чего можно от него ожидать. Гюльбахар упоминала, что Мустафу пашу огорчило известие о скором рождении возможного нового наследника. И, если на свет появится девочка, сыновья паши смогут оспорить права Озана на престол. Особенно Искандер, свадьба которого с Эсмой состоится после окончания траура. В случае же рождения мальчика с Мустафы паши станется попытаться втянуть Озана в заговор против Гюльбахар и ребенка. Или он не посмеет пойти на такое? Если бы можно было читать мысли всех этих старикашек из совета дивана. Если он все-таки получит престол, многие паши отправятся в почетную отставку. Необходимо создать свой совет, которому можно будет хоть немного доверять. Хуже всего, что все паши, в том числе и Мустафа, понимают это так же хорошо, как и Озан. И все они прекрасно знают, что покойный эмир назначил басэмираном Озана только из любви к своей умершей младшей сестре и уважения к ее памяти. Возможных наследников в Суриде, с равными правами, было более чем достаточно для одного государства.
Озан скорее почувствовал, чем заметил движение среди окружающих его людей и, подняв глаза, встретился с обеспокоенным взглядом Кадира.
– Что с тобой? – тихо спросил он, и Озан чуть пожал плечами. – Сейчас будет прощание.
Значит, осталось недолго. Озан снова ощутил свою вину за то, что перед гробом Фике не может оплакать ее, как полагается. Когда провожали отца, им владел гнев, теперь же – беспокойство. Видит Шаллиах, он любил эту вспыльчивую девушку, больше, чем любую женщину за всю свою жизнь. А ведь и родственники, и паши от нового эмира потребуют жениться. Это его долг перед государством и подданными. Фике оказалась урожденной принцессой, но, даже останься она в живых, ее бы не приняли во дворце. Конечно, есть еще несколько кузин, однако союз с одной из них будет означать возвышение кого-то из пашей, их отцов или братьев. Здесь главное не ошибиться и не связаться не с теми людьми. Озан рассеянно поднял взгляд и снова зацепился им за рыжие волосы Ильзы. Шаллиах, да что с ним такое сегодня?
– … их скорбь так же велика, как если бы они выросли вместе, – донесся до Озана чей-то голос. – Наши принцессы, разлученные судьбой и злыми людьми, наконец, смогли воссоединиться, пусть даже в столь печальное время…
Говоривший оказался одним из наспех представленных Озану советников Шестой Башни, Себастьян, кажется. И с чего он взялся произносить речь? Или у магов так принято, и они все намерены сказать последнее слово? Озан повернулся к Кадиру.
– Надеюсь, что нет, – шепотом ответил брат, поняв его по выражению лица.
Советника Себастьяна сменила советник Урсула. Бодрая старушка выразила свои соболезнования «их высочествам», высказала величайшие сожаления, что маги Шестой Башни не смогли разоблачить и остановить опасного Магистра Дитера и предотвратить несчастье с принцессой Фредерикой; а также сделала небольшое воззвание к коллегам, призывая их быть чуткими и внимательными к другим людям и не использовать данный им Богом дар для низких и бесчестных целей.
Речь получилась, безусловно, блестящей. Однако господа маги, похоже, начали увлекаться.
– Здесь слишком редко бывают похороны, советник Толга, – раздался тихий голос позади Озана на хорошем суридском. – Каждый раз для них целое событие.
– Согласен, но это не слишком вежливо, советник Феликс. Пора дать попрощаться родственникам.
Словно услышав двух гостей, маги Шестой Башни больше не посмели посягать на права близких, и к гробу подошла Ильза. Она склонилась к сестре, поцеловала ее в лоб, постояла немного и отошла в сторону, уступая место Кьяре.
Темноволосая девушка остановилась у гроба и обвела взглядом всех собравшихся, ненадолго остановив его на ком-то рядом с Озаном. Он чуть повернул голову и посмотрел на брата. Кадир не отрывал глаз от Кьяры, как будто на ней было не скромное траурное платье, а самый блестящий наряд. Наверное, они поженятся сразу же, как только новая королева признает Кьяру своей сестрой и утвердит ее статус. Кадир пока не делился тем, что он намерен делать дальше – уехать к себе в вилайет или остаться во дворце в столице. Возможно, со временем, брат захочет заняться государственными делами? Согласится ли он на должность Первого визиря, если Озан попросит его об этом?
– … решили, что я лучше знала Фредерику, – услышал Озан голос Кьяры и снова нещадно себя отругал. – Она была первой из моих сестер, с которой я познакомилась. Произошло это совершенно случайно и сопровождалось такими удивительными событиями, что я вижу в них божественное проведение. Фике, как, я уверена, называл бы ее наш давно погибший отец, была необычным человеком. Жизнь не баловала ее, однако это не помешало ей сохранить доброту. Да, я недолго знала ее, но совершенно уверена, что она была очень доброй, веселой и немного наивной. Возможно, лучшей из нас. Так жаль, что она не успела узнать во мне сестру, и не менее печально, что они так и не встретились со своим близнецом и кронпринцессой Вильгельминой. Уверена, что, сложись наши судьбы по-другому, мама одинаково любила бы нас всех. – Лицо Кьяры почему-то сильно побледнело, а глаза заблестели. – Я надеюсь, в мире духов Фике встретят наши родители, и ей не будет одиноко. – Ее ладонь вцепилась в гроб.
Озан заметил, как Кадир встревожено двинулся вперед, а Ильза обхватила сестру за плечи и, что-то ей говоря, увела на их прежнее место. Озан поспешил за братом, справедливо полагая, что следующими проститься должны они. Пока маги снова не принялись за свои речи. Кадир подержал покойную за руку и, чуть кивнув Озану, отошел и встал теперь рядом с расстроенной Кьярой.
Лицо Фике было спокойным. Если бы не смертельная бледность и немного заострившиеся черты, то можно было поклясться, что она спит.
– Я благодарен всем, кто пришел сегодня, – услышал Озан свой голос. Он начал говорить, совершенно не зная, что сказать, но слова на чужом языке полились сплошным потоком. – Возможно, многих из вас удивляет мое присутствие на церемонии похорон илехандской принцессы Фредерики, несмотря на то, что мы связаны родственными узами. Дело в том, что я очень хорошо знал Фике, более того, я любил ее, и не стесняюсь в этом признаться. Она подарила мне лучшие в моей жизни дни и сезоны. Фике унесла с собой в мир духов частичку моего сердца. Со временем оно перестанет болеть, но целым уже не станет никогда. – Озан взглянул на белое лицо, на коротко остриженные волосы, которые прежде он так любил гладить и любоваться ими в свете утренних лучей солнца. – Твои огненные волосы затмевали все драгоценности и чудеса мира. Неужели я больше не коснусь их, моя отрада? Я не смогу… – произнес он