из чьих-то рук тарелку с тортом и снова сел.
– Я бы тебя угостил, но сама понимаешь, просто смотри и захлебывайся слюной.
– Выглядит и правда аппетитно. Что это? «Красный бархат»?
Улыбка Марка стала напряженнее, на вопрос он не ответил.
– Сонь, не пропадай больше. Пожалуйста.
Она опустила телефон. Обещать было сложно, но еще сложнее не обещать.
– Не буду. С днем рождения тебя, еще раз.
– Спасибо.
Соня первой нажала отбой. Несколько минут стояла неподвижно, вспоминая увиденную только что картинку: Марк с хвостиком на макушке, заколками на висках и красным тортом в руке.
Она опять сломалась. Даже месяца не продержалась без него.
Два дня Соня провела в ожидании вечера в Jazz-cafe, боялась, что Юля неожиданно передумает, поссорится с Игнатом и, как следствие, возненавидит весь мир. Но препятствия не появились, судьба временно оставила Соню в покое и отвлеклась на возведение преград для других людей. Соня тщательно подготовилась: надела новые джинсы, топ с открытыми плечами и накинула укороченную куртку. Она обязана выглядеть не хуже Нади. Быть такой же яркой, впечатляющей и вызывать у Юли желание подражать. В конце концов, она ее мама, а не Надя.
Юля была взвинчена, сегодня ожидался чуть ли ни ее бенефис. Усадив Соню на свое любимое место на балконе, она убежала в гримерку, по совместительству кабинет хозяйки. Вернулась с Надей, посадила ее и снова исчезла.
Надя не торопилась нарушать тишину, заказала вино и, придвинувшись к перилам, оглядела сцену.
– Волнуется Юлька.
– Ещё бы. Жаль, Игната нет. Кажется, он действует на нее как валерьянка.
– Как валерьянка. Разве что на кошку. Там опять война с родителями.
Соня нахмурилась.
– Ну почему она не выбрала себе ровесника?
Они одновременно вздохнули и обменялись взглядами. Дождались, когда официантка расставит бокалы и уйдет, только потом продолжили беседу.
– Потому что это Юля. Ценит только то, что нужно отвоевывать и выгрызать у судьбы, – Надя кивнула, указывая на сцену.
Соня тоже придвинулась вплотную к ограждению. Юля уже вышла на середину цветастого ковра и села на высокий табурет. Несколько минут аккуратно и бережно пощипывала струны, не столько проверяя настройку инструмента, сколько привыкая к зрителям. По первым же аккордам Соня узнала композицию Агаты Кристи «Я на тебе как на войне». Очередная песня из плеера Марка, любителя нафталиновой музыки.
Надя поймала затуманенный взгляд Сони.
– Любимая песня Марка.
Соня вздрогнула, не ожидала сейчас услышать его имя и не успела надеть безразличную маску, и Надя прекрасно увидела ее реакцию.
– Вообще-то, нет. Его любимая «Твой звонок».
– Да? Неправильно запомнила. У него день рождения недавно был.
– Два дня назад, вообще-то, – уточнила Соня, откровенно упирая на то, что только ей положено помнить эту дату. – Поздравляла?
Надя откинулась на спинку стула, задумчиво вздохнула.
– Мы не общаемся. С тех пор как он уехал, не виделись и не созванивались. Хотя я иногда натыкаюсь на его снимки в ленте и даже в журнале видела. Какой он стал… заметный. Хотя он всегда такой был. Странно, что до сих пор не женился.
Соня заволновалась. Бросила взгляд на Юлю, снова повернулась к Наде.
– Сейчас многие мужчины поздно создают семьи, – размыто ответила она.
– А может, он по мальчикам? – Надя разлила вино по бокалам и многозначительно приподняла брови. – Я читала о нем как-то в одной статье. Там даже фотки были подтверждающие.
Соня ухмыльнулась. Уж Наде ли не знать, что у Марка с ориентацией все в порядке. Сидит и делает вид, что не в курсе. Она ведь и «корнишон» его наверняка щупала! И не через джинсы. Соню словно окатило кипятком. Она и не подозревала, что её снова накроет девятибалльная волна жгучей ревности. Да она даже к воспоминаниям о Марке ревновала. Будто Надя не имела права о нем думать и говорить. Соня стиснула пальцами ножку бокала, постаралась выровнять дыхание. Её разрывали полярные желания: бесконечно говорить о Марке и никогда больше не произносить его имя.
Прослушав несколько строчек песни, она наконец-то ответила.
– Сомневаюсь.
Надя несколько секунд молча пила вино, пытливо разглядывая Соню.
– А вы общаетесь?
– Нет. Но в инстаграме его видела, – она выдержала паузу, втайне надеясь, что ее ложь прозвучала убедительно. Как ей сейчас не хватало непробиваемой маски Кайлы. – Он тебе ведь нравился тогда? Хотя ты говорила, что готова быть его врагом номер один и всегда оставаться на моей стороне.
– Он мне нравился, не скрою. Он из тех, в кого можно влюбиться. Но я не могла себе этого позволить. Я видела, что между вами творится.
– Что?
– Ну, любовь.
Соня снова замолчала. Посмотрела на Юлю, но не увидела ее из-за подступивших слёз, только услышала строчку, прозвучавшую почти пророчески: «И не осталось ничего…»
– Я никогда не говорила, что любила его.
Надя печально улыбнулась.
– И он не говорил. Но иногда и говорить не нужно. Это просто видно.
Соне хотелось закричать: «Почему же ты влезла тогда, если все видела?» Но она промолчала. Марк ей не принадлежал ни тогда, ни сейчас. Никто ни в чем не виноват, только бескомпромиссная горячая юность и она сама. А то, что ей было больно, – это только ее драма. Она сама вырыла могилу для первой любви, а закапывали яму в четыре руки. Лучше бы она тогда просто поверила не Олесе, а Марку. Но почему-то в плохое верить проще. Почему хорошее требует доказательств, а все гадкое и мерзкое пробирается с мысли и оплетает их повиликой?
Она молчала до начала следующей песни, пыталась унять волнение и злость. Вроде справилась, голос уже не звенел.
– К чему ворошить прошлое. У меня семья, дети, совсем другая жизнь.
Юля начала играть следующую композицию. Надя шепотом подпевала, покачивая в такт ногой, перед припевом обернулась к Соне.
– Юлька прикольная. А Тим вылитый Кирилл.
– Почему ты Мия? – неожиданно спросила Соня.
Надя задумчиво простучала ногтями по столу.
– Одиночка?
– Да.
– Так получилось. Я не выбирала эту судьбу. Отношения у меня и сейчас случаются, но какие-то легковесные, недолгие. Было время, даже замуж чуть не вышла. Одумалась. Сейчас понимаю, что к счастью. И детей никогда не хотела… пока твою Юлю не встретила.
Соня уперлась локтями в стол, провела по волосам и неожиданно призналась:
– А я иногда думаю, что было бы, если бы я не родила её, а потом и Тима? В материнстве не все безоблачно. Первый год я вообще не понимала, где это счастье, о котором все говорят? Почему мне его не выдали в роддоме? Почему я все время хочу спать и плакать? Иногда хотелось просто