Но было бы наивно думать, будто картина, описанная в том или ином произведении, непременно соответствует представлениям автора о будущем человечества. Мы имеем дело не с наукой, а с литературой, с тем, что Маркс характеризовал как «духовно-практическое освоение действительности», в отличие от ее теоретического освоения. Литература и наука отражают различные общественные потребности, по-разному формируют свое содержание.
Тогда и возникает почти что Гамлетов вопрос: а о будущем ли фантастика (разумеется, не с формальной, так сказать хронологической, точки зрения, а по реальному социальному смыслу и пафосу)? Вопрос этот не таит в себе никакого коварства; это необходимое уточнение, без которого трудно понять современную фантастику, произведения Шекли в частности.
Впрочем, неожиданность такой постановки вопроса не случайна. Долгое время у нас почти не издавалось произведений современных зарубежных фантастов, и наши представления об этом жанре основывались на том направлении, которое получило наибольшее развитие в советской литературе. Для пас сейчас очевидно, как интересно и содержательно начиналась советская фантастика — во всем многообразии тем и сюжетов, с ощущением революционной динамики общественно-исторического процесса и отчетливым критицизмом в адрес буржуазного мира [25]. Однако в тридцатые годы фантастика, по меньшей мере в своей наиболее массовой общепризнанной форме, все более самоопределялась как разновидность юношеской литературы. Речь обычно шла о каком-либо выдающемся научном или техническом изобретении, которое грозило изменить судьбы мира. Оно становилось центром столкновения различных политических сил, которые сами по себе читателю были уже знакомы. В этом русле, продолжая линию «Гиперболоида инженера Гарина» Ал. Толстого, появлялись: «Человек-амфибия» Ал. Беляева, «Истребитель Z 2» С. Беляева, «Пылающий остров» и другие романы Ал. Казанцева, «Тайна двух океанов» Адамова и т. п. Имелись, разумеется, произведения, которые не укладывались в данную схему, но не они определяли облик этой литературы, которая в основном оставалась фантастикой «ближнего прицела».
Вопрос о научности такого рода произведений имел строго определенный смысл. Это был вопрос о мере научного правдоподобия того открытия, которое двигало сюжет, о способности автора предвидеть ход научно-технического прогресса. Позже критиков восхищала, например, параллель между гиперболоидом Гарина и современными лазерами, а история изготовления атомной бомбы вполне была бы в духе такого произведения, вышедшего, скажем, в тридцатые годы. Во всяком случае, именно в научно-техническом и социально-политическом просветительстве усматривалось основное назначение и общественная значимость научно-фантастических произведений.
После войны первым крупным произведением, которое показало неправомерность сведения фантастики к научному изобретательству и раскрыло иные, социально более значительные и содержательные возможности этого жанра, стала «Туманность Андромеды» И.Ефремова. В этом непреходящая заслуга автора и секрет общепризнанной популярности его книги. То был уже тип крупномасштабной социальной фантастики, ставящей широкие, глобальные проблемы, где фантастичность распространялась не только на те или иные элементы общества, а на само общество в целом. Здесь вопрос о научности, о мере правдоподобия не сводился к возможной логике научно-технического прогресса. Обсуждению подлежала уже картина в целом, само социальное бытие, а не отдельная его деталь.
Разумеется, ничто не мешает рассматривать картину будущего, нарисованного Ефремовым, в традиционном аспекте — кок научное предвидение грядущего развития общества. Несомненно также, что будущее в изображении автора «Туманности Андромеды» может быть подкреплено некоторыми общими соображениями современной науки об обществе. Однако описывалось столь далекое время, что перед автором никак не стояла задача вывести это будущее из современного состояния общества. Пафос книги был в другом. Главной стала тема Человека в космическом мире, его встреча с Непознаваемым, тема неограниченных творческих возможностей людей и галактической солидарности разумных существ.
Такова примечательная особенность современной фантастической литературы: ее причудливые сюжеты, невероятные события, совершающиеся в бесконечно дальних мирах, скрывают глубокие философские раздумья о месте человека во вселенной. И такой широкий угол зрения, когда жизнь на Земле выступает как момент, этап в вечном круговращении материи, позволяет е совершенно неожиданных направлениях посмотреть на смысл существования человечества, как-то «со стороны» оценить привычные наивно-аптропоцеитристские представления, представить себе возможное многообразие форм жизни в космосе.
Недавно западные экраны обошел фильм, сделанный по роману А.Кларка. Он повествует о космической одиссее в 2001 году. Здесь нет возможности подробно говорить о нем. Стоит отметить лишь одну деталь, которая дает ключ к пониманию идейного пафоса картины. Показывается ли жизнь обезьян, только что берущих в руки орудия, или космические экспедиции людей, в кадре появляется черный обелиск как олицетворение таинственных сил, которые всегда будут подстерегать человечество и дразнить своей неподвластностью. На пути к Юпитеру герой гибнет, и, когда он умирает вторично (критики в этом эпизоде, наверное, углядят дань мистике, и формально они будут правы), перед ним снова возникает таинственный обелиск. И тогда зрители видят пульсирующий человеческий эмбрион, показанный крупным планом, — символ вечного обновления жизни, образ ее неувядаемой юности.
Несколько в ином — в социально-критическом — плане современную тенденцию фантастики выразили братья Стругацкие. Наиболее характерной в этом отношении является их книга «Трудно быть богом», которая, согласно опросу, является самым популярным фантастическим произведением в нашей стране. Было бы противоестественно усматривать ее замысел в том, чтобы с максимальной достоверностью показать возможную встречу людей с инопланетными разумными существами. Все социологические уродства, которые застают герои повести, предстают перед читателем как условный фон, позволяющий рельефнее выявить конкретные, земные уродства, понять отталкивающую сущность фашистских режимов. Ценность и общественная значимость книги определяется тем, насколько глубоко в заведомо фантастических картинах выражены реальные, вполне земные проблемы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});