Он погладил ее по голове, все еще не понимая, что же происходит, и нежно поцеловал ее макушку:
– Я клянусь, – прошептал он, – клянусь, что не обижу.
Когда прибыл отец Сандры – Гайр – с пятнадцатилетним Лери, Рэми стоял в стороне. Родные люди обнимали друг друга, целовали, плакали и смеялись, а он мог лишь стоять и смотреть на это, понимая, что никогда не знать ему такого счастья. Церковь стала его семьей, но то было иное чувство.
Наконец, слезы высохли, улыбки стали еще светлее, и все переместились за стол. Рэми все так же ощущал себя лишним человеком, но Сандра крепко сжимала его руку, что он бы не рискнул подняться и уйти.
– Да, Сандра совсем уже взрослая, – с легкой грустью вздыхал Гайр, глядя на дочь. – Но что же ты не говоришь, кто этот статный мужчина, что затравленно смотрит по сторонам, только и мечтая поскорее улизнуть отсюда?
Он, хитро прищурившись, посмотрел на Рэми. Тот почувствовал, как щеки его вспыхнули, и поспешно опустил голову, делая вид, что очень заинтересовался содержимым тарелки.
– Николас Рэми, – представила Сандра, покраснев. – Он… воин церкви. Инквизитор.
Никогда прежде ему не приходилось испытывать стыда за свое призвание, но в тоне девушки было что-то такое, от чего ему стало неудобно в собственной рясе. А может, дело в том, как переглянулся Лери с матерью.
– В самом деле? – брови Гайра скользнули вверх. – Как интересно! Когда мы были в Шраване, то видели, как строится церковь Пророка. Я послушал священников. То, о чем они говорят, очень интересно.
Рэми почувствовал неприятный холодок в сердце.
– «Очень интересно»? – переспросил он.
– Да, – подтвердил тот. – О том, что Лазериан творил, и как он своими деяниями вдохновляет людей сеять добро по миру. Но, если честно, в этом было кое-что странное…
– И что же? – как можно сдержаннее спросил Рэми, не обращая внимания на тревожный взгляд Сандры.
– Не знаю, это так, на уровне ощущений, – отмахнулся Гайр. – Мы с Лери травники, обучались алхимии, в Шраване это пользуется уважением. А здесь считается колдовством и осуждается. Тяжело перестроиться на новый лад. Все так быстро меняется. Слишком быстро.
Рэми промолчал. В Седых Холмах не было церквей Пророка, они жили в старой вере. И никогда они с Сандрой не заговаривали об этом, но сейчас, сидя за столом с этими людьми, Рэми впервые осознал, какая пропасть лежит между ними, и, что ужаснее, какая тень ляжет на него из-за того, что он присутствовал при таких разговорах.
– А чем занимаются инквизиторы? – спросил Гайр. – Я слышал, что вы воины церкви, но против кого вы воюете, если Пророк – это любовь и всепрощение, как говорят священники?
Рэми сделал глубокий вдох и ответил:
– Наша задача – отлавливать еретиков и язычников, что угрожают покою мирных граждан и подрывают веру в Пророка.
– Что ты говоришь! – изумился Гайр. – Но разве веру можно навязать? Это же добровольный выбор каждого….или я слишком долго не был на родном берегу?
– Слишком долго, отец, – сказала Сандра, побледнев. – Слишком.
– Когда родиной моей считались не холмы, а цветущая долина, каждый был волен в своей вере: Милосердная Дева, Создатель, духи. И никому не нужны были армии воинов, – Гайр покачал головой. – Ладно, не будем об этом говорить за столом, а то вы заскучали…
Он был неправ, никто не заскучал. Все были в ужасе, даже Рэми, который понимал, что отныне не сможет приходить в дом Сандры как прежде.
Тот день он часто вспоминал, и думал, что, возможно, все сложилось бы иначе, не стань он дожидаться семейного ужина. Увы, все уже случилось, и сжечь страницу прошлого было нельзя. А следующее свидание с Сандрой произошло в Эйнерине, за церковными воротами.
– Как ты мог?! Как ты мог?! – с мокрым от слез лицом она бросилась на него, сжав руки в кулаки. – Что мы тебе сделали?!
– Это не я, – он даже не пытался заслониться от ее болезненных ударов. – Кто-то из деревни.
– Ты же мог защитить их! Мог сказать! Ты же знаешь, они не колдуны, – она закрыла лицо руками. – Лери еще совсем дитя!
Рэми не знал, что ответить. Он сам был ошарашен, когда узнал, кого привели на допрос. Он до сих пор слышал крики Гайра и мольбы мальчика. Пытки, применяемые к язычникам и колдунам, не казались представителям церкви жестокими методами. Раньше не казались. Он видел своими глазами, что оставалось от людей после встречи с людоедами или после других черных ритуалов, когда детей и взрослых приносили в жертву. Кто раз увидит это, поймет…
– Помоги им, – зашептала Сандра, убирая руки от лица. – Ты ведь можешь…
– Не могу, – он опустил глаза. – Я не могу, это дело ведет брат Килан, он не отступит.
Она упала на колени и схватилась за край его рясы:
– Умоляю, заклинаю тебя!..
В мрачных казематах темницы было темно, затхлый воздух пропитался страхом, болью и отчаянием. За проржавевшей от сырости решеткой на сгнившей подстилке лежал человек, больше похожий на мертвеца, чем на живого. Он был в простой рубахе и штанах, босой. На лице запеклась кровь, разбитые губы опухли, руки были покрыты страшными ожогами. Рэми подошел ближе, испытывая смесь жалости, вины и неприязни. Тихо было, только где-то в далеких камерах кто-то жалобно скулил, иногда срываясь на отчаянный крик. И снова наступала тишина.
– А я все думал, когда же ты придешь, – лежащий человек подполз ближе к свету, давая Рэми рассмотреть то, что сотворили с ним пытки. – Они не тронули остальных?
– Нет, – ответил инквизитор. – Только тебя и Лери, остальных в деревне успели полюбить.
– Странная у вас любовь, – Гайр попытался рассмеяться, но смех этот был страшен. – Они прикладывали к моей коже раскаленное железо, а сыну сломали обе ноги. Если такую любовь предлагает твой Пророк, то мне с ним не по пути.
Рэми чувствовал, что не должен здесь находиться. Он служитель церкви, а этот человек – еретик, такой же, как другие. Но мольбы Сандры в какой-то момент заглушили голос его разума.