оставляла ее совершенно равнодушной, и Анна часто спрашивала себя, за что же она так привязалась к Кевину. При воспоминании о том, с каким самозабвением и страстью она отдавалась Лайону, об их долгих горячечных поцелуях и пылких объятиях, которых они не размыкали ночи напролет, – по сравнению со всем этим их отношения с Кевином казались ей абсолютно стерильными.
Вначале отношения между ними были сугубо деловыми, касались исключительно сферы бизнеса. Потом их постепенно стало по-человечески тянуть друг к другу. Ей нравилось быть в его компании, и она обнаружила, что проще встречаться с одним мужчиной, нежели постоянно отклонять предложения о таких встречах со стороны многих. Она украшала собой его компанию, придавая ей блеск, а он с редким терпением относился к ее неумению держаться перед объективом телекамеры. Именно это его терпение и дало ей возможность добиться успеха. Он постоянно крутился на каждой репетиции, проверял каждый юпитер, работал с Анной перед выступлениями, помогая выбрать подходящее платье. Она привыкла во всем полагаться на него, спрашивать его мнения и совета. Анна не могла не видеть, как хорошенькие манекенщицы откровенно предлагали ему себя, богатые разведенные женщины и выступающие у них время от времени начинающие звезды открыто добивались его расположения. Знала она и о страстных призывах одной в прошлом знаменитой пятидесятилетней кинозвезды. Да, Кевину Гилмору было из чего выбирать. Но он хотел ее. Целый год Анна держала его на расстоянии, но она так и не встретила своего рыцаря, который сумел бы покорить ее романтическим образом, и поэтому в конце концов отдалась Кевину.
Она вспомнила их первую близость. Тогда она сумела лишь уступить ему. Позволила ему взять себя и утолить его страсть, – но не более того. А большего он никогда и не просил. Иногда она заставляла себя отвечать ему, хотя и довольно сдержанно, а Кевин, похоже, принимал это за страсть. Вскоре она поняла, что несмотря на всю свою приземленность и полное отсутствие духовных интересов, он был совершенно не искушен в самом акте любви. Вероятно, до женитьбы он был девственником, а жена наверняка была в равной степени непорочна и лишена воображения и фантазии. По всей видимости, отношения между ними ограничивались лишь одним-двумя вялыми поцелуями и механическим совокуплением. После смерти жены у него, должно быть, были женщины, и некоторые из них наверняка умели вести себя в постели и были искушены в любовных играх – но он, вероятно, считал, что заниматься таким сексом могут только абсолютно безнравственные особы. Анна же – настоящая леди, каковой была и его жена. Поэтому ее фригидность он принимал за врожденное качество леди и, сам будучи джентльменом, ничего большего не ждал.