– А зачем она тебе нужна-то была? – мрачно спросил он. – Продырявил для чего-то, понимаешь… Только не юли, дружка!
– Да так, ерунда… Над ямой ее наставили – чтоб монеты в дыру сыпались… Самого водяного, конечно, таким макаром не одурачишь, зато у холопьев его ума меньше, чем у поленьев.
– Утоплые?.. – понимающе отозвался Демьян Куденевич.
– Точно так. А ты, дедушка, с ними что, встречался?
– Не на Белом озере, но дело было однажды, – погладил бороду богатырь. – Возле Ильменя. Ох и намаялся же я с ними, детушки, ох и намахался же… Добрая сотня на меня навалилась! А я как раз купался в ту пору – только и было при себе, что гайтан с крестом, да мочалка из лыка… Голыми руками этой погани шеи ломал, ногами их по лицу… Но отмахался-таки с Божьей помощью, пробился к шестоперу – дальше чуток полегче пошло… Тяжко пришлось, едва вживе остался – думал уж все, с Господом встречусь… Вас-то они не тронули?..
– Если б мы с их хозяином не сговорились – еще как бы тронули… А так – ничего, обошлось… – рассеянно ответил оборотень. – Эй, княже!
Всеволод, степенно вкушающий с золотого блюда подслащенную клюкву, аж поперхнулся. Он кашлянул в кулак, кропотливо выбрал среди ягод самую крупную и красную, неспешно ее прожевал и только после этого обратил к Яромиру насупленный взор:
– Чего?
– Ну что, не пора ли еще последнюю задачу нам назначить? – весело спросил оборотень. – Давай, открой нам, что там твоя дочка на заедок придумала!
– Мхррр…
– Княже, народ ждет! Всем любопытно! Правда ведь?..
Со всех сторон послышалось согласное бормотание – все действительно жаждут узнать, каким окажется третье испытание для женихов. Князь же сидит угрюмый, насупленный. Глаза бегают по сторонам – теперь-то он жалеет, что не потрудился придумать загодя третью задачку. Решил самонадеянно, что двух первых вполне хватит, чтобы отвадить нежеланных сватов.
Надо сказать, он неплохо на них нажился – золото водяного уже отправилось в казну, изрядно ее пополнив, а помолодевший Демьян Куденевич обещал стать отличным подспорьем дружине. Таких богатырей на свете считанные единицы, редкий князь может похвастаться…
Того, что Демьян Куденевич еще только раздумывает, к какому князю пойти под начало, Всеволод Большое Гнездо пока что не знал.
– Погоди еще чуток, куда спешишь-то… – сумрачно ответил князь. – Пир еще только начат… Вот, может, Боян нам покуда споет что-нибудь?.. Давно уж ждем…
– Уважь князя, дед!.. – взвизгнул Мирошка, перекатываясь через голову. – Спой, спой, спой!..
Вещий старец устало улыбнулся и поднялся с лавки, ухватывая гусли поудобнее. Перед ним немедленно расступились, две молоденькие чернавки выставили на середину небольшую скамью, и все разом обратились в слух, уже не помышляя ни о каких невестиных задачках. Князь Всеволод удовлетворенно усмехнулся и начал яростно расчесывать лоб, придумывая задание потруднее.
– О чем же спеть вам, гости княжеские? – звучно спросил Боян, оглядывая слушателей. – Спеть ли мне о славном богатыре Илье Муромце, что побил Соловья, сына татаровьинки и Рахмана-велета, Одихмантием прозванного?.. Спеть ли о Добрыне Никитиче, что побил на Пучай-реке, Сорочинской горе лютого Змея, да вызволил Забаву Путятичну, племянницу князеву? Спеть ли о Алеше Поповиче из-под Ростова, что побил на Сафат-реке половецкого хана Тугора, летавшего на бумажных крыльях? А может, желаете послушать о споре да соревновании Вольги Святославича с Микулой Селяниновичем? Или рассказать о том, как бился об заклад с целым городом, да угодил в полон к Морскому Царю славный купец новгородской Садко Сытинич?
– Да уж по десятку раз все это переслушали… – лениво отмахнулся князь Всеволод, думая о своем. – Тот того побил, этот этого… Скучно уж. Новое что спой, старче, потешь нас свеженьким чем!
– Чем же мне вас свеженьким-то потешить?.. – задумался Боян. – Хм-м… а вот не хотите ли о Кащее Бессмертном песню свеженькую, а?..
Князь Всеволод аж переменился в лице. Пирующие зашептались – в свете последних новостей любое упоминание ужасного владыки Кащеева Царства звучит стужей и мраком. Особенно если учесть слова, сказанные им архиерею Тиборскому, – по всей Руси уже прокатилось, что Кащею не по нраву, когда о нем поют песни и рассказывают сказки. И как он карает за лживые бухтины, тоже все уже знают.
Однако разве напугает такая малость вещего Бояна?
– А спой!.. – решительно ударил кулаком по подлокотнику Всеволод. – Мне ли, великому князю, на какого-то Кащея оглядываться?! Мне Виевич не указ!
Боян добродушно улыбнулся и положил персты на струны. Те с готовностью задрожали, словно только того и дожидаясь – когда им наконец позволят исторгнуть дивный рокот. Гридницу почти мгновенно заволокло чудесной музыкой, все погрузились в зачарованное молчание, слышны остались только гусли старого Бояна.
А потом – и его голос.
Из бездны лет, сквозь пыль веков,
Пройдя сто тюрем и оков,
Свою он мудрость вынес.
Пусть душу захватила тьма,
Пусть невозможна жизнь сама,
Из пасти Смерти вылез.
Спокоен. И по мере сил
Казну златую он взрастил
Взамен любви и счастья.
По землям прокатился стон –
Пора пришла взойти на трон
Правителя ненастья.
И обрастала тьмой молва,
Что «та бессмертна голова
Под кроною железа.
Колдун могучий и хитер»,
Такой народа разговор
Властителю полезен.
Стеною окружил свой дом,
И верных ратников кругом
Кащей в дозор поставил.
Ни одного царя в Руси,
Хоть златом землю ороси,
Народ еще не славил.
То с жаждой подвига придет,
Очами алчными ведет
Очередной лже-рыцарь.
То сам под чары попадет,
С похода в полон приведет
Красавицу-девицу.
И сказкой пролетела весть,
Что якобы он прячет смерть
На Острове-Буяне.
Но раздается кашель-смех
Достигших острова и всех,
Поверивших обману.[55]
Песня окончилась, Боян замолчал. Первый миг все молчали, но потом по столам пошли шепотки – злые, настороженные. Князь сидел мрачнее тучи и свирепо сдавливал золотую чару, будто силясь смять ее в комок. Даже скоморох Мирошка, вопреки обыкновению, сидел тихо.
Правда, почему-то под столом.
– Кхррррр… наконец нарушил молчание Всеволод. – Что ж, благодарствуем за веселье, старче… Хорошая песня… м-да…
– Ладно, княже, спою уж вам другую складушку, – улыбнулся Боян. Струны под морщинистыми перстами с готовностью зарокотали – но теперь словно бы лукаво смеясь. – Не такую красивую, да зато повеселее. О двух братьях – Фоме с Еремой.
Гусли сами собой затряслись, пошли ходуном и заиграли залихватскую плясовую. Голос Бояна из печального и торжественного обратился живым, задорным:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});