Да, ваше величество. Он здесь в дворцовых покоях, которые обычно отводят иноземным принцам. Я был поражен его статным видом, его приятным лицом, его благородной речью. Я в жизни своей не встречал человека обаятельнее. Я им прямо-таки очарован, и у меня сердце разрывается, когда я подумаю, что он явился сюда на убой, словно козел, такой красивый принц, такой добрый, такой молодой… (Плачет.)
Альтоум
О скорбь невыразимая! Скажите,Принесены ли жертвы, чтобы небоНесчастному внушило прозорливостьИ он распутал темные загадкиМоей свирепой дочери? Да что там!Напрасные надежды!
Панталоне
Можете не сомневаться, ваше величество, жертвоприношений было достаточно. Сто бычков принесено в жертву небу, сто коней солнцу и сто свиней луне. (В сторону.) Да только не знаю, что проку в этой роскошной императорской скотобойне.
Тарталья
(в сторону)
Принести бы в жертву эту свинушку принцессу. И всем бы несчастьям конец.
Альтоум
Ну, что же делать, пригласите принца.Один из стражей удаляется.Попробую отговорить его.И я прошу вас мудрецы Дивана,И вас, министры верные, помочь мне,Когда страданье речь мою прервет.
Панталоне
Опыта у нас достаточно, ваше величество. Охрипнем без всякой пользы, а он даст перерезать себе горло, как индюк.
Тарталья
Знаешь, Панталоне, я в нем обнаружил большие способности, проницательный ум. Я не теряю надежды.
Панталоне
Что? Чтобы он разгадал загадки этой собаки? Нет уж, извините!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же и Калаф в сопровождении стража. Калаф опускается на колено, касаясь рукой лба.
Альтоум
Встань, смелый юноша.
Калаф встает и, поклонившись становится в благородной позе посреди зала, между обоими тронами, лицом к зрителям.
(Пристально поглядев на Калафа, в сторону.)
Как он хорош!Как я ему состражду! — Несчастливец,Скажи, откуда ты? Кто твой державныйРодитель?
Калаф
(после мгновенного смущения, с благородным поклоном)
Государь, дозвольте мнеСебя не называть.
Альтоум
Но как ты смеешь,Скрывая, кто ты, притязать на бракС моею дочерью?
Калаф
(величаво)
Я царский сын.И если небо мне судило смерть,То, расставаясь с жизнью, я открою,Кто родом я и как меня зовут,Дабы узнали все, что домогатьсяСтоль знаменитых уз я не дерзнул бы,Когда б во мне текла не кровь царей.
(С поклоном.)
Дозвольте ж мне себя не называть.
Альтоум
(в сторону)
Какое благородство выражений!О, как ему состражду я!
(Громко.)
Но еслиТы разгадаешь темные загадки,А родом низок, как же я закон…
Калаф
(смело перебивая его)
Он писан лишь для тех, кто царской крови.И если небо мне пошлет победу,Но кровь моя окажется не царской,Я под секирой искуплю вину.И мой непогребенный труп скормитеСобакам и воронам. Здесь, в Пекине,Есть человек: он скажет вам, кто я.
(С поклоном.)
Дозвольте ж мне себя не называтьЯ как о милости прошу об этом.
Альтоум
И эту милость я тебе дарую.Такому голосу, такой осанкеЯ отказать не в силах. Но и тыВзаимно милость окажи монарху,Который просит с высоты престола.Не требуй, о, не требуй, чтоб тебяПодвергли искусу! К тебе я полонТакой живой приязни, что с тобоюРад поделиться властью. Будь моимДержавным соправителем. КогдаГлаза мои сомкнутся, ты получишьВ наследство все, чем я владел. Не требуй,Чтоб я лил кровь. Однажды ошибясь,Я стал позором своего народа.Отважный юноша, будь милосерд,Не заставляй меня омыть слезамиТвой труп. Не распаляй вражды народнойК принцессе Турандот, вражды ко мне,Родившему безжалостную дочь,Надменную, упрямую, пустую,Причину горьких мук моих и смерти,
(Плачет.)
Калаф
Утешьтесь, государь. Свидетель небо,Мне омрачает душу ваша скорбь.Такой отец, как вы, не мог, конечно,Дочь воспитать жестокою тиранкой.Так скажут все. И если вы виновны,То разве в том, что горячо любилиЕдинственную дочь и дали мируТакую царственную красоту,Что люди власть теряют над собой.Благодарю вас за щедроты ваши.Я плохо помогал бы вам. Иль небоМне хочет счастья, дав мне в обладаньеВозлюбленную Турандот, идь хочетПресечь мою безрадостную жизнь,Без Турандот — мучительное бремя,Я жажду смерти — или Турандот,
Панталоне
Послушайте, ваше высочество, жизнь моя дорогая, вы же видели на городских воротах все эти натыканные мертвые головы, казалось бы — ясно. Что вам за охота являться на убой, словно козленку, да еще наверняка, чтобы все мы тут плакали в три ручья! Знайте, что принцесса закатит вам такие три загадки, что и сам астролог Чингарелло их не разгадал бы. На что уж мы, которые с давних пор заседаем с этими вот превосходительнейшими мудрецами Дивана и судим о том, кто верно решил, а кто неверно, дабы исполнен был указ, мы, опытные люди, понаторевшие над книгами, а и то иной раз едва доищемся до смысла загадки этой свирепой принцессы, потому что это даже и не загадки: "живот железный, а кишки бумазейные", и тому подобное. И всякий раз новехонькие, распроклятые. И если бы она не раздавала их изложенными и разъясненными в запечатанных записочках этим вот превосходительнейшим мудрецам, так они, пожалуй, и сами бы не знали, где у них головы. Идите же с миром, сыночек дорогой. Вот вы стоите тут, ну прямо — цветочек. Жаль мне вас. Поверьте человеку, который желает вам добра. Потому что если вы будете упорствовать, то я за вашу голову дам не больше, чем горбатому зеленщику за одну редиску.
Калаф
Старик, не говори, не утомляйся.Я жажду смерти — или Турандот.
Тарталья
Турандот… Турандот… Что за чертово упрямство, сын мой дорогой! Пойми же ты толком. Здесь в загадки играют не на чашку шоколада с ванилью или кофе с сухариками. Пойми ты, пойми раз навсегда: здесь играешь головой. Других доводов я не привожу, чтобы тебя отговорить. Этого достаточно. Головой, головой играешь. Головой. Его величество тебя просит, повелел принести сто коней в жертву солнцу, сто быков небу, сто свиней луне, сто коров звездам — все ради тебя, а ты, неблагодарный, желаешь своим упорством причинить ему такое огорчение. Даже если бы на свете не было других женщин, кроме принцессы Турандот, и то твое решение было бы величайшей глупостью. Ты меня извини, дорогой принц. Поверь, это я из любви к тебе выражаюсь так откровенно. Понял ли ты как следует, что значит лишиться головы? Ведь нельзя же так!