Читать интересную книгу Расскажите, тоненькая бортпроводница (сборник) - Елена Федорова

– Ларис, как же это можно всех пассажиров за свой счет напоить? – удивилась Оля.

– Запросто, – сказал Сергей и объяснил изумленной Оле, что ответственный за «кашу», то есть за питание пассажиров, должен оставить в цехе бортпитания задаток за бутылки в размере от пятидесяти до ста своих кровных рублей. После рейса деньги вернут в количестве прямо пропорциональном количеству бутылок, вернувшихся на базу.

– Если же по счастливой случайности, бутылок будет больше, то прибыль заберут работники цеха. Потому что бортпроводники – птицы, а птицам деньги не нужны. Им же безумно много платят – целых восемьдесят рублей!

Лифтер, для сравнения, получает сто двадцать чистыми. А я большую половину зарплаты должен отдать за бутылки, чтобы создать имидж авиакомпании.

– Ладно, Серега, не заводись, – погладила его по голове Ира. – Мы же не лифтеры, не какие-то там мусордессы, мы – бортпроводники! У нас экзотическая работа.

Да, экзотики было хоть отбавляй. Северный город Певек. Маленькое, одноэтажное здание аэропорта – деревянный барак, на крыше которого красуется надпись: Певек – Пекин. Дощатые мостки ведут к гостинице – единственному двухэтажному зданию. Растительности никакой. В июле уже падает снег, по-зимнему завывает ветер. У Оли окоченели руки, и посинел нос. Лариса предупреждала, что надо взять теплую куртку, но Оля, думая, что это очередной розыгрыш, взяла лишь свитер. Поэтому до гостиницы она бежала бегом, надеясь там отогреться.

Но не тут-то было. Огромная комната, в которую их поселили всей бригадой, оказалась ужасно холодной. Отопление пока отсутствовало.

– К августу включат, – пообещала администратор гостиницы. – А пока можете кровати сдвинуть и греться. Если хотите, летчиков с вами вместе поселим, теплее будет.

– Спасибо, не надо, – буркнула Лариса. – Мы уж как-нибудь, отдельно. Хватит с нас вашего общего туалета.

Общий туалет произвел на Олю неизгладимое впечатление: за тонкой дверью с огромными щелями находилась маленькая, обледенелая дырка, вырытая прямо в вечной мерзлоте. Дверь самопроизвольно распахивалась, выставляя на всеобщее обозрение место общего пользования, испачканное нечистотами постояльцев.

Воды в гостинице не было. Не графья. Хорошо, что предусмотрительный Серега сунул каждому по две бутылки воды, строго наказав, посуду вернуть на борт в целости и сохранности. Наскоро умывшись, Оля юркнула в холодную постель и моментально уснула.

Потом, побывав в настоящем Пекине, она поняла, как далеко ушел Китай от великого, могучего Советского Союза. У китайцев были семимильные сапоги, а у нас лапти.

В другой северный город Анадырь, расположенный на Чукотском полуострове, Оля попала в августе. Она с нескрываемым любопытством смотрела, как белый снег падает на угольно-черную землю, на тощих коров, похожих на больших московских собак, на карликовые деревья, на дома, стоящие на сваях, как на ходулях. Оля одна бродила по улицам Анадыря, наблюдая, как тощие коровы жуют мусор из помоек. Солнце опасливо пряталось за огромную, черную гору, отбрасывая апельсиновый отсвет на свежевыпавший снег.

Оля смотрела на оранжевую дорожку и явно слышала мамины слова: «Анадырь – большой город. Он и двадцать лет назад был большим. Дома для русских строили на сваях, а чукчи жили в чумах и юртах. Они не понимали, как можно жить всем вместе, в конструкции на куриных ногах. Да еще в домах вода сама по трубам вверх поднимается, а воду чукчи боятся. Вода – плохо. Мы видели, как тонул человек, а вокруг стояли чукчи и молча наблюдали. Человек из последних сил цеплялся за ломающуюся льдину, кричал, звