Читать интересную книгу Краткая теория времени - Карло Ровелли

физика, физика частиц, физика конденсированного состояния и другие отрасли знания могли развиваться на теоретической базе, прочно установленной благодаря квантовой механике. Астрофизика, космология, изучение черных дыр и гравитационных волн развивались на базе общей теории относительности. И только в наши дни попытки соединить эти два основания физических дисциплин привели к тому, что физика опять столкнулась с фундаментальными проблемами. На мой взгляд, философское сознание опять оказалось необходимым в науке.

С точки зрения методологии остается верным следующее: ученый всегда ведет свои исследования, пользуясь идеями теории познания, в чем он в большей или меньшей степени отдает себе отчет. И гораздо лучше отдавать себе отчет в большей степени, чем следовать методологическим аксиомам, истинную силу или слабость которых не знаешь.

Англосаксонская философия науки уделяет гораздо больше внимания современным исследованиям, чем философия континентальной Европы. Из-за своего итальянского образования я ближе соприкасался с континентальной европейской философией, чем с англосаксонской. Однако, вернувшись в Европу из США, я обнаружил, что здесь трудно продолжить диалог с философами, который начался у меня в Америке. Тем не менее такой диалог не был невозможен. К примеру, я встретил интересных собеседников в группе Маризы Делла Кьяры и Федерико Лаудизы во Флоренции, а в Политехнической школе в Париже – таких людей, как Мишель Петито и Мишель Битболь.

Научная мысль лежит в основе современной культуры. По-моему, европейской философской мысли в XX веке не стоило так отдаляться от научной. Но разрыв между гуманитарными дисциплинами и точными науками и сейчас далеко не преодолен. В континентальной философии познания, к примеру, распространена идея, согласно которой истина – это только внутренняя опция речи, она не покоится на абсолютном. Такую идею трудно согласовать с научными воззрениями.

Это взаимное недоверие между миром гуманитарных дисциплин и миром естественных наук сказывается на том образе, который наука приобрела в глазах публики. Ее образ в последние десятилетия только деградировал. С одной стороны, на науку все еще часто смотрят как на собрание «установленных истин», о которых осведомляются при надобности или к которым относятся уважительно, смотрят как на собрание техник для решения разных проблем. С другой стороны, наука осуждается как отрицание духовных ценностей, как угроза для общества или как основа технологического господства, место слепого высокомерия ученых. Или даже в ней видят источник всевозможных ужасов в духе Франкенштейна, если на передний план выдвигаются пугающие стороны некоторых изобретений.

Следствием таких искаженных представлений о науке стало уменьшение ее влияния: иррациональный взгляд на вещи отвоевывает себе прежнее место. Эти представления даже могут вести к альянсу между мультикультурализмом и критикой науки, антисциентизмом, которым рискует быть захвачено наше общество. В США, к примеру, во многих штатах (в «деревенском» Канзасе, но и в Калифорнии тоже) учителя не имеют права излагать в школах в должном виде теорию эволюции. Законы, запрещающие говорить о выводах Дарвина, оправдываются культурным многообразием и релятивизмом. Поэтому научное знание полагают вопросом веры, обоснованным не больше, чем библейские истины. Когда недавно одному кандидату на пост президента США задали вопрос на этот счет, он ответил, что «не знает», происходят ли все живые существа от общих предков. Неизвестно, знает ли он, что вокруг чего вращается: Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли. В Европе еще, по счастью, до такого дело не дошло. Но сложности все-таки существуют. Недавно итальянское правительство также попыталось ввести в школьную программу библейское сотворение мира.

Прогресс медицины начал опять вызывать страх, как в XVII веке, и с появлением путаницы того же рода. Некоторые думают, например, что душа и личная идентичность содержатся в ДНК, и поэтому клонированный ребенок обладает точным двойником души того, чья ДНК использовалась. Вспоминается эпоха, когда врач Кристиан Барнард осуществлял первые пересадки сердца, в шестидесятых годах. В журналах и среди священников возник испуг: спрашивали, будет ли господин А, которому пересажено сердце господина Б, по-прежнему любить свою жену или предпочтет вдову господина Б… Ведь, как всем известно, любит человек сердцем. Но пересадки сердца не прекратились из-за подобных глупостей. Однако сейчас анимизм и страх часто берут верх. Стоит опасаться, как бы кто-нибудь не счел дьявольскими природных близнецов, поскольку у них одинаковые ДНК и они как бы являются клонами друг друга.

Инвестиции в фундаментальную науку, науку, которая создает «культуру» и занимается поиском основ, постоянно уменьшаются. Общество все меньше хочет, чтобы ученые «познавали». От них требуется совершенствовать продукты потребления и оружие.

Я очень надеюсь, что все эти заблуждения не приведут к тому, что под угрозу будет поставлена наша вера в силу рациональной мысли. Карикатурные образы науки определенно связаны с ошибками, которые совершались, но они отсылают к той форме научного знания, которая давно показала свою ограниченность и от которой мы сейчас ушли. Восторг перед «Триумфом науки», свойственный позитивизму XIX века, исчез, в особенности в связи с падением системы Ньютона и с горестным размышлением о сроке, отпущенном научным теориям.

Более того, реакция, направленная сначала против технологии, а потом и против науки (антисциентизм), в определенной части континентальной философии лишь способствовала усилению глупого разделения «двух культур» (гуманитарной и научной): разделению, которое мешает нам видеть богатство и сложность всего нашего понимания Вселенной в целом.

Наука – это, конечно, нечто иное, чем ее карикатурные изображения.

Что же такое наука?

Самым великим научным открытием XX века был, возможно, просто тот факт, что наука «ошибается». То есть те представления о мире, которые выработала наука, могут быть, в точном и проверяемом смысле, ложными. Поэтому возможны разные трактовки мира, и ни одна из них не может быть сочтена абсолютно верной.

В начале XX века было замечено, что концепция Ньютона, единая абсолютная модель эффективной науки, не всегда работает. Следовало пересмотреть ее до самых глубин, чтобы понять новые открывшиеся человеку физические явления. Это ошеломляющее открытие вызвало в научном сообществе волну шока, а его воздействие на философию науки было еще бо́льшим. Можно сказать, что философия науки провела вторую половину столетия в попытках приспособиться к этому открытию.

Сегодня, как я думаю, именно в поиске пределов всякого научного воззрения на мир наиболее ярко заявляет о себе сила научной мысли. Она не в «опыте», не в «математике», не в «методах». Она в способности постоянно ставить себя под сомнение. Колебаться в собственных утверждениях. Не бояться испытывать на прочность свои убеждения, даже самые несомненные. Это и составляет специфику научного мышления. Душа науки – изменение.

Наука продвигается вперед благодаря постоянному поиску наилучших способов осмыслить мир. Это исследование разных форм мышления. Из него наука черпает свою эффективность. Речь не