— Вот и перва ласточка, — произнесла она торжественно, — ну, здравствуй, сястра моя Неважна.
Девочка зарделась от такого проявления чувств, засуетилась. Ей вдруг стало как-то неудобно перед этими старыми и добрыми людьми, и она стыдливо попыталась сказать:
— Меня зовут…
— Неважна, — быстро прервала её Дануха, — знам, как вы трясётися со своими имянами. Не хочу, чёб ты чуяла сябя уязвимой. Потому от ныне все мы будем звать тябя сястрой Неважна. Так будеть лучше. Ты не против?
— Угу, — кивнула девочка облегчённо, её такое вполне устраивало.
Шагая дальше от родника к берлоге Данавы, Неважна шла по серёдке между Данухой и Данавой, безостановочно треща, как сорока. Сказывалось долгое воздержание от общения и казалось она теперь навёрстывала упущенное. Рассказывала она свою историю жизни, не всю, конечно, но последних пару лет, как минимум. Рассказывала эмоционально, размахивая руками и котелком, который несла в руке за край, да так, что шедший за ней Данава, чуть приотстал, чтоб ненароком не схлопотать этой медной штуковиной в лоб. Была она, что называется, из простого народа аров, не из знатных кровей. Росла в семье свободного охотника и была единственным ребёнком. Почему? Не знала. Никогда не спрашивала. И проживала она на землях города Аркозы, что довольно далеко отсюда. Дануха о таком городе даже на слышала. Жили они хорошо, в достатке. Отец её был один из лучших охотников. Только примерно две осени назад, всё резко поменялось.
— Есть у нас там один лес, зачарованный, он от города далеко на полночь. Его чёрным называют, хотя никакой он не чёрный, обыкновенный, только не хоженый и совсем дикий, безлюдный. Никто в него не ходит, боятся. Все говорили, что он проклят богами. Все, кто туда уходил, никогда назад не возвращались. Отец мой тоже туда не ходил, но в тот год, что-то совсем плохо со зверьём стало. Как он говорил, и зверь не уродился и охотников прибавилось. В лесах легче стало с человеком повстречаться, чем с кабаном или косулей. Вот и решили они с Апаном, другом отца и нашим соседом, в этот чёрный лес наведаться. Мама тогда сильно переживала, но он сказал, что они лезть в сам лес не будут, а лишь по краю походят. Но на самом деле они в глубь и пошли. Мой отец хоть и кормил жрецов местных и одаривал, но в богов не верил. Он верил в Дух Леса, потому что в этих лесах он проводил большую часть своей жизни и очень много о лесе знал. До того времени я вообще его редко видела.
— А сколь тябе лет, Неважначка? — спросила впереди идущая Дануха не оборачиваясь.
— Что значит лет? — непонимающе спросила охотница.
— Ну, осеней, по-вашему.
— А, — протянула Неважна, — пятнадцать будет.
Девочка помолчала ожидая, что на это скажет Дануха и видя, что та идёт дальше, как ни в чём не бывало и ничего больше не спрашивает, продолжила свой рассказ:
— Ну, вот. Я тогда не знала, что они задумали. Маме по началу отец ничего не говорил. Оказывается, прослышал он от кого-то, что охотиться в тех местах можно, но для этого надо заключить какой-то договор с хозяйкой этого леса.
Дануха резко остановилась и Неважна с размаха уткнулась в её широкую спину носом. Баба повернулась и с тревогой посмотрела в глаза девочки.
— Мама жива? — неожиданно спросила вековуха.
Девочка опустила печальные глаза и ответила:
— Нет. Она умерла в прошлом году. Заболела и умерла.
— Ё…, кто б сомнявался, — с какой-то злостью выпалила Дануха, разворачиваясь и продолжая идти дальше.
— Ну, вот, — опять продолжила Неважна свой рассказ, пускаясь вдогонку уходящей бабе, — пошли они в этот лес, нашли Хозяйку. Она с отцом договор то и заключила, а с Апанов нет.
— А чё с ним стала? — вновь не оборачиваясь спросила Дануха.
— Никто не знает. Не вернулся он больше из леса. Отец говорит, что они потеряли друг друга, как только в чащу забрели, а как только он Апана потерял, так на Хозяйку и вышел. С тех пор зверя он был немерено. Сколько надо было, столько и брал. Какого надо было, такого и добывал. Жизнь у нас совсем наладилась, а тут мама померла. Меня одну в доме он побоялся оставлять. Соседи наши его удачи завидовали, все не добро поглядывали. Я знаю, что на него жрецам даже жаловались, но отец всегда перед жрецами хорошо откупался, поэтому они его не трогали, даже защищали. Говорили, что он ведёт угодную богам жизнь. С тех пор, как остались мы одни, он стал меня с собой на охоту забирать, учить всему. Про жизнь, про лес много рассказывал. Мы почти всё время в лесах жили, выходили в поселение к дому лишь добычу обменять, да за золото продать. Он хотел много золота для меня собрать, чтоб завидной женой стала и в городе жила, а я не хотела. Мне в лесу больше навилось. А этой весной он решил сам в город ехать, все зимние шкурки, что мы добыли и выделали, без торговцев на базаре на золото обменять и жениха мне подыскать. Я же на это время в лесу заповедном в шатре сидела. Ждала его. Но он так больше и не пришёл.
Она затихла, и какое-то время шла молча.
— Ты знаешь, что с ним стало? — не выдержал любопытный Данава шедший сзади.
— Знаю. Не доехал он до города. Убили его люди лихие, разбойные. Лук-то он свой в шалаше оставил, а из оружия один нож охотничий, за сапожный, а их всех стрелами перетыкали. Весь обоз. Обоз с добром угнали, а убитых всех там на дороге оставили.
— Откуда ты это узнала? — не успокаивался колдун.
— Хозяйка леса сказала. Да я потом тайком в поселение ходила перепроверяла. У меня там подруги оставались, которые и поведали, что всех их нашли. Привезли в поселение и похоронили, по обычаю. Много тогда народа погибло. Меня жрецы очень искали. Я представляю зачем, но я недолго думая опять сбежала к себе в лес и больше в селение не ходила.
Теперь и Данава замолчал. Как колдуну не знать было, кого она звала Хозяйкой Леса. Это была не кто иная как Лесная Дева.
— А как ты с ней увиделася? — теперь спросила уже Дануха.
— С кем?
— С Лясной Девой.
— С какой Девой?
— С той, котору ты называшь Хозяйкой Леса. Мы их называм Лясны Девы или Души Леса.
— Так их много?
— Почитай в каждом лясу есть, да не каждому честь.
— Ну, — продолжила Неважна, — как отец уехал, дня через два она ко мне пришла и рассказала, что случилось.
— А как она выглядела? — не утерпел Данава от любопытного для него вопроса, — Красивая?
На что Дануха только крякнула, а Неважна расплылась в блаженной улыбке и упиваясь воспоминаниями, восхищённо произнесла:
— Очень. Я такой красоты в жизни не видывала. Как я хочу быть не неё похожей. А ты Данава видел её?
— Ну, — замялся колдун, не зная, толь соврать, толь, признаться.
— Не видел, — ответила за него Дануха, — он у нас воще ничё не видел, не слышал. Колдун самоучка недоделанный.
И Дануха смачно сплюнула в траву. Данава потупил глазки, поджал губки и шёл ничего не отвечая.
— Наказал же Вал таким колдуном, — завелась баба, не забыв свои замашки большухи, но потом толи вспомнила, что уже не большуха, толи просто потеряла смысл кости брату мыть, от чего махнула рукой в пустоту и обречённо произнесла, — А!
Пошли опять молча. Каждый думая о своём. Паузу в разговорах прервала Дануха, притом неожиданно:
— Неважна, так эт она тябя ко мне отправила?
— Да, — зашугано ответила девочка, как будто Дануха непонятно как проникла и раскрыла её сокровенную тайну, которую кроме неё никто не мог знать.
— Да ты не боися, девка. Лясна Дева, или Хозяйка, как ты яё называшь, к ворогам, да к плохим людям не отправит. Она чё наказывала?
— Наказывала, — тихо пробубнила охотница, явно не желая об этом говорить.
Дануха остановилась, развернулась и сурово взглянула на девку, ожидая подробностей.
— Она велела найти старушку с сорокой и передать ей знания и умения, которым она меня наградила.
— Каки таки знания?
Неважна потупила глаза. Ей очень не хотелось делиться этим подарком. Она мысленно перебирала варианты, как бы утаить награду, но и при них остаться. Она почему-то решила, что обязательно расскажет, но потом. Пауза затягивалась.