В музее не было драгоценностей, они уже давно хранились в сокровищнице – только картины и мраморные скульптуры. Мы прошлись по залу, подруга рассказывала о художниках, писавших полотна, о скульпторах и других великих мастерах эпохи Дане. Мы посмотрели статую святого Франциска, он неизменно был с верным Волком. А потом дошли и до святой Амелии. Обычно ее изображают крупной, кудрявой южанкой, одной или в паре со святым Франциском. Но здесь она была другой. Хрупкая, изящная, прямые волосы до пояса, в традиционном такессийском наряде – высоких сапогах и длинной тунике. Рядом стоял большой дикий кот, мой кот! Только у меня котенок…
– Вероник, кто это? – Я подошла к статуе и погладила. Пальцы ласкали теплый мрамор – удивительно, точь-в-точь как настоящий.
– Это такессийский ирбис – символ династии Нордин. Странно, что жительница северного герцогства этого не знает, – ответил знакомый голос.
– Не узнала. – Я убрала руку. Что он здесь делает? Почему не ушел вместе с остальными?
– Вероник, спасибо за увлекательную экскурсию! – Я искренне поблагодарила подругу.
– Неужели можем идти? Элиас, ты с нами? Мы – получать стипендию.
– Нет, я уже оформил ее в фонд пострадавших при обвале Западной шахты.
Какое благородство! Почему я становлюсь такой колючей, когда он рядом?
– До завтра!
– Всего хорошего, Вероник, мадмуазель Нюгрен. – Он кивнул и вышел, не дожидаясь ответа.
– Знаешь, я впервые вижу Элиаса таким, а ведь мы росли рядом…
– Каким таким?
– Неравнодушным. В нашей компании у него есть прозвище – «ледышка». С самого детства его ничто не могло вывести из себя. Все университетские дети пытались растормошить Белами, безуспешно, как ты понимаешь. А сегодня он удивил меня. Кажется, я догадываюсь, в чем, вернее в ком, причина. – И она лукаво улыбнулась.
– Вот уж не думаю, я тут совершенно ни при чем. Уверена, лучше для меня будет держаться от него подальше.
Мы еще немного подискутировали, Вероник доказывала мне, что нет ничего плохого в дружбе с первыми лицами государства. Вот только я знала, что это не так. Боль от утраты полоснула ножом. Софи… Почему ты не послушала меня? Зачем согласилась на унизительную роль содержанки при герцогском наследнике? Ревность ли стала причиной твоей гибели?
– Беги, спасайся! Прошу! – Кровь тонкой стрункой вытекает из прокушенной губы, последний вздох, и ее больше нет. Только страх, животный страх – сквозь пелену слез я вижу убийцу.
– Распишитесь, ваши двести франков. – Прошлое держало меня, я не сразу поняла, что мне сказали.
– Сколько? Это за полгода?
– Это месячное довольствие. Мадмуазель Нюгрен, вы зачислены в Дипломатический корпус, чему вы удивляетесь? – Я не удивляюсь, я в шоке!
– Спасибо. – Получила деньги и совершенно счастливая покинула финансовый отдел.
– Вероник, я чувствую себя миллионером!
– Может быть, уйдешь из аптеки?
– Ну уж нет, ни за что! Это моя отдушина. Если бы я не нуждалась в деньгах, я бы работала там бесплатно. Чета Мегре и Оливье мне как родные. Схожу в кондитерскую, куплю пирожных по такому поводу!
– Я так понимаю, в ресторан с группой ты не пойдешь?
– Нет! И, пожалуйста, не смотри на меня. Иди! А мы потом лучше наедимся конфет у мадам Мегре на кухне. Я совсем не обижаюсь, – перебила я ее возражения, – наоборот, расстроюсь, если из-за меня ты потеряешь друзей.
Колокольчик в кондитерской приветливо зазвенел. Мсье Ратисье, толстый и веселый хозяин лавки, помахал мне рукой. Я иногда забегала сюда, приносила ему лекарства для него и его жены. Оба они страдали болезнями сердца. Двое сыновей Ратисье были курсантами полицейской академии, их я видела мельком несколько раз.
– Добрый день, студент! Как обычно? – Под этим он подразумевал шоколадные вафли по полтора франка за килограмм. Я брала одну-две штучки.
– Нет, я сегодня пирую! Стипендия! Мне всего по два.
Он захохотал. Смех у него был красивый, низкий и тягучий, такой, что заслушаешься.
Сияя, как начищенный таз, я вошла в аптеку. Посетителей почти не было – рабочий день. В одинокой покупательнице я узнала мадам Франс.
– Мадам Франс, мсье Мегре, я купила пирожных! Мне дали стипендию! Я почти король мира!
– Тогда ты не король, а хотя бы королева. – Мадам Мари обняла меня. – Пошли на кухню, как раз время перерыва.
Мадам Мегре суетливо наливала чай. Оливье с раскрытым ртом слушал мои рассказы и периодически трогал форменное платье.
– Надо же, какой шов, какая строчка! – Он громко восхищался мастерством институтского портного.
– Ты теперь уйдешь от нас? – задал вопрос погрустневший аптекарь. – Тебе больше не нужно работать.
– Никогда, только если вы сами меня уволите. Работать с вами – это счастье, которое чудом выпало на мою долю.
После всех унижений, что мне довелось пережить (хотя, безусловно, это лишь малая доля того, что в принципе могло случиться), я поняла: нужно ценить добрых, честных людей. Пусть они небогаты: чета Мегре ютилась в одной комнате, расположенной над аптекой, а Оливье спал на чердаке. Пусть нет титула у мадам Франс, живет она на краю города, а дом уже давно требует ремонта, они первые, кто не отвернулся от одинокой, ничем не примечательной девушки. Мне и даром не нужны ресторанные посиделки в компании аристократов, не нужны драгоценности и шикарные платья – только душевное тепло, ну и найти родителей. Тогда я буду действительно самой счастливой во вселенной.
Когда перерыв закончился и мы допили чай, я кинулась было пойти работать, но мсье Мегре выгнал меня на улицу:
– Иди, сама говорила, нужно купить форму, ручку и чернила. – Оливье вызвался идти со мной. Сопровождать и нести покупки, так он сказал. Подозреваю, он просто хотел отлынуть от нелюбимой работы.
Сопровождающий у меня был не один; молодой ирбис шел рядом, с другой стороны от меня. Мы обошли все ближайшие лавки, с Оливье было легко и весело, он смешил меня и давал действительно дельные советы. Например, помог в выборе зонта, перчаток и ботинок.
«Не бери черный, будешь похожа на ворону», «Нет, нельзя брать зонт и перчатки разных цветов, это мещанство», «Ника, белый кружевной зонт не сочетается с фиолетовой шерстью» – это лишь некоторые из его многочисленных замечаний.
– Откуда у тебя такие познания в моде? – поинтересовалась я, пока продавщица упаковывала покупки. Спустя два часа препираний, мы остановились на бирюзовом зонте, таких же перчатках и ботинках.
– Я с самого детства этим увлекаюсь, мой отец был портным. Хочешь, покажу свои рисунки?
– Конечно, ты еще спрашиваешь!
С выбором одежды для физической подготовки были небольшие проблемы. Все казалось мне слишком тесным: брюки слишком узкими, кофта короткой. Пришлось взять то, на что указал Оливье.
Уставшие, довольные совместным времяпрепровождением, мы вернулись на работу. К вечеру поток клиентов увеличился. Оливье пару раз чуть не разбил дорогие лекарства, но я вовремя подбегала и ловила флаконы. Он благодарил, жал руку, и все возвращалось на круги своя.
За час до закрытия пришел посыльный. Мсье Мегре ушел в лабораторию, оставив меня за старшую.
– Добрый день, чем могу помочь?
– Здравствуйте, у меня пакет на имя Меланики Нюгрен.
– Это я.
Он протянул лист для росписи.
– Что там? – Оливье заглядывал через плечо, как я вскрываю пакет.
– Сейчас узнаем. – Внутри оказалось золотое перо. Витиеватая буква «М» украшала и без того прекрасную вещь.
– Я могу это вернуть?
– Отправитель пожелал остаться неизвестным, если вам не нужно – заберу себе. У меня сестренка на врача поступила. – Столь честный ответ сразу вызвал симпатию.
– Берите, пусть она принесет ей только хорошие оценки. – Розовощекий посыльный ушел, а Оливье ругался:
– Ты зачем разбрасываешься такими подарками? Больше ведь не подарят.
– А мне и не надо, не буду я принимать дорогие вещи, еще и от неизвестных. Я купила прекрасную ручку, может, она и не из золота, но пишет не хуже. – Тут покривила душой. Никакое другое перо не могло сравниться со знаменитым «Сенатором».