– Внутренние дела. Я не могу и не хочу рассказывать о том, что там говорилось. Скажем так: Пальмгрен на какое-то время должен был отключиться от работы и хотел получить обзор положения дел в Скандинавии.
– Делались ли во время докладов выговоры кому-либо? Был ли Пальмгрен чем-нибудь недоволен?
Ответ последовал после короткого колебания:
– Нет.
– Но вы, возможно, считаете, что выговоры кому-то следовало сделать?
Линдер не отвечал.
– Вы, может быть, имеете что-нибудь против того, что мы поговорим с Брубергом?
– Наоборот, – пробормотал Линдер.
– Извините, я не понял, что вы сказали?
– Ничего.
– Во всяком случае, ясно, что Пальмгрен доверял вам больше, чем Брубергу.
– Может быть, – сухо сказал Линдер. – Так или иначе, к убийству это отношения не имеет.
– Это мы посмотрим, – заявил Мартин Бек.
В глазах Линдера сверкнул огонек. Он был взбешен и с трудом скрывал это.
– Ну, извините, мы и так уже отняли у вас много драгоценного времени, – сказал Мартин Бек.
– Верно замечено. И чем скорее мы этот разговор кончим, тем лучше. И для меня, и для вас. Не вижу никакого смысла в том, чтобы пережевывать одно и то же.
– Что ж, согласен, – бросил Мартин Бек, поднимаясь.
– Спасибо, – устало выговорил Линдер. В его тоне чувствовался сарказм.
И тут Монссон, выпрямившись в кресле, медленно произнес:
– Простите, пожалуйста, но я хотел вас кое о чем спросить.
– О чем же?
– В каких вы отношениях с Шарлоттой Пальмгрен?
– Я с ней знаком.
– Насколько хорошо?
– Это, очевидно, мое личное дело.
– Конечно. Но я все-таки хотел бы получить ответ на свой вопрос: состоите ли вы в каких-либо отношениях с Шарлоттой Пальмгрен?
Линдер смотрел на него холодным и неприязненным взглядом. После минутного молчания он раздавил сигарету в пепельнице и сказал:
– Да.
– В любовных отношениях?
– В половых. Я сплю с ней, если уж выражаться так, чтобы это было понятно даже полицейскому.
– И как долго эти отношения у вас продолжаются?
– Два года.
– Знал ли о них директор Пальмгрен?
– Нет.
– А если бы знал, ему бы это, наверное, не понравилось?
– Не уверен. Шарлотта и я – люди современные, достаточно широко мыслящие и без предрассудков. Виктор Пальмгрен был таким же. Их супружество основывалось скорее на деловых соображениях, чем на чувствах.
– Когда вы ее видели в последний раз?
– Шарлотту? Два часа назад.
Монссон полез в нагрудный карман за новой зубочисткой. Посмотрел на нее и спросил:
– А как она в постели, ничего?
Линдер, онемев, смотрел на него. Наконец сказал:
– Вы в своем уме?
Когда садились в машину, Монссон заметил:
– Ловкий парень. Достаточно ловкий, чтобы говорить правду тогда, когда знает, что на враках мы его поймаем. Уверен, что Пальмгрену от него была большая польза.
– Матс Линдер прошел, как видно, хорошую школу, – хмыкнул Мартин Бек.
– Да и сам он способный. Вопрос только в том, способен ли он убивать людей.
XII
Леннарту Кольбергу задание, которое он получил, казалось и бессмысленным, и противным, но уж никак не трудновыполнимым. Нужно найти каких-то конкретных людей, поговорить с ними, и все.
Сразу же после десяти он вышел из управления полиции в районе Вестберга; там все было тихо и спокойно, что главным образом объяснялось нехваткой людей. В работе же, напротив, недостатка не было, ибо на великолепно унавоженной почве так называемого общества всеобщего благоденствия преступность во всех ее формах расцветала пышным цветом. Причины такого положения казались совершенно неясными – во всяком случае, для власть имущих и для теоретиков.
За благопристойным, приглаженным, даже респектабельным фасадом Стокгольма скрывались каменные джунгли, где наркомания и развращенность достигли широчайшего размаха, где бессовестные ростовщики совершенно открыто наживали огромные барыши на порнографии в ее самых грязных и отвратительных формах, где профессиональные преступники не только росли численно, но и становились все более и более хорошо организованными. То, что алкоголизм, который всегда был проблемой, и преступность среди молодежи продолжали все расти и расти, не могло удивить никого, кроме служащих учреждений, отвечавших за борьбу с этими явлениями, и правительственных кругов.
Стокгольм, что поделаешь.
От того города, в котором Кольберг родился и вырос, мало что осталось. Экскаваторы спекулянтов земельными участками и бульдозеры так называемых специалистов по уличному движению снесли, с благословения планировщиков, большую часть старых, добротных строений, оставив только своего рода заповедники культуры, которые, потеряв окружение, отдавали теперь излишней патетикой и резали глаз. Характер города, его настроение и стиль исчезли или, точнее говоря, бесповоротно стали другими.
А механизм стокгольмской полиции от излишней перегрузки работал все с большим скрипом, и нехваткой людей это объяснялось лишь отчасти, главными здесь были другие причины. Все упиралось не в то, чтобы полицейских стало больше, а в то, чтобы они работали лучше, но об этом никто не заботился.