Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В декабрьский день 1941 года танковая бригада, где я служил комиссаром полка, получила приказ: из района Нахабино обойти с юга Истру и выйти на Волоколамское шоссе, отрезать отступающие части противника.
17 декабря, овладев Дуплевом и Румянцевом, мы вошли в Ново-Петровское и стали: виадук через шоссе был взорван.
Три первых танка миновали полотно и подошли к броду, когда я заметил справа две фигуры — пожилую женщину и мальчонку. Они бежали наперерез и что-то кричали.
Я дал команду остановиться.
— Там мины! Мины!..
— А где же переправиться, мать?
— Лучше вон там, у моего дома. Там речка поуже.
Я огляделся. Дом стоял как раз поперек ложбинки, которой мы только и могли вскарабкаться на шоссе. Но берега против дома были слишком круты.
— Ничего не выйдет, мать. Нужен мост, бревна…
— Бревна — вот… Разбирайте мой дом.
— Где же вы будете жить? Село-то сгорело.
— Пересидим в землянке… Спеши, милый, фашисты уходят. — Женщина первая взялась за топор.
Десяток минут, и дом наполовину разобран. Через реку легли накаты из бревен. На глазах у матери мальчонка вызвался проводить танки в обход минного поля.
Переправа была в разгаре, когда под одной из машин разорвался некрупный фугас. Такие только и давить танком, но бежавшего рядом мальчонку контузило…
Мне доложили, что фашистов настигли в Антоновке. А позже я узнал: через переправу, наведенную на берегу Маглуши, прошли все части двух армий — 16-й и 20-й.
Я вернулся на переправу с блокнотом. Записал: «Женщину зовут Кузнецова Александра Григорьевна, судомойка сельпо, вдова. Сыну 11 лет. Зовут Петром». Вместе с командиром полка, ныне Героем Советского Союза И. Г. Черяпкиным, мы кратко описали случай в Ново-Петровском и просили органы Советской власти оказать Кузнецовым всемерную помощь…
Через двадцать три года день в день — 17 декабря я, оказавшись под Москвой, приехал в Ново-Петровское. Дом был как прежде, только кустарно залатан. Я постучал. Я высокой кровати подняла голову старая, видно, очень больная женщина.
— Вы меня помните?..
Мое лицо женщине не запомнилось. Но мы сразу же вспомнили все подробности переправы.
— А бумагу?.. Помните, танкисты вам дали бумагу…
— Да, да… Бумагу я в карман положила, а он полон снегу, наверное, выгребла…
— Но вы хоть просили, чтобы вам помогли?
— А что просить. У всех в селе тогда разрушилось и сгорело…»
Конечно, были в войну и предатели, и трусы, и жулики. Но это был только мусор на глубокой реке человеческого бескорыстия. Обмелела ли эта река сегодня, в погожие дни жизни? Нет. По-прежнему эта сила — самая мощная из всего человеческого. Вот пример еще с одним домом.
В Ташкент после землетрясения из Севастополя написала пенсионерка Максимова Федосья Геннадиевна: «Хочу помочь, чем могу.
С дочкой мы откладывали понемногу. Прочли о вашей беде и решили купить сборный дом. Поселите достойного человека…» В доме поселился семидесятилетний Азимходжа Исламходжиев.
Что можно сказать о нем? Всю жизнь работал. Вырастил сыновей. Один сын погиб под Севастополем, другой — под Смоленском…
Не менее искренна и бескорыстна лепта, присланная в Ташкент из Сибири. Пишут двое: «Посылаем десять рублей из нашего солдатского жалованья». И вот короткая справка: на открытый в Ташкенте счет сегодня пришло уже девять миллионов рублей. Миллионы рублей, которые пришли в Ташкент почтовыми переводами, — это особые деньги. Людей посылавших никто не неволил, так же как никто не неволит людей отдать свою кожу, свою кровь пострадавшему человеку — таких случаев множество. Это все та же река человеческого бескорыстия. Семь одинаковых книжек из моего детства — это только один из маленьких ручейков, образующих эту реку.
Сегодня, в день памяти Ленина, есть особый повод для нашего размышления. Владимир Ильич всей своей жизнью, до последнего часа, являл пример бескорыстного служения людям. Не было еще на земле человека, который отдал бы людям столько же много. В человеческом бескорыстии Ленин видел основу общества, о котором мечтал и которое начинал строить.
И самым лучшим нашим памятником Ленину является не тот, в который войдет большее число пудов бронзы, а дела наши и наше общежитие.
Мы обманем себя, если скажем, что корысть в нашем доме не существует. Существует, к сожалению. Она притаилась по разным углам и щелям и приносит нам горечь еще очень большую. Мещанство, карьеризм, казнокрадство, фальшь, иждивенчество, претензия получать привилегии и всякого рода «жизненные надбавки». Придется приложить еще немало труда, чтобы похоронить все это. Но мы не можем не замечать: в нашем доме корысть вынуждена приспосабливаться, носить личину, маскироваться. Корысть несовместима с избранным нами путем. В сутолоке жизни мы не всегда отчетливо сознаем, на обломках какого мира начинался наш путь. Вот человеческий документ из этого мира. Давнишняя выписка в моем блокноте из автобиографической книги канадского писателя Сетона-Томпсона «Моя жизнь»:
«Как-то раз отец позвал меня в свой кабинет. Он открыл большую приходно-расходную книгу и сказал:
— …Ты достиг совершеннолетия. Отныне все обязанности по обеспечению твоего существования, которые лежали до сих пор на мне, ты должен взять на себя. Я оберегал тебя. Всем, что есть хорошего в тебе, ты обязан мне, твоему отцу. Этот долг неоплатим. Но есть другая сторона дела.
Он стал перелистывать толстый том приходно-расходной книги, указывая на расходы, которые он записывал на мой счет, начиная со дня моего рождения. Вся сумма исчислялась в размере 537 долларов 50 центов.
— До сих пор, — сказал отец приподнятым тоном, взволнованный своей добродетелью, — я не насчитывал процентов. Но с сегодняшнего дня я буду причислять шесть процентов в год…
Я был потрясен до глубины души и сидел, как окаменелый, не в силах вымолвить слова и только думал про себя: «…Двадцать один год, а в жизни еще ничего не достигнуто. Ни гроша в кармане. Никаких перспектив. Ничего, кроме огромного долга… Конечно, отец прав. Я обязан уплатить долг и должен сам бороться за свое существование».
Можно представить себе аккуратные записи:
«Куплено пряников — 2 цента», «Куплено лекарств — 1 доллар 5 центов»… У всех людей на земле есть неписаный закон нравственности: родители заботятся о своих детях; поднявшись на ноги, дети заботятся о родителях. Но вот какую форму принимает этот закон в мире, где деньги, и только деньги управляют людьми. Нет, мы уже никогда не захотим вернуться к этому миру. Мы законно гордимся построенными за наши пятьдесят лет заводами, комбайнами, спутниками, ледоколами. Это естественная гордость общества людей, начинавших жизнь от сохи и лаптей. Но если оглядеть наши ценности, главной будут не комбайны и спутники.
Американец, с которым у меня состоялся разговор на антарктической базе Мак-Мердо, не мог понять: «Ваша целина без принуждения?.. Как это так, оставить жизнь в хорошем месте и поехать в трудное?..» Это в самом деле не легко понять человеку иного, не нашего мира. Главное, что радует нас в успехах и дает силу преодолеть трудности: в своих идеалах и устремлениях общество, задуманное Лениным, опирается на лучшее из человеческих качеств — бескорыстие.
22 апреля 1967 г.
Он видел небо…
Жизнь течет по-прежнему. А его нет. Радио передает траурную мелодию…
Дорога, по которой ходят люди, назвавшие себя космонавтами, — не гладкая. У нас вошли в поговорку слова: «Все системы работают нормально». Но будем честными: риск всегда оставался. И всегда от людей, поднимавшихся в корабль, требовались твердость духа и мужество, меня на космодроме минута старта была всегда драматична, потому что там, на верху ракеты, гремящей огнем и начиненной несчетным числом приборов, сидел человек. Обычный человек, из плоти и крови.
Когда в считанные секунды ракета исчезала с глаз, все спешили к конструктору, руководившему стартом:
— Поздравляем…
Я помню, как он всегда одинаково останавливал поздравлявших:
— Подождите, рано еще. Будет посадка. Тогда и радоваться…
Слишком много всего неожиданного подстерегает человека-разведчика. Сегодня — горький час для семьи, для России, для всей страны, для всей Земли. Это не преувеличение. Он был посланцем Земли. И умер у нее на виду.
Мы можем сетовать и искать ту «гайку», которая отказала. Мы обязаны найти эту «гайку» во имя новых шагов. Но мы сознаем и неизбежность риска, и возможность потерь. И мореплавание, и авиация, дороги к полюсам и неведомым землям отмечены жертвами. На этот раз жребий выпал Владимиру Комарову. Миру известны его лицо и характер, и образ мыслей. Он не был новичком в этом полете. Наоборот, только опытному можно было доверить новый корабль. И он первым из наших во второй раз поднялся по трапу.