Федор снова зажег свечу и подошел к нарам. Марья лежала на своем месте, и никаких признаков не было, что она вставала.
"Привиделось", - догадался Федор.
Он стащил с печи тулуп и накрыл им Марью с головой.
- Так-то лучше, - сказал он и задернул за собой занавеску.
И тут же почувствовал запах цветов, исходящий из соседней комнаты. И услышал рыдание, как будто причитала навзрыд дюжина-две плакальщиц.
Когда Федор вошел в комнату, свеча погасла, словно задул кто. Но и без ее света разглядел он стоящий на полу гроб. В белом саване, лежала в нем девушка со сложенными на груди руками. Распущенные волосы ее были свежи, а изо рта стекала тонкая струйка крови. Девушка улыбалась, но улыбка эта выражала на бледных губах скорбь и беспомощность.
Федор знал покойницу. Это была его жена, убитая им много лет назад...
Преклонив голову, он вышел из комнаты, затем достал с печи веревку и сладил петлю.
Где-то прокричал петух. И сразу же невдалеке откликнулся другой кочет фальшивым, но авторитетным голосом. Рассветало, и через сизый туман проступали очертания изб и огородов.
Еще раз убедившись, что бутыль пустая, Федор привязал конец веревки к подпорному брусу, встал на лавку и надел петлю на шею.
"Помер я давно, - подумал он, - а хочется не расставаться..."
Федор увидел, как распахнулась занавеска, прикрывавшая нары, и из-за нее вышла...
- Марья!!!...
Лавка выскочила из-под ног, и, сдавленные петлей, громко хрустнули шейные позвонки...
** ** **
С автострады доносился звук от машин, на который не хотелось отвечать. Андрей гулял по асфальту в направлении от своего дома. Ничейная собака мечтала ему понравиться и вертелась у его ног, обещая усердие.
- Уйди насовсем, - сказал ей Андрей.
Он шел посреди осени. На земле погибали листья, нанося тем самым печаль дворникам и поэтам.
Андрей вспоминал утренний разговор с женой.
"Ты без креста в голове! - волновалась она. - Об твою голову только гвозди выпрямлять! И как ты только живешь промежду людей? И кто тебя, такого, только на работу принял? Тебе только водителем лунохода работать..." Андрея тогда угнетала участь бесцельного мученика. Казалось, жена делала слова из какого-то мерзкого звука: "Мне всего два года жизни осталось до сорока. А ведь я хочу еще иметь детей. Вона у соседки - целых двое. А от тебя - жди от морды погоды: не то что детей, зарплаты не увидишь. Я уже три демисезона без пальта хожу!.." Андрей открыл окно, чтобы подышать свободой, затем погладил сидящего на подоконнике кота, и тот сообщил воздуху одинаковую мурлычную песню. "Ты, Андрей, стареешь с каждым вдохом. Погляди на себя в отражение. Даже разговаривать стал по-стариковски - не поймешь ни черта..." - "Не кричи в голову, она и так болит, - резонно вставил Андрей. Я ухожу, а ты ругайся внутри"...
Смеркалось. Андрей нечаянно завидовал облакам, уходящим вперед жизни и умирающим с опережением. "Неужели я живу взаправду? - думал он. - Или это кто пошутил?.. Да, супружничать - это не грибы в лесу собирать: тут можно заблудиться и покруче, - Андрей пустил по щеке слезу. - Расшнуровался я что-то, вроде старого ботинка". Он шел вперед, отдаваясь сожалению.
По сторонам проходили редкие люди, появляясь и исчезая в своей озабоченности, а над землею мчался ветер, которого нельзя было ни рассмотреть, ни остановить.
"Зря жизнь живу, зря расходуюсь. Может, Бог запасную жизнь подарит, когда я в этой поумнею?.."
Из-за многоэтажки выходила густая туча, грозящая пролить на мир холодную воду. Андрей больше любил, когда сверху капали звезды, но над землею стояла сизая высота и мешала им просочиться.
Беспокойная птица летела куда-то в одиночество. Андрей вышел на чуждую его восприятию улицу. Теперь, казалось, голова у него существовала некой отдельной жизнью: в ней то и дело вставали вопросы, и нельзя их было положить обратно.
- Зачем я вырос на любовь и мучение? - застонал Андрей звуками.
Навстречу из сумерек вышел старшина милиции. Его мозг, живущий под фуражкой, не отличался избытком борозд, а перепахать его сызнова было невозможно. Несмотря ни на что, старшине удалось сохранить от детства чистоту в середине сердца, и он торопился делать приятное для всякой живности.
Милиционер подошел к Андрею и спросил, зачем он здесь есть?
- Живу, - сказал ответ Андрей. - Не жить страшно.
- Где живешь?
- В этой вселенской невзрачности... Иди куда-нибудь, а то у меня понятие расстраивается.
Старшина принюхался:
- А разит как! Где нализался-то?
- От меня сейчас не спиртной дух отходит, это душа растрачивается, произнес Андрей. - Там у меня, в середке души, трещит что-то, какая-то перепонка лопается. И все внутренности пекутся насквозь, вот я их и заливаю. От меня, как от папоротника, смертью дышится. Я грустью болею, так что уходи в сторону - заражу.
Старшина все-таки решил проводить его до дому, чтоб он тут не остался, но Андрей запротивился:
- Не пойду, там жена без сознательности лютует... Не хочу спать с чужим телом!
- Пойдем, пойдем. Один ты не дойдешь.
- Ладно, - неожиданно согласился Андрей. - Я вообще-то люблю движение в даль и обратно. Только ты меня поддерживай, иначе я упаду навзничь.
- Ты только шагай попрямее.
Уже стемнело. Старшина вел Андрея, поддерживая его под руку, так же, как некогда вводили апостола Павла его спутники в Дамаск.
- На меня воздух давит, его много, - дорОгой доказывал Андрей. - А когда пьешь, сам себе незаметнее становишься. Вот я и заливаю полость... Раздели мое томление - мне меньше останется.
- Пить плохо! - указал милиционер.
- Слушай изо рта, горожанин! - повысил на него голос Андрей. - У меня есть две живописи - портреты Марьи. Один - мой, другой - деда Якова, который завещала мне баба Васса. Они одинаковы! - И он сбивчиво и неопределенно поведал о Марье. - Сейчас она в дурдоме, - кончил историю Андрей.
Старшина мало что понял из его туманного рассказа, однако проявил участие кивком и вздохом:
- Э-хе-хе...
- Слушай! - испугался Андрей. - Ты зачем живешь - по нужде или просто?
- Не знаю, - признался милиционер.
- И я не знаю. Но мне тяжко одному без Марьи. Я ощущаю ее без видимости и томлюсь в смутности. Эх, взять бы ее из психушки и унести туда, где живут лучшие впечатления! У меня к ней слово распространенное имеется - "любовь" называется. И до того во мне много неясности, что существовать замучился... Я заголовок газеты запамятовал. Но ты, старшина, пролистай прессу за второе полугодие девяностого лета, найди ее портрет - и тогда влюбишься до смущенности!
Старшина пообещал.
Умирающая природа шумела от прикосновения к ней ветра, который приносил со стороны запах гари.
- Любить больно, лучше держать сердце в ущербе. Иначе полюбишь и утомишься.
- Любить хорошо! - возразил милиционер.
- Правильно, - Андрей понимающе взглянул на своего спутника. - Жизнь в человеке кончается, когда он томиться устает. Дай я возьму тебя за локоть руками, будем существовать вместе до разлуки!
На костяную голову Андрея упала первая капля созревшего дождя. В темноте пробежало какое-то нервное животное, ища приют и отдых.
Андрей подошел к своему подъезду.
- Душевный ты мужик, старшина, - сказал он. - Люби человечество и женщин тоже. Любовь - это когда стыдно ею пользоваться.
- И ты люби.
- Живи до конца, - попрощался Андрей, - иначе умрешь.
- Тебе также, - ответил милиционер.
И Андрей пошагал домой, к нелюбимой жене. ____________________________________________________________________________
* Иди и смотри (греч.).
** Прилепился мужчина к жене своей, и стали одна плоть (евр.).
*** Русская народная песня. ____________________________________________________________________________
28 июня - 14 июля 1993 г. Волгоград