и дрожал теплый прозрачный воздух. Небо было синим-синим, прозрачным и глубоким. Ласковое солнце несло тепло, а тепло несло надежду… Николай Лоза, расстегнув шинель и сняв картуз, подставил лицо солнцу. Ласковый ветерок овевал его.
«Эх! Хорошо жить!» – вдыхал он полной грудью густой мартовский воздух.
…В один из дней Николай решил направиться в Хорол. С ним вместе поехал хуторской сосед, молодой здоровенный парень Исидор Сыч… В Хороле были красные. Николай Лоза и Исидор Сыч попали в облаву красных патрулей и были арестованы.
Вот как последующие за этим события и трагическую смерть Николая Игнатьевича Лозы описывал его младший брат Карп Игнатьевич Лоза много лет спустя в своих воспоминаниях:
«Теперь о трагической смерти брата Николая. В один из дней второй пятидневки марта месяца 1918 года, когда немцы и петлюровцы, по слухам, были уже в Лубнах и слышна была орудийная канонада, Николай вздумал пойти в Хорол. С ним сговорился пойти сосед Исидор Сыч, здоровенный парень 19 лет. Их интересовало, что же происходит, да и оставаться в селе, особенно на хуторе, было небезопасно. Но больше всего их интересовало, что творится на фронтах войны, на Украине, в России и в целом во всем белом свете, так как в села в то время ни каких газет не поступало.
Пришел к Николаю Сыч, Николай стал собираться в дорогу. Мать, узнав о намерениях Николая идти в Хорол, уговаривала его не ходить. Николай настаивал, что пойдет.
Они ушли… Мать с расстройства и со злости крикнула ему вслед: «Шоб ты пишов и не вернулся!» И Николай, действительно, живой не вернулся».
Дальше Карп пишет:
«На второй день, немцы и петлюровцы заняли город Хорол и нашу станцию Веселый Подол. Большевики отступили на Полтаву и Харьков. На другой день дошли до отца и матери слухи, что в больницу в местечке Семеновка доставлено несколько трупов, убитых большевиками при отступлении. Среди них есть труп молодого парня.
Отец и мать немедленно поехали в больницу. В мертвецкой больницы лежало несколько изувеченных трупов, среди их был опознан труп Николая, по уцелевшей левой стороне лица и тела. Оба глаза были выколоты. Правая сторона лица, правая рука, бок и на бедрах мясо ободрано до костей. Говорили, что несколько трупов (8 штук) было выброшено из вагона на перрон. А труп Николая был обнаружен в километрах в трех от станции Веселый Подол в сторону города Хорола между рельс, в одном изодранном нижнем белье».
«Кратко опишу обстоятельства насильственного лишения жизни Николая», – писал дальше в своих воспоминаниях Карп Игнатьевич:
«…Отец начал собирать сведения о причинах и обстоятельствах его смерти. Прежде всего, обратились к Исидору Сычу, с которым Николай вышел из дому. Сыч Исидор возвратился домой на второй день к вечеру больной, избитый, молчаливый. Некоторое время лежал дома, никуда из дома не выходил, ни с кем из домашних не говорил.
Отцу, да и домашним он сказал, что их задержали при подходе к городу Хорол и отправили на станцию Хорол. Его на второй день отпустили, а Николая оставили. В остальном категорически отказывался что-либо сказать, что было с ним и почему убили Николая.
Володя Сокол, сын начальника станции Хорол, мой одноклассник, видел Николая и здоровался с ним издали около 14 часов дня, когда он шел в училище на занятия. Николай, здороваясь, улыбнулся, как-то рассеянно. С Николаем шел рядом высокий парень и четверо вооруженных винтовками красноармейцев. Шли они по дороге. Володя Сокол сказал мне об этом только после похорон Николая.
Кто-то из железнодорожников станции Хорол рассказал отцу следующее: арестованных несколько человек держали в одной из комнат станционного помещения под охраной. Водили их поодиночке, куда-то на допрос. Приводили оттуда избитыми с кровавыми ссадинами на лице…. Через некоторое время Николая и Исидора снова увели на допрос (одновременно). Их снова допрашивали, и Исидор Сыч сказал, что Николай – офицер. Исидора через некоторое время отпустили, а Николая оставили».
Так донос Исидора Сыча, что Лоза – офицер, решил судьбу Николая. Красные изверги его били, обзывали «офицерской мордой», ему со смехом выкололи глаза…
Может быть, кто-то другой, ради сохранения своей жизни плакал, умолял, убеждал бы красных, что он из крестьян, что офицером стал случайно, что он такой же, как они…
Но не Николай Игнатьевич Лоза! Он принял смерть стоически, не изменив присяге, офицерской чести и офицерскому достоинству!
«К вечеру станция Ромодан была захвачена немцами, – писал дальше Карп Лоза. – Красные отряды вынуждены были отступать из Хорола на Полтаву по линии железной дороги на Веселый Подол. Арестованных, несколько человек: помещика с женой, попа с попадьей и еще четырех человек и Николая, погрузили в задний пассажирский вагон отступающего эшелона.
Один из оставшихся в живых потом рассказывал, что над ними очень издевались, били, кололи со смехом…
Николая сильно били, кололи штыками, называли «офицерской мордой». Со смехом выкололи глаза. В конце концов один из них якобы сжалился и предложил: давайте привяжем к поезду, пусть бежит за поедом. Добежит до станции Веселый Подол, отпустим. Так и сделали. Раздели, только оставили нижнее белье, закинули за шею веревку и, когда поезд замедлил ход по горку, спустили с вагона.
Три путейских сторожа (будочники) видели бегущего человека в белом (это было ночью) за поездом. Но когда поезд пошел быстрее, то Николай не выдержал, задохся и свалился. Так и тянулся по шпалам между рельс, пока не испустил дух. Веревку обрезали, не доезжая трех-четырех километров до станции Веселый Подол. Вот почему у него правая сторона тела вся ободрана до костей от головы до ступни правой ноги. Остальные семь трупов, сильно обезображенных, были выброшены из вагона на станции Веселый Подол».
Так спокойно, без злобы, с какой-то внутренне отрешенностью и опустошенностью описывал Карп Игнатьевич Лоза трагическую смерть любимого старшего брата офицера русской армии прапорщика Николая Игнатьевича Лозы в своих воспоминаниях написанных в 1962 году.
Свобода, сколько преступлений совершено твоим именем!
…Последнее, что в жизни видел Николай Лоза, нет, не глазами, глаза ему «со смехом выкололи» красные, а мысленным зрением – это бескрайняя степь. Ее он видел все шире и шире, словно поднимаясь вверх, выше и выше…
Последнее, что он слышал в своей жизни – стук колес поезда, переходящий в заунывный колокольный звон…
Очевидцы, путевые обходчики, видели в темноте бегущую за поездом в белом исподнем фигуру, потом человек задохся, упал на рельсы и поезд потащил его дальше…
Так трагически и зверски оборвалась жизнь офицера русской армии Николая Игнатьевича Лозы. Так вспыхнула