Читать интересную книгу Когда исчезает страх - Петр Капица

«Хехтовки» с одобрением относились к затеям ребят, — им нужны были ловкие и выносливые работники. Зато мамаши, работавшие на фермах, злились на пионерских вожаков и пытались настроить ребят против Большинцовой:

— Не верьте ей, она не русская, перед немцами выслуживается. Как только научитесь работать, вас ушлют на фабрики.

Некоторые мамаши, чтобы подкормить своих детей, вылавливали из пойла для свиней репу, порченую морковь, капустные кочерыжки и тайно приносили под перёдниками малышам. Порой они так обкармливали своих ребят, что те заболевали расстройством желудка и попадали в изолятор.

Ирина вынуждена была ограждать малышей от «забот» неразумных мамаш. В дни встреч она выделяла дежурных, которые не позволяли кормить тайком, а предлагали складывать овощи в общую корзину. Это еще больше озлобило матерей. Они не раз грозились:

— Если будешь запрещать подкармливать наших ребятишек, мы тебя в навозе утопим.

— Вы же их не подкармливаете, а губите, — пыталась Ирина образумить матерей.

Но те не желали слушать увещеваний.

— Уйди, подлюга! — говорили они. — Не прикидывайся нашей, знаем, кто ты.

Раскрываться перед издерганными, обезумевшими в лагерях женщинами было опасно. В гневе они могли проговориться «хехтовкам». Ирина решила не обращать внимания на угрозы отчаявшихся мамаш.

* * *

В дни, когда советские войска перешли старые границы Германии, фрау Хехт притихла и как-то обмякла. Она уже не напоминала гусыню, а скорее походила на одряхлевшую курицу. Ее помощницы тоже вдруг изменились: стали заискивать перед прачками, скотницами, делали подарки и просили запомнить их доброту.

Вскоре «хехтовки» стали исчезать одна за другой. Апрельской ночью, погрузив вещи в прибывшую санитарную машину, вместе со старшей медицинской сестрой убежала и сама фрау Хехт.

В «Убежище девы Марии» из немок остались лишь старухи богомолки да Хилла Зикк. Одни они не могли управиться с большим и сложным хозяйством. Пришлось Ирине и старшим ребятам взять на себя управление имением.

Хилла Зикк предложила в честь приближающейся свободы устроить торжественную мессу.

— К чему теперь? Наши ребята не верят в бога, — сказала Большинцова.

— Не богохульствуй! Ты не видела, как они молятся?

— Видела. Это было притворство, для обмана богомолок.

— Ты это знала и ничего не сказала мне.

— Я сама не верю в бога. Я атеистка.

Хилла Зикк замахала руками, отступая от Ирины.

— Такого кощунства господь вам не простит. Не подходи ко мне, — потребовала она. — Больше я ни в чем тебе не помогу. Ты богоотступница!

Войска англичан и американцев, двигавшиеся по дорогам Германии почти без боев, прошли где-то стороной. О Дне Победы Большинцова узнала с запозданием, когда Виктор с Севой исправили радиоприемник, забытый фрау Хехт. На радостях был устроен для всех праздничный ужин.

Вскоре в «Убежище девы Марии» прикатили два мотоциклиста. Это были англичане. Они расспросили, что это за имение, кто в нем находится, что-то пометили на своей карте и поехали дальше.

В конце мая Ирину разыскал розовощекий, приторно вежливый немец. Он отрекомендовался представителем англичан и предупредил, что в четверг ровно в одиннадцать часов в «Убежище девы Марии» прибудут уполномоченные Союзной Комиссии по репатриации.

Готовясь к встрече, Ирина вытащила из вещевого склада всю новую, а также хорошо починенную одежду и велела ребятам переодеться. У нее не было только подходящей материи на пионерские галстуки. Пришлось взять из церкви вишнево-красные одежки служек, распороть их и выкроить сотню косынок.

В четверг, когда в «Убежище девы Марии» прибыли представители Союзной Комиссии, ребята встретили их, выстроившись на торжественную линейку.

Англичанам и американцам красный флаг и пионерские галстуки не пришлись по душе. Словно не видя застывших шеренг ребят, союзники прошли в главное здание. К знаменосцам подошел лишь советский капитан и негромко сказал:

— Спрячьте на время красные галстуки. Недипломатично так встречать союзников.

На радостях ребята бросились обнимать офицера, а он, отбиваясь от них, строго потребовал:

— Отставить! Что за вольности? Я здесь официальное лицо. Прошу соблюдать… Тут не наша зона, а английская. Понятно?

