когда будет исполнен приговор, только вечером 13 июля можно выдохнуть – на следующий день праздник, казней явно не будет.
Дамиани пытается добиться улучшения питания, с неудовольствием видит, что потолстел, препирается с новым охранником, который неуважительно с ним разговаривает, и угрожает пожаловаться на него, обманывает собственную мать, убеждая ее, что он не все время находится в цепях и в камере их с него снимают. Он читает Вольтера, опять ссорится с соседом, потом мирится – кажется, перед нами описание обычной невеселой жизни. Потом вдруг взрыв: «Длинное письмо от отца. У мамы меньше работы. Одна, она одна, бедняжка, такая нежная. Боже мой, если бы я мог выйти отсюда и помочь им. Хочется плакать, рыдать! И тут еще смерть, которая тащится вслед за мной и насмехается надо мной в моей камере. Пусть она придет, и хватит уже. Все слишком затянулось»[219]. Сосед получает помилование, кассация Дамиани оказывается отвергнута, остается надеяться только на помилование президента. Еще через несколько месяцев он записывает: «Невозможно представить, что я могу на следующей неделе умереть». Проходит еще несколько недель, и ему сообщают о помиловании – последняя запись: «Вот она, жизнь».
Никаких признаков раскаяния в дневнике не видно – автор несколько раз задает себе вопрос, каким образом он оказался в камере смертника, но не совсем понятно, что он имеет в виду – свое нравственное падение или просто стечение неудачных обстоятельств.
В 1956 году Дамиани уже хотел построить свою жизнь иначе. Он начал заниматься благотворительностью, навещал в тюрьме арестантов и помогал выходившим на свободу приспособиться к новой жизни. Одновременно он все больше писал – сначала роман о своей неудачной попытке побега. Рукопись показали Альберу Камю, который, несмотря на свое прошлое борца Сопротивления, оценил опыт человека, побывавшего в камере смертника, выше тех преступлений, которые тот совершил. Первый роман Дамиани, взявшего по совету адвоката псевдоним Жозе Джованни, опубликовали в издательстве «Галлимар», которое тут же заказало ему сразу десять романов. Книги, основанные на тюремном опыте автора, оказались невероятно популярны, многие из них были экранизированы, и сам Джованни стал сценаристом и режиссером. В начале 1970-х, когда Бадинтер начал борьбу за отмену смертной казни во Франции, Джованни написал сценарий о молодом человеке, отсидевшем в тюрьме за ограбление банка и решившем начать новую жизнь с помощью полицейского Жермена Казнева, который теперь помогает бывшим арестантам. И здесь вдруг снова появляется тень Гюго. Джино Страблиджи, всеми силами пытающийся начать новую жизнь, – это, конечно, не Жан Вальжан, попавший на каторгу из-за того, что украл буханку хлеба для своих голодных племянников. Джино был грабителем, отсидел десять лет из положенных ему двенадцати, вернулся к верной жене, а после ее гибели в автомобильной катастрофе решил еще раз начать все заново. Но, отмечаясь в очередной раз в комиссариате, он встречает там инспектора Гуатро, который когда-то, много лет назад, арестовал молодого преступника. Гуатро, точно так же как Жавер у Гюго, не верит в возможность перерождения, но в отличие от Жавера он не способен на милосердие. Бывший арестант попадает в полную зависимость от него – инспектор рассказывает его подруге о прошлом Джино, следит за ним, превращает его жизнь в ад, угрожает его девушке – и в конце концов Джино в приступе отчаяния и ярости убивает своего мучителя.
Конечно же, он попадает в тюрьму, и ему не удается объяснить судьям, до какого состояния его довел железный инспектор. Джино приговаривают к смертной казни, и, несмотря на все попытки Казнева помочь ему, прошение о помиловании не удовлетворяют и несчастного ведут на гильотину.
На роль Джино сразу же пригласили Алена Делона, а вот Казнева сначала должен был играть Лино Вентура, который не захотел сниматься в фильме, где показан слишком уж жестокий полицейский (хотя он сам должен был играть куда более мягкого и человечного персонажа). Ив Монтан тоже отклонил предложение, заявив, «что это не то направление, в котором он хотел бы, чтобы двигалась его карьера». Что это значит? Монтан тоже не захотел сниматься в фильме, где полицейский губит человека, пытавшегося исправиться? Или не пожелал иметь дело с Жозе Джованни? В любом случае его отказ, вероятно, пошел фильму на пользу, так как на роль старшего наставника в конце концов пригласили великого Жана Габена.
Жозе Джованни за свою долгую жизнь написал 22 романа, две книги воспоминаний, 33 сценария, сам поставил 15 фильмов и пять телефильмов.
Не берусь судить, насколько изменились его политические взгляды и человеческие качества, но вряд ли кто-либо, смотревший «Двое в городе», может забыть последний взгляд Алена Делона, когда его уже тащат к гильотине, а он в отчаянии смотрит на Жана Габена. Может быть, сейчас я выскажу предположение, по своей романтичности сопоставимое с настроением романов Гюго, но не сомневаюсь, что человек, снявший эту сцену, – уже не тот рэкетир и убийца, что сидел в тюрьме Санте. Похоже, возрождение погибшей души, на которое так уповал Достоевский, действительно возможно – и не только на страницах романов.
Замечательный документалист Герц Франк не совершал преступлений и не сидел в камере смертника, но прожил жизнь не менее, а может быть, и более страшную, чем Жозе Джованни. Мальчик, выросший в маленьком латвийском городке в семье еврейского фотографа, видел появление в Прибалтике советских войск, «добровольное присоединение» к СССР, депортации, затем немецкое вторжение. В 1941 году потерялся во время эвакуации и только через полтора года нашел свою семью. Жизни двух его сестер унес холокост, брат был тяжело ранен на войне, третья сестра провела десять лет в ГУЛАГе. Достаточно для того, чтобы человек понял, как жестоко устроен мир и какая в нем царит несправедливость. И все-таки среди его фильмов – «Высший суд. Киноматериалы» – история 24-летнего Валерия Долгова, попытавшегося ограбить жуликоватую профсоюзную начальницу Эмму Бурилину и в результате убившего и ее, и ее друга. Герц Франк снял фильм не о том, как разворачивалось следствие – там нечему было разворачиваться, парень написал явку с повинной. Франк снимал Долгова в камере смертника, когда тот уже был приговорен к высшей мере наказания. В отличие от Джино Страблиджи, Валерий Долгов не был доведен до отчаяния, не пытался убить своего мучителя, не делал попыток начать новую, честную жизнь. У него была одна коротенькая жизнь, которую он бессмысленно растратил, – и сам даже не мог объяснить, почему начал стрелять в квартире Бурилиной. Вдруг оказалось, что Долгов – недобрый, ничтожный человек, совершивший двойное убийство, – совершенно преобразился в камере смертников и