Шиада терпела в ответ, сознавая правоту короля, убеждая их обоих, что её связь с Артмаэлем закончена с рождением Лиадалы. Но чем больше проходило времени, тем очевиднее для жрицы становилось, что к Артмаэлю её влек не только долг. В одну из ночей, когда Агравейн, хлопнув новой тяжелой дверью их спальни, ушел развлекаться со шлюхами, Шиада не выдержала. Накинув на голое тело плащ, взяв посох, подаренный Неллой, надев браслет, дарованный Таланаром, она прочитала несколько сложных молитв, вошла в транс и — протянула вперед немного трясущуюся руку. Решимость сделать то, что задумала, дрогнула под натиском сомнения. Шиада встряхнула головой и, распознав краем уха знакомый хруст, потянула Завесу междумирья. Неважно, как долго она будет идти, рано или поздно, она выйдет в нужном месте.
Однажды она уже дошла, куда было нужно, и все обошлось. Всего за несколько часов. Если повезет, Агравейн, как всегда перепившийся до забвения собственного имени в компании боевых товарищей и разгульных женщин, вернется только через сутки, а то и двое.
Артмаэль в ту ночь, как обычно, спокойно спал в своем доме в чаще Матери Сумерек и, узрев Шиаду, сначала воспринял её за морок. Наверняка что-то случилось, что-то произошло, встревожился друид. Это, должно быть Лиадала, не так ли? — кинулся он расспрашивать жрицу. Шиада молча мотнула головой и шагнула вперед. Ощутив на губах прикосновение холодных пальцев, Артмаэль вздрогнул и понял, что перед ним не призрак.
— Можно, — Шиада в смущении закусила краешек губы, глядя мужчине прямо в глаза, — мы не будем разговаривать?
С тех пор это превратилось в традицию. Шиада почти всегда начинала их встречи с характерного «Можно?» или «Можешь?». И приходила так часто, как Агравейн покидал дворец, будь то короткие выезды в Ургатскую степь к вождям племен для переговоров или такие вот спонтанные выходы по кабакам.
Очень скоро о тайных встречах Шиады и Артмаэля узнала Нелла — по инициативе их самих. Храмовница никак не осуждала происходящего, только замечала, что подобное использования величайшего таинства мироздания, доступного человеческому роду, было сродни кощунству. Хотя, если вспоминать, что любовь и есть самое бесценное таинство из всех, то встречи Шиада и Артмаэля мгновенно выглядели оправданными.
Где-то между такими встречами Нелла воспользовалась заклинанием связывания с кровным родственником, хорошо известным Шиаде еще с юности. В ту ночь королеве Архона явился морок Неллы Сирин, назидательно заметивший, что о будущем стоит заботиться и радеть много ответственней, и что нельзя ни в коем случае пренебрегать жреческим долгом.
Объяснять суть послания Шиаде необходимости не было. О том, что она сама стала заменой другой женщине, бывшей некогда Второй среди жриц, Шиада забывала крайне редко. А раз так, сказала она Артмаэлю в следующую встречу, следует добиться появления еще одной девочки. Мало ли что, в самом деле. Артмаэль известие воспринял с энтузиазмом: разрывать их соитие всякий раз, когда до вершины оставалось последнее мгновение, было воистину невыносимо.
Когда Шиада забеременела, первым узнал он. Это значило, что теперь они и впрямь вольны перед своими чувствами. Главное, чтобы была девочка, потому что мальчик ни в коем случае не сможет быть рожден в королевской семье Архона, как один из возможных в будущем претендентов на трон. Артмаэль кивнул.
В тот раз получился все-таки мальчик, и, когда Шиада уже наверняка побывав на Тропах Нанданы, знала, что будет сын, на пятой неделе сознательно приняла необходимый яд.
За королеву тогда всерьез опасалась все столица. Плод был безнадежно потерян, сокрушались лекари и жрецы, но благо, здоровье госпожи оказалось вне опасности. Агравейн был нежен, как никогда, и обещал им еще множество здоровых детей. Пожалуй, именно в те дни Шиада в полном смысле осознала величие слова «совесть». Но так или иначе, а вторая дочка, рожденная от друида, которая спасла бы династию Сирин от краха, случись что, по-прежнему была нужна. И вот наконец, затея имела шанс на успех.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я тоже скучал, — отозвался Артмаэль, глядя женщине в глаза. Потом потянулся через неё вперед, потянул руку и погладил живот. — Значит, еще одна дочь священной династии?
— Еще одна Сирин, рожденная от главы храма Матери Тьмы.
— Агравейн знает, чья она? — спросил, отстранившись.
Шиада качнула головой: ни в коем случае.
— Если он узнает, я окончательно сбегу от него. Агравейн не отдает себе отчет в том, насколько велика его мощь.
— Он не угомонился?! — Артмаэль мог припомнить массу случаев.
— Он никогда и ничего не делает специально, если ты об этом.
— Это его не извиняет Шиада. Хватит бегать туда-сюда. У Агравейна есть наследник, а твое место здесь. И отец твоих наследниц — я.
— Но его я тоже люблю, — признала женщина.
— А он? — тут же вскинулся друид. — Он любит тебя хотя бы в половину так же сильно, как я?
Шиада вздохнула, поднимаясь.
— Послушай, Артмаэль. Я очень устала иметь дело с мужчинами, которые хотят, чтобы я как христианская жена спала только с ними и больше ни с кем. У жриц не бывает так, и хотя бы ты должен это понимать.
— Хочешь, позову к нам хоть сейчас пяток друидов из своего храма? Любых, какие тебе понравятся? — тут же предложил Артмаэль больше из принципа, чтобы что-то возражать.
Так или иначе Шиада отлично знала глубину их взаимной с Агравейном неприязни, но думать об этом не хотела. В общем-то, она всегда сбегала на Ангорат во многом для того, чтобы не думать об обязательствах, которые одним своим видом вешал на неё Агравейн.
Шиада окончательно поднялась на ноги и начала одеваться.
— То есть поговорим в другой раз?
Шиада обернулась через плечо:
— А можно?
Артмаэль наскоро оделся.
— Как скажешь. Светел твой день, — вышел Артмаэль обиженным.
* * *
Возможность обменять дочь на жену Агравейну показалась заманчивой, и он выехал в тот же день, как получил письмо. Девочка, которой было сказано, что они «едут к маме на волшебный остров», не только не плакала, но даже зацвела, как цветочек под солнцем, предвкушая и радость встречи, и давно обещанное открытие.
О том, кто будет встречать путников не могло быть споров.
— Если сильно переживаешь, я могу попросить любую другую из жриц или даже сделать это сама, — предложила Нелла. Шиада однократно мотнула головой.
— Когда-то ты открыла для меня этот мир, и я выросла в нем зная, что у меня нет роднее человека, чем ты. Для своей дочери я хочу сделать то же самое. Сама.
Нелла кивнула.
* * *
Восторгу маленькой девочки не было предела, когда два огромный каменных «усача в шлемах» развели заскрежетавшие копья, и в проеме меж ними возник удивительный, ни на что не похожий мир магии. Пройдут годы, прежде чем малютка Лиадала узнает, что на самом деле Часовые всегда держат копья разведенными, и то, что видят все проезжающие — не более, чем морок, тень завесного покрова, знаменующая запрет на проникновение чужаков. Минут долгие дни и ночи неустанного учения, а затем, наверное, и служения, прежде чем Лиадале откроется, что звук, которые она слышит, отворяя врата Ангората — это не скрежет заржавевших от старости и воды копий, а хруст срываемой с Часовых и всего острова Завесы.
Пройдет много времени, думала Шиада, стоя на носу лодки. Но она уже сочувствовала своей дочери, которой однажды откроется самая глубокая печаль этого мира — печаль знания и божественного откровения.
Девочку встретили хорошо и радушно, познакомили со всеми родственниками, включая Артмаэля, родича очень дальнего, но особенного еще и тем, что он возглавлял храм Шиады, Матери Тьмы, чье имя в ритуале досталось и матери самой девочки. Та стояла, разглядывая взрослых с восторгом и разинув рот. Вскоре девочку быстро перепоручили заботам одной из старших жриц. Лиадале хотелось все посмотреть, везде побывать, всех потрогать. Взрослые улыбались, смеялись, провожали малютку глазами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})