— Понятно, — расстроенно ответили ребята. Они не ждали такого от советского человека.

Когда капитан ушел, недоумевающие ребята обратились к Ирине:

— Почему он так с нами?

— Не знаю. Наверное, есть причина.

Но от недоброго предчувствия ей стало тоскливо. «Почему прислали такого черствого человека? Почему он не порадовался вместе с нами?»

Позже ее вызвали на комиссию. Вопросы задавали немец с лучезарной лысинкой, говоривший по-английски, и советский капитан:

— С какой целью вы устроили этот маскарад с красными галстуками?

— Пионеры в торжественные дни всегда надевают красные галстуки.

— Где вы взяли здесь пионеров?

— Мы еще год назад создали тайную организацию.

— А это не гитлерюгенд?

— Узнайте у ребят.

— Нам сказали, что вы всё время выслуживались перед нацистами. Сейчас решили перекраситься?

Вопросы были столь оскорбительны, что Большинцовой, хотелось отвечать дерзко, но она сдерживалась.

— Вы можете всё узнать у ребят, — повторила Ирина.

— Они несовершеннолетние. У нас есть заявления взрослых о вашей грязной деятельности.

— Если вы и дальше будете разговаривать со мной в таком тоне, я перестану отвечать.

Немец, который переводил вопросы англичан, был учтивей:

— Вы, фрау, видимо, желали остаться начальницей приюта?

— Нет, я хочу немедленно вернуться на Родину.

— Вы из Польши?

— Нет, я из Советского Союза.

Англичанин посмотрел в список, смерил Большинцову оценивающим взглядом, затем, изобразив на лице скуку, что-то буркнул немцу. Тот поклонился ему и перевел:

— Мы сожалеем… но у нас иные сведения. До выяснения личности, мы вынуждены содержать вас под… охраной.

Большинцову арестовали и отправили с молчаливым английским солдатом в детский карцер.

Ирина так была ошеломлена всем происшедшим, что некоторое время беспомощно сидела на жесткой койке, сжимая руками виски. За что ее арестовали? Неужели всерьез подозревают, что она работала на гитлеровцев? Но это же легко выяснить, стоит только поговорить с ребятами…

К вечеру старшие ребята разыскали Большинцову. Они принесли ей поесть и, лежа на улице перед подвальной решеткой, стали убеждать:

— Это не наш капитан. Наверное, переодетый фриц, советские такими не бывают. Он и нас не хочет слушать, гонит от себя и говорит: «Не ваше дело». Да еще грозится посадить в карцер.

Ирина решила еще раз поговорить с советским офицером. Неужели она не сумеет его переубедить? Надо только добиться свидания, и недоразумение мгновенно рассеется.

Она послала с ребятами записку капитану. Но он пришел к ней только утром и разговаривал в присутствии английского солдата.

— Почему вы обращаетесь ко мне? Я здесь не представляю Польши.

— К Польше я тоже не имею никакого отношения. Я русская, уроженка Ленинграда, была летчицей и членом партии.

— Все это надо доказать. По документам вы Мария Блажевич, уроженка Вильно. В концлагере находитесь за какие-то религиозные прегрешения.

Ирина попыталась рассказать ему, как она попала в плен и по какой причине стала жить в концлагере под чужим именем, но он перебил ее и задал обезоруживающий вопрос:

— А почему вы не покончили с собой? Советские летчики в плен живыми не сдаются.

Капитан говорил об этом, как о чем-то обыденном и обязательном, словно по таким поступкам только и опознаются советские люди. Видно было, что он не охотник делать добро людям.

— А сами вы на войне были? — спросила у него Ирина.

— Вас это не касается, — резко оборвал ее капитан. — Разговор наш заканчивается.

— Вы можете бросить советского человека на произвол судьбы?

— Сначала докажите, что вы советский человек. Сейчас много появилось «артистов», выдающих себя за мучеников концлагерей. Пишите письменное объяснение с указанием всех мест и сообщите фамилии людей, которые могут подтвердить, что вы советская подданная. Проверим в обычном порядке. Больше прошу меня не вызывать.

Глава тридцать вторая

Отгремели залпы победного салюта над Невой. В Европе наступил мир, но на Дальнем Востоке война еще продолжалась.

Ян вот-вот должен был приехать в отпуск. Зося почему-то ничего не сообщала о демобилизации.

В Ленинграде уже начались белые ночи. Голубое сияние колыхалось над каналами и Невой до восхода солнца.