— Ну так что же случилось с нашим лысым приятелем? — со скукой в голосе поинтересовался он. — Боже мой! — Лицо его исказилось от внезапного испуга, тонкие брови взлетели вверх. — Неужели епископ Ванье принял его за одну из подушек на скамье? — В толпе раздались смешки. — Такое однажды уже случилось, с каталисткой, которую прежде звали сестрой Сюзанной. Она стала совершенно плоской — представьте себе! Теперь ее называют братом Фредом...
Слушатели засмеялись громче.
— Нет, в самом деле! — Гвендолин попыталась отнять у Симкина свою руку.
Но он ловко удержал ее, да так, что этого никто почти не заметил, и посмотрел на девушку со скукой, но выжидательно. В толпе захихикали.
Гвендолин пришлось что-нибудь сказать.
— Я... Мы проснулись ночью... Нас разбудила Телдара, которая присматривала за отцом Данстаблем. Телдара сказала, что ему стало хуже и она забирает его в Дом Исцеления, что в роще друидов.
— Стало хуже, да? Я глубоко потрясен. Искренне сожалею, даже скорблю, — сказал Симкин, а потом крикнул: — Подайте еще шампанского!
Толпа взревела.
— Симкин, позволь мне... — начал Джорам, снова пытаясь протолкнуться к Гвендолин.
Но Симкин ловко оттеснил юношу — он протянул руку и выхватил какого-то другого молодого человека, одного из толпившихся рядом.
— Маркиз д'Этуа! Очень приятно. Молодому маркизу тоже было очень приятно.
— Эта милая девушка мечтает с вами потанцевать. А все дело в вашей куртке креветочного цвета, маркиз. Она буквально сводит женщин с ума. Моя дорогая, это маркиз д'Этуа.
И прежде чем Гвендолин успела возразить, ее рука перешла от Симкина к потрясенному маркизу.
— Но я... — слабо запротестовала Гвендолин, оглядываясь через плечо на Джорама.
— Симкин, чтоб тебя... — Джорам опять попытался вмешаться. Его лицо потемнело от нетерпения и недовольства, глаза засверкали от гнева.
— Как приятно с вами танцевать... — пробормотал маркиз.
— Очаровательная пара! Ну, давайте же, танцуйте! — Симкин почти толкнул растерявшуюся Гвендолин в объятия маркиза, затянутого в куртку цвета вареных креветок. — А, вот ты где, — с притворным удивлением сказал он, оглядевшись и отыскав взглядом разъяренного Джорама. — Где ты был, мой милый мальчик? Смотри, твоя ненаглядная пошла танцевать с другим мужчиной.
Снова его слова были встречены веселым смехом. Джорам в ярости уставился на Симкина.
— Тыне...
— Не утешу ли я тебя в таком печальном положении? Конечно же утешу! Не оставите ли нас на некоторое время наедине? — обратился он к собравшейся вокруг толпе, которая покорно разошлась в поисках новых развлечений, перед этим наградив. Джорама множеством улыбок. — Шампанское, за мной! — Махнув рукой нескольким бокалам, выстроенным вдоль парапета фонтана, Симкин взял Джорама под руку и повел его к хрустальной стене. Три бокала с искристым шампанским покорно поплыли за ним следом.
— Что это ты учинил? — возмутился разозленный Джорам. — Я так долго искал Гвендолин, а теперь ты...
— Дружище, говори потише, — попросил Симкин. Его лицо лучилось весельем и довольством. — Нам с тобой необходимо срочно побеседовать наедине — о каталисте.
— Бедный Сарьон, — сказал Джорам, мрачнея. Брови сошлись у него над переносицей. — Мне не следовало оставлять его одного прошлой ночью. Но Телдара сказала, что он идет на поправку.
— Все так и было, милый мальчик, — перебил его Симкин.
Джорам напрягся.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что они добрались до него, парень. — Симкин улыбнулся, но его улыбка предназначалась только для сторонних наблюдателей. Омочив губы в шампанском, он опасливо окинул взглядом зал. — И мы с тобой можем быть следующими.
У Джорама внезапно перехватило дыхание. Весь воздух в этом большом зале достался кому-то другому. Сердце юноши болезненно сжалось, как будто стараясь выдавить последние капли воздуха из его груди. В ушах у Джорама зашумело, и он снова перестал что-либо слышать.
— Эй, стой спокойно. На вот, глотни. На нас смотрят. Радость и веселье, помнишь?
Джорам увидел, как движутся губы Симкина, и почувствовал, как ему в руку сунули бокал с вином. Во рту у него пересохло, и юноша поднес бокал к губам. Искристое вино забурлило на языке, по горлу прокатилась приятная прохлада.
— Ты уверен? — наконец сумел выговорить он, переводя дыхание и стараясь вновь взять себя в руки. — А что, если он в самом деле снова заболел?
— Ерунда! Когда мы уходили, с каталистом все было в полном порядке. Кроме того, я не знаю ни одной Телдары, которая вдруг явилась бы без вызова среди ночи, чтобы осмотреть пациента. А вот Дуук-тсарит вполне на это способны. — Симкин зловеще замолчал.
— Он не предаст меня, — тихо сказал Джорам.
Симкин пожал плечами.
— Возможно, у него не останется выбора.
Губы Джорама затвердели, руки сжались в кулаки.
— Я не уйду отсюда, тюка не поговорю с повитухой, которую обещал привести лорд Самуэлс! — ровным голосом сказал он. — Кроме того, скоро все это не будет иметь никакого значения. — Брови Джорама распрямились, он поднял руку. — Скоро я стану бароном. И тогда все сразу уладится.
— Конечно. Очень хорошо — сделаем так, как ты хочешь. Просто я считал, что должен прояснить ситуацию, — весело сказал Симкин, к которому снова вернулось обычное благодушие. — В конце концов, что тут такого? Всего лишь несколько неприятных часов для каталиста. Не более того. К тому же, я слышал, они не возражают против таких вещей. Мученичество. От этого они чувствуют себя праведниками. Ах, блондиночка возвращается... Похоже, она намерена увести тебя к своему папочке, если судить по ее взгляду — заметь, она смотрит на меня, причем весьма недружелюбно. Ни слова больше, я исчезаю. Извести меня, когда надо будет начинать празднование, забивать жирного тельца и все такое... Кстати, для такого случая прекрасно подойдет епископ Ванье. Не забывай, мой милый мальчик, ты провел весьма утомительный вечер у постели больного каталиста. Пока!
Оставив Джорама одного, за что юноша был ему очень благодарен, Симкин вспорхнул в воздух и немедленно смешался с толпой.
— Вам нравится мой костюм? — донеслись до Джорама его слова. — Я назвал этот наряд «Подогретая смерть»...
В зале стало жарко и шумно. Представления императору закончились, люди, стоявшие вокруг трона, разбрелись по залу и изменили цвета своих нарядов с траурных на более подходящие для веселой вечеринки. Джорам прислонился к хрустальной стене и смотрел в ночь, страстно желая оказаться в этой прохладной темноте, которая казалась такой привлекательной по сравнению с резким светом и жарой внутри зала. На мгновение его укололо воспоминание о каталисте. От слова «мученичество», которое употребил Симкин, Джорама пробрала дрожь. Юноша подумал о том, что каталист, возможно, страдает из-за него, и закрыл глаза. Чувство вины пронзило его душу, словно клинок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});