– это запись в легион. (О Совдепии или Бразилии тогда еще речи не было.)
Желающие служить в легионе находились, причем, что было особенно печально, записывались люди молодые, полные сил, которые могли бы быть весьма полезны в дальнейшей борьбе с большевиками. Последнее обстоятельство заставило Главнокомандующего снестись с французами о временном приостановлении записи, хотя бы до окончания переформирования армии.
Как бы в ответ на это, генерал-губернатор Лемноса Бруссо в приказе от 20 декабря, за № 25, говорил: «По предложению французского правительства, по которому русским войскам было разрешено поступать в Иностранный легион, записалось около 200 человек. Эти лица, после медицинского освидетельствования, если они будут признаны годными, со следующим пароходом будут отправлены в Константинополь по 100 человек. Однако генерал Врангель просил меня принять соответствующие меры для прекращения записи до тех пор, пока не будет установлен окончательный состав русских формирований. С завтрашнего дня, 21 декабря, ни одна запись не будет больше принята до тех пор, пока я не прикажу возобновить ее. Пускай казаки и офицеры, желающие поступить в легион, потерпят; разрешение записи только отсрочено, тем более что события еще могут позволить возобновленной Русской армии снова начать борьбу за свободу своей Родины, что каждый должен желать». Но это были только слова. На самом деле запись продолжалась своим чередом. Если и прекращалась она, то на несколько лишь дней, не более, что прошло совершенно незаметно.
Записывались казаки, записывались юнкера, записывались даже офицеры. Думали, лишь бы только вырваться с острова, из лагеря, а там будь что будет. Сколько записалось в легион – не установлено. Точную цифру поступивших в легион может дать только разве французское командование, так как записывались и в Константинополе, и в других беженских лагерях, и даже еще на пароходе, прямо по прибытии на константинопольский рейд, на острове же и по лагерю Донского корпуса записавшихся было более тысячи человек, причем запись эта непрерывно продолжалась вплоть до последнего дня пребывания в лагерях.
При этом многие проделывали такую комбинацию. Заведомо зная свою негодность к военной службе, много раз раненные, искалеченные люди записывались в легион с целью вырваться с острова или из лагеря, ехали в Константинополь, где их свидетельствовали и, конечно, признавали негодными к поступлению на службу, после чего вновь отправляли в какой-либо лагерь, но уже лучший, в окрестности Константинополя (по вполне понятным причинам французы симпатизировали таким). В результате – лучший лагерь и некоторое разнообразие при переезде, в хороших относительно условиях при сносном питании. Но это удавалось лишь немногим.
Приблизительно в то же время пошли слухи о Кемаль-паше, о том, что он хорошо принимает казаков, дает им службу и деньги, что с большевиками он ничего общего не имеет и что один пароход (название постоянно менялось) с казаками и офицерами, во время переезда по Черному морю, бурей был прибит к малоазиатскому берегу, причем Кемаль оказал полное гостеприимство русским, принял к себе на службу тех, кто этого пожелал, а другим дал кров и пищу. Насколько правдоподобны были эти слухи – трудно сказать, но действительно, в газетных сообщениях того времени о победах Кемаля не раз мелькали заметки о том, что бегущих греков преследовали конные казаки с «пулеметами на тачанках».
Так или иначе, казаки этому верили, и у некоторых из них созрела решимость бежать к Кемалю, чему немало способствовала близость малоазиатского берега – около 50 километров. Бежали на парусниках и каюках греков и турок, причем была установлена даже такса за переезд – 20 драхм, некоторые бежали самостоятельно, в гребных лодках. Что сталось с ними – неизвестно. Многие из них, вероятно, погибли в море, ходили слухи, что некоторых с целью грабежа убили и сбросили в море лодочники, одна партия вернулась обратно. На полпути они встретили лодку с несколькими казаками, рассказавшими им, что при попытке высадиться на берег их встретили пулеметным огнем греческие посты, причем некоторые были убиты, некоторые ранены. После этого случая бегство почти прекратилось.
13 января на пароходе «Веха» на Лемнос прибыла часть штаба Донкорпуса с эшелоном в 500 человек воинских чинов Донского Технического полка, а 16 января прибыли части 1-й и 2-й дивизий на заранее отведенном им месте, между Пластунским и Терско-Астраханским полками.
Прибывшие частью были размещены в палатках, которых французами было выдано очень ограниченное количество, по одной на 12–14 человек, причем много палаток было рваных, полуистлевших, не дававших защиты ни от дождя, ни от ветра, а частью в блиндажных перекрытиях (аброметро), шириной 20 вершков каждое, выдававшихся по расчету – два перекрытия на трех человек. При соединении их получался сводчатый продолговатый барак, вышиной по средней линии 2½ – 3 аршина и шириной 4–5 аршинов; длина барака зависела от числа помещавшихся в нем людей. Открытые бока такого барака заделывались подручным материалом или банками из-под консервов с насыпанной в них землей. Ввиду отсутствия строительного материала и стекол, бараки эти были темны, зимой – холодны, летом же, несмотря на прикрытие аброметро землей, – душны от накаливания железа.
Снова закипела работа по устройству лагеря. Казакам, уже обжившимся в чаталджинских лагерях, уже затратившим массу труда и времени на устройство и оборудование прежних жилищ, снова пришлось работать на новом месте. А работа была тяжелая; как уже говорилось, лагерь был расположен по склону горы, и надо было выравнивать площадки и рыть канавы в каменистом грунте; канав пришлось рыть особенно много, так как они служили не только для отвода дождевой воды, но и для осушения почвы в лагере, где, несмотря на горную местность, близко от поверхности были подпочвенные воды.
Но хорошей питьевой воды было довольно ограниченное количество. За лагерями Терско-Астраханского полка и первой Донской дивизии было два больших источника, дававших в среднем около 40 ведер в минуту и пять малых (колодцев) – между лагерем и морем. Вода первых двух источников стекала в море двумя большими ручьями, на которых были устроены запруды для стирки белья, питьевую же воду брали из малых источников-колодцев, причем только в двух из них вода была годная для питья. Как на беду, источники эти были самые удаленные от лагеря, и воду приходилось носить чуть ли не за версту.
Много неудобств для казаков представляли отхожие места, которые, по условиям местности, пришлось устраивать впереди лагеря, под горой, иногда на значительном расстоянии. Они представляли собой узкие глубокие ровики, обнесенные со стороны лагеря невысокой стеной. Благодаря удаленности уборных, казаки, несмотря на все принимаемые начальством меры, ходили вверх, на гору, что и сказалось во время дождей.
Продукты