Он был в броне, правда, без шлема. Левый наплечник его оказался разворочен, и по защитным накладкам текла кровь. В правой командир держал пистолет.
– Ваша честь, вы должны принять единственно верное решение. Они прибыли сюда из-за вас!
– Что… Что вы хотите сказать, командир Лифтон?
– Ваша честь, вы должны уйти красиво и остаться в памяти патриотов героем, – произнес капитан, глядя судье в переносицу и отведя взгляд, положил перед ним пистолет.
В этот момент в коридоре снова раздались вопли, загрохотали очереди, ударил китган и что-то где-то обрушилось.
Глядя на мигавший огонек, означавший, что оружие уже на взводе, судья взял пистолет, поднес к голове и зажмурился еще раз, однако чувствовал, что сил нажать на спусковой крючок у него нет.
– Ваша честь! Они уже рядом!.. – крикнул Лифтон. Он был готов и сам уничтожить судью, но сделать это ему не позволяло воспитание, в конце концов, это был тот самый Роллакс, о котором с придыханием и восхищением говорили все, когда командир Лифтон был еще ребенком.
Вдруг дверь вышибли сильным ударом, оба резко повернулись, и командир попытался схватить со стола китган, однако разряд из другого китгана отшвырнул его к дальней стене, и в каюту стали забегать штурмовики в черной броне.
Судья Роллакс выпустил пистолет и поднял руки. Он предпочел сдаться.
Какое-то время он стоял с поднятыми руками и даже не дышал, а вокруг сновали имперские солдаты.
Он ожидал окрика, возможно, удара или еще чего-то подобного, однако вместо этого к нему приблизился офицер и, сняв шлем, сказал:
– Ваша честь, вы можете опустить руки.
Роллакс исполнил это как приказ.
– Мы должны проводить вас на наш корабль.
– Да, конечно, – начал приходить в себя Роллакс.
– Может, вы хотите что-то взять с собой? Какие-то вещи или документы?
– О да, мои документы, они вон там, в сейфе…
– Не беспокойтесь, мы все доставим вслед за вами, – пообещал офицер.
Глава 14
Меньше чем через час судья оказался в комфортной каюте, почти такой же, какой располагал на борту «Алуэтта». Он уже не проявлял беспокойства, поскольку ему своевременно был сделан успокаивающий укол.
Фактически этот важный пленник принадлежал контрразведке, поэтому его, дополнительно накачанного всяческими поддерживающими препаратами, отправили на одну из главных планет, где были сосредоточены главные офисы всех министерств.
Поскольку последние два периода взаимоотношения контрразведки и внешней разведки находились на уровне точки замерзания и даже имели место прямые столкновения в периферийных провинциях, руководство контрразведки решило привлечь к допросам пленника столь высокого ранга их представителя.
На этих допросах судья Роллакс особенно не запирался. Сообразив, что ему не грозят в ближайшее время никакие страшные кары, он решил, что чем больше расскажет, тем лучше к нему будут относиться власти Империи и тем мягче окажется возможное наказание.
Он рассказывал без утайки, выкладывая все, что ему было известно, про организационную структуру, методы пропагандистской работы, про других высокопоставленных лиц «Грумвирта» и основных поставщиков контрабандного вооружения и оборудования для армии мятежников.
Он говорил без остановок, торопясь и тараторя, боясь, что его вдруг прервут и он не сможет рассказать всего и тем самым облегчить свою участь.
Казалось, он был рад избавиться от того, что в нем так долго копилось.
Такое стремление радовало следователей и специальных членов комиссии, но присутствовавших в комиссии представителей Министерства Внутренней Политики и администрации правительства несколько удивляла обстановка, при которой осуществлялся допрос.
Все происходило в огромном, похожем на студию помещении.
Повсюду было множество театральных декораций, где-то в конце зала играла музыка, вспыхивали яркие огни.
Иногда мимо кто-то пробегал – то один, то целые группы разодетых в театральные костюмы статистов. Но поскольку представители спецслужб не обращали на все это внимания, приглашенные чиновники только переглядывались и не задавали вопросов, чтобы не выглядеть невеждами.
Иногда с края площадки – из-за занавеса показывался какой-то канзас, тогда один из присутствовавших поднимался и отходил к нему и они что-то негромко обсуждали.
Канзас, который появлялся «на сцене», был руководителем группы так называемых интуитов, занимавшихся не поддающимся объяснению фронтом помех.
И представители спецслужб, и их враги на другой стороне имели соответствующие подразделения специалистов, которые умели кодировать чрезвычайно важных персон, обладавших знаниями гостайны, с тем, чтобы в случае попадания в плен они не могли ничего рассказать.
Разумеется, при высоком уровне технологий и инструментов дознания говорить могли заставить кого угодно и запираться было бесполезно, поэтому и проводилась кодировка, игравшая роль предохранителя. Срабатывал этот предохранитель по сигналу извне, передававшемуся в тонких, малоизученных полях, и дальность действия этого сигнала была не ограниченна.
Защититься от него можно было, лишь выстроив защиту на том же уровне, и именно этим занималась группа интуитов, пытавшаяся закрыть судью Роллакса от интуитов спецслужб «Грумвирта».
Получив сигнал о штурме «Алуэтта», мятежники уже знали, что судья Роллакс либо убит, либо захвачен в плен, а потому приняли решение отдать команду на срабатывание кода.
– Они бьют изо всех сил, сэр, мы едва держимся, – сообщил руководитель группы интуитов.
– Ну, так подключите какие-то резервы, что ли. Резервы у вас имеются?
– Мы подключили уже все резервы, в том числе и курсантов…
– У вас же их вроде много было.
– Понимаете, в чем дело, сэр. Мы держим экран, но он не одинаковой плотности. Противник не вполне сориентирован и бьет почти наугад, это как стрельба снайпера в кого-то, кто прячется за стеной. Рано или поздно он попадет в него. Вопрос только – когда.
– Но сейчас вы обязаны держаться, понимаете? Он говорит важные вещи!
– Сэр, я понимаю, но от нас это не зависит.
– Ладно, держитесь, по крайней мере сделайте все возможное, ну а мы тут будем делать, что успеем.
Интуит убежал к своим, говоривший с ним офицер вернулся за стол.
Он украдкой вздохнул и огляделся. Весь этот театр вокруг, этот балаган был затеян, чтобы отвлечь подсознание допрашиваемого. Сейчас он пребывал в постоянно меняющихся условиях, и это позволяло отвлечь его от самоанализа. Пленник ни в коем случае не должен был задуматься о долге и засомневаться в своем поведении, в этом случае вражеские интуиты обнаружили бы его наверняка и ударили бы точнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});