– Угу, мистер Нортроп, – весело согласился нахальный лакей, – безусловно.
– Можете убрать посуду.
– Угу, я это уже сделал.
– Однако лорд и леди Филдинг, возможно, пожелают поужинать позднее.
– Наверху, – с храброй ухмылкой предсказал О'Мэлли. Нортроп посуровел и, до предела выпрямив спину, пошел к выходу.
– Чертов наглый ирландец! – в бешенстве пробормотал он.
– Напыщенное чучело! – бросил тот в спину дворецкому.
Глава 27
– Доброе утро, миледи, – проворковала Рут с сияющей улыбкой.
Виктория повернулась в огромной кровати Джейсона, сонно улыбаясь.
– Доброе утро. Который час?
– Десять часов. Вам принести что-нибудь надеть? – спросила камеристка, удивленно оглядывая предательскую кучу сброшенной одежды и покрывал.
Лицо Виктории потеплело, но в ней разлилась такая лень, такая чудесная усталость, что она не ощущала даже некоторой неловкости оттого, что ее застали в постели Джейсона, рядом с разбросанными по всей комнате предметами одежды. Он занимался с ней любовью еще дважды до того, как они заснули, и еще раз рано утром.
– Не беспокойся. Рут, – пробормотала она. – Кажется, я еще немного подремлю.
Когда камеристка ушла, Виктория перевернулась на живот и зарылась лицом в подушки, не переставая улыбаться. Так, значит, в обществе считают Джейсона Филдинга холодным, циничным и недоступным человеком, вспомнила она, таинственно ухмыляясь. Как они поразились бы, узнав, каким нежным, страстным и неутомимым любовником он становится в постели. А может, это вовсе и не тайна? От этой мысли ее улыбка несколько увяла. Она сама не раз наблюдала, как алчно замужние женщины поглядывают на Джейсона, и, поскольку вряд ли все они жаждали брака с ним, должно быть, им хотелось побывать в его постели в качестве любовниц.
Размышляя об этом, она вспомнила, как неоднократно слышала упоминание его имени в связи с прекрасными замужними дамами, чьи мужья достигли преклонного возраста или были некрасивы.
Нет сомнения в том, что до нее в его жизни было немало женщин: он слишком хорошо знает, как с ними обращаться.
Виктория постаралась избавиться от этих бередящих душу и бросающих тень на ее мужа мыслей. Не важно, сколько женщин до этого познали его неистовую любовь. Отныне он принадлежит ей, и только ей.
Виктории совсем не хотелось открывать глаза, но наконец она все-таки сделала это и тут же заметила плоскую черную коробочку на тумбочке у кровати. Без особого интереса она вытащила руку из-под шелковой простыни и, взяв футляр, открыла его. Там оказалось чудесное ожерелье с изумрудами и записка от Джейсона: «Спасибо за незабываемую ночь».
Виктория нахмурилась. Как ей хотелось, чтобы он не оспаривал ее слов о любви к нему! Ей хотелось, чтобы и Джейсон говорил ей о своей любви. И особенно хотелось, чтобы после всех безумств и волшебства взаимного обладания он перестал дарить ей драгоценности, холодно расплачиваясь за доставленное удовольствие. В частности, эта последняя вещица казалась особенно неприятной.
Виктория проснулась от испуга. Был уже почти полдень, а Джейсон говорил ей, что к этому времени его деловая встреча должна закончиться. Горя желанием увидеть его и насладиться теплом его улыбки, она быстро надела нежное бледно-лиловое платье со свободными длинными рукавами, собранными на запястьях в широкие манжеты.
Она нетерпеливо ерзала, пока Рут колдовала над ее прической, расчесывая волосы, укладывая их тугими локонами и подвязывая бледно-лиловыми шелковыми лентами.
Как только эта процедура завершилась, Виктория поспешила в холл, но затем заставила себя перейти на более величавый шаг – когда спускалась вниз по парадной лестнице. Нортроп широко улыбнулся, когда она справилась о Джейсоне, а когда она проходила мимо О'Мэлли, то могла бы поклясться, что он подмигнул ей. Она все еще удивлялась этому, когда постучала в дверь кабинета и вошла.
– Доброе утро, – весело сказала она. – Я подумала, может, ты захочешь пообедать со мной? Джейсон едва глянул в ее сторону.
– Извини, Виктория, я занят.
Чувствуя себя кем-то вроде надоедливого ребенка, которого только что вежливо, но твердо поставили на место, Виктория, поколебавшись, спросила:
– Джейсон, почему ты так усердно работаешь?
– Я люблю работать, – холодно ответил он. Было очевидно, что работу он любит больше, чем ее, поскольку в деньгах он, конечно, не нуждался.
– Прости, что я оторвала тебя от дел, – спокойно сказала она. – Больше этого не повторится.
Когда она выходила, Джейсон уже собрался было позвать ее и сказать, что передумал, но, сумев погасить свой порыв, снова уселся за письменный стол. Ему хотелось пообедать с ней, но было бы неразумно проводить с женой чересчур много времени. Он позволит Виктории быть приятной частью своей жизни, но не допустит, чтобы она стала ее центром. Такой власти над ним он не давал и не даст никогда ни одной женщине.
На поляне возле приюта Виктория смеялась до упаду, наблюдая, как маленький Билли орудует игрушечной шпагой и примазывает одному из приятелей «пройтись по доске» [9]. С черной повязкой на глазу обаятельный маленький крепыш выглядел самым настоящим пиратом.
– Вы считаете, что повязка поможет? – спросил викарий, стоявший рядом.
– Надеюсь. Такая повязка помогла избавить от косоглазия одного малыша из моей родной деревни. Тогда папу заинтересовало, не являются ли главной причиной дефекта не сами глаза, а их мышцы. Если это так, то, завязав здоровый глаз, можно заставить мышцы больного глаза работать и, следовательно, укрепиться.
– Мы с супругой хотели спросить, не окажете ли вы нам честь, отужинав с нами после того, как дети "покажут свой кукольный спектакль. Позвольте сказать, миледи, что детям в нашем приюте поистине повезло, что у них такая щедрая и внимательная опекунша, как вы. Осмелюсь утверждать, что в Англии не сыскать другого сиротского приюта, где дети имели бы лучшую одежду и питание, чем наши сиротки, и все это благодаря вашей щедрости.
Виктория улыбнулась и уже хотела было с благодарностью отказаться от любезного приглашения на ужин, но затем вдруг передумала и согласилась. Она послала одного из старших ребят в Уэйкфилд с запиской, в которой сообщала, что остается на ужин у викария, затем облокотилась о ствол дерева и стала наблюдать, как дети играют в пиратов, одновременно размышляя, как отреагирует Джейсон на ее отсутствие в этот вечер.
По правде говоря, она не имела ни малейшего представления, озаботит ли это его. Жизнь с ним становилась все непонятнее. Помимо драгоценностей, которые он подарил ей раньше, у нее теперь были изумрудные сережки и браслет под стать ожерелью, бриллиантовые подвески, рубиновая брошь и набор бриллиантовых заколок для волос – по одной вещице за каждую из пяти ночей, когда он занимался с ней любовью. Каждую ночь он был полон страсти и нежности. Наутро он оставлял ей какую-нибудь драгоценность, а после этого напрочь вычеркивал ее из сердца и своей жизни до того момента, когда садился с ней ужинать или снова ложился в постель. В результате такого поведения мужа Виктория чувствовала все большую обиду на него и все большее презрение к драгоценностям.