Читать интересную книгу Ястреб халифа - Ксения Медведевич

В ужасе все присутствующие ждали ответа повелителя. Многие уже придумывали, какой казни предложить подвергнуть дерзкую тварь. Халиф меж тем продолжал перебирать четки и смотреть на своего собеседника задумчиво и без тени гнева. Потом кивнул и сказал:

– Действуй.

Из рассказов о деяниях правителей и хроник:

Рассказывают, что Тарик аль-Мансур и халиф Аммар ибн Амир долго не ладили. Однажды, сидя в собрании мужей, Тарик показывал, как надо укрепить южную границу, построив вдоль нее линию поселений-рибатов:

– Замки должны отстоять друг от друга так, чтобы огонь, зажженный в одном из них, был виден в другом, и так по цепочке они могли бы передать известие о набеге врага. У вас повсюду устроены стоянки барида[7] для гонцов и осведомителей, но нужно сделать так, чтобы люди халифа могли не только брать там свежих верблюдов и лошадей, но и посылать почтовых голубей. В таком случае известия поступали бы в столицу в кратчайшие сроки.

В ответ на это халиф Аммар ибн Амир сказал:

– Не один десяток лет пройдет, прежде чем мы сможем сделать как ты говоришь.

А Тарик ответил:

– Мне все равно, сколько времени вы, смертные, потратите на исполнение этого замысла. Двадцать, тридцать, сорок лет – для меня лишь мгновение между сменой весны и лета.

Тогда халиф сказал:

– Я бы тоже хотел увидеть свою землю устроенной и под надежной защитой. Но я смертен, и даже двадцать лет для меня – большой срок.

Тарик ничего не ответил, а затем поклонился и принес свои извинения. С тех пор с людьми он говорил о времени как человек, не заглядывая далеко в будущее и безо всякого высокомерия.

Ибн Кутыйа, «Книга усмирения пороков».

То, что Мерв – вернее, то, что осталось от Мерва, – близко, стало понятно по виду дороги. В разбитых колеях ворочались арбы и тележки, ревели волы и ослы, квохтали в клетках куры и орали дети. Люди уходили из Хорасана на север, волоча за собой семьи, подгоняя скотину и в страхе оглядываясь назад – не идут ли джунгары.

Впрочем, облако пыли над армией Аммара приводило их в неменьший ужас: феллахи с криками убегали с дороги в холмы и дичающие поля. Вид белых султанов на шлемах всадников и блеск копий разгоняли толпу беженцев, как ястреб цыплячий выводок. В пыли когда-то оживленного торгового пути оставались увечные и старики, потерявшиеся дети и брошенная поклажа. Ну и непроходимо глупые стада овец, которые следовало пережидать, как нудный дождь: кучерявый блеющий живой ковер перетекал с одной обочины на другую, а потом втягивался в рыже-серые впадины каменистых холмов.

Поговаривали, что в Мервской долине и на плоскогорье Хисма стервятничают шайки работорговцев. Хватали тех, кто отстал, потерял родственников или, на свою беду, шел один. Рассказывали о вопиющем случае нападения на караван, везший харим купца, который бедняга успел вовремя отослать из города. После падения Мерва ехавшие под невеликой охраной женщины и дети остались без отца и родичей, и за тех, кто уходил из города на север, больше некому было вступиться. Путников быстро прибрали к рукам люди из Басры. Родственники одной из жен потом долго пытались найти следы молодой женщины – но она, попав в руки перекупщиков, так и затерялась на забитых испуганными людьми дорогах.

Впрочем, участь молоденькой вдовы, перепроданной против воли и законов, вызывала зависть, а не сострадание. Когда джунгары взяли город, они выгнали за стены всех жителей, не разбирая пола, состояния и возраста. Кочевники отвели в сторону несколько сотен ремесленников и детей обоего пола – их потом угнали в рабство. Остальных мужчин, женщин и детей джунгары разделили между собой и перебили. Говорили, что погибло больше семидесяти тысяч человек, оросительные каналы и Мургаб текли красным. Трупы выстилали землю от горизонта до горизонта, и неба не стало видно из-за стервятников. Джунгары ушли, оставив в живых не более пяти сотен человек, по какой-то странной прихоти назначив наместником Зияда аль-Дина, племянника погибшего при штурме эмира. Видимо, они сочли его достаточно тупым и безвредным, чтобы управляться со скотом, – так джунгары называли всех, кто не кочевал, как они, а обрабатывал землю. Зияд аль-Дин обязался платить дань хану Булгу. Поговаривали, что после ухода джунгар на развалины города потихоньку стал сползаться выживший в бойне народишко, и теперь в Мерве ютятся тысяч шесть обитателей.

…Черные тучи в затянутом перистой дымкой небе оказались стаями птиц. Самая большая кружила над серым иззубренным венцом цитадели Мерва, еще пять – над предместьями. Множество стаек поменьше вилось над островками зелени на красно-коричневом платке равнины – видимо, над вырезанными усадьбами. Садовая, Плодоносная долина – так ее воспевали поэты. С холмов было видно, что птицы то опускаются к земле, то взлетают. И то и дело дерутся между собой.

На подходе к Мерву выяснилось много нового. Оказалось, что за три месяца, прошедших со времени падения города, джунгары успели наведаться сюда еще раз. Это случилось две недели назад. К Мерву подошли кочевники, не участвовавшие в осаде и штурме, и потребовали от Зияда аль-Дина своей доли в убийствах жителей. Они перебили всех, кого сумели выловить на равнине, и подступили к городу. Говорили, что Зияд аль-Дин закрылся в разрушенной пожаром и предыдущим штурмом цитадели и отбивался до последнего. Но не отбился.

Тарик стоял перед огромным каменным чаном-альхибом[8], в который рачительные земледельцы собирали дождевую воду. Широкие, длинные водоемы тянулись один за другим – они не давали полям засохнуть в жаркие летние месяцы, когда вода в оросительных каналах течет еле-еле. Шесть больших, на совесть врытых в землю, чанов перед воротами Водомеров.

Сейчас над ними не было видно неба из-за мух. Да и того, что в них еще лежало, тоже не было видно – по той же причине. Стервятники сорвались с водоемов на площади Водомеров тучей, оглушающей граем и хлопаньем крыльев. Мухи остались, продолжая занудно гудеть над подсохшими буро-красными заводями. Уровень… жидкости… в чанах упал – на стенах остались засохшие полосы. Самая верхняя отметка – прямо под каменным парапетом альхиба. Впрочем, камни площади пятнали бурые разводы – видимо, кровь переливалась и через край. Уцелевшие говорили, что джунгары связывали жителей, как верблюдов, за шею, по десять – двадцать человек, и бросали в чаны. Потом в ход шли стрелы, дротики, копья и ножи.

Из тягучей густой жидкости виднелись спины, торчали руки и локти, в маслянистых лужах плавали длинные женские волосы. В соседнем чане трупы были сплошь детскими – распухшие младенцы плавали, как дохлые котята, тела детей постарше оказались сплошь расчлененными.

Нерегиль снял шлем и склонил голову.

– Засыпьте их, – приказал он молоденькому каиду[9], зачарованно таращившемуся в мушиное гудение.

– Да, господин, – как во сне, ответил паренек и тоже снял шлем.

– Саид! – Нерегиль хлопнул в ладоши, выводя юношу из полуобморочного состояния. – Возьмешь себе в помощь десяток Мухаммада и всех, кого найдешь из местных жителей.

– Да, господин, – немногим бодрее пробормотал паренек и отправился выполнять приказ.

По булыжнику площади зацокали копыта. Аммар спешился у сумеречника за спиной и долго смотрел вниз.

– Нравится? – с неожиданной ненавистью спросил человек. – Поделом нам, правда? Так ты кричал?

– Это были пустые и глупые слова. К тому же я не знал, что здесь тоже есть… – Далее последовало нечто непонятное – видимо, слово на родном языке нерегиля.

– Кто?..

– Нелюди. Твари, похожие на людей, но не люди. Их единственная радость – смерть и мучения других живых существ. Любопытно, что размножаются они тоже как люди…

– Это джунгары, – устало проговорил человек. – Кочевники как кочевники. Желтолицые, круглоголовые, с косыми узенькими глазками, низенькие, вонючие и кривоногие. Это люди, Тарик.

– Я такое уже видел, Аммар, – твердо сказал нерегиль. – Много раз. Там, на западе. Именно так они и выглядят. И это – не люди.

Пришлось потрудиться, чтобы найти место для ставки и лагеря. Сначала долго рыли глубокие рвы-могилы – чтобы оттуда не вылез мор, косящий тех, кто остается в живых после гибели города.

Когда мертвые ушли к мертвым, пришлось обустраивать немногих живых. Из канав, из подвалов сожженных домов выползали, пошатываясь, люди и плелись к кострам – выпрашивать еду. Аммар мысленно благодарил Всевышнего, что пока может уделить несчастным хотя бы толику провизии. А также поблагодарил Всевышнего за то, что выживших при втором штурме Мерва осталось так мало, что ему не пришлось никому отказывать. Пока.

На сегодняшнем военном совете предстояло решить, как поступить дальше. Командующий Правой гвардией Хасан ибн Ахмад и славный Тахир ибн аль-Хусайн стояли за то, чтобы оставить в Мерве гарнизон и наместника, а затем пройти к Фейсале, дрожащей в ожидании возможного набега. Укрепить тамошний гарнизон. А потом так же поступить с Хатибой и Беникассимом. Если джунгары сунутся еще раз, мы будем наготове – многим этот план казался и разумным, и осторожным. В конце концов, джунгары пришли с силой двадцати тысяч конных. В войске Аммара, спешно собранном из отрядов гвардейцев, не было и пяти тысяч копий. Новый набег – да не попустит этого Всевышний! – следовало переждать под защитой надежных стен Фейсалы или Хатибы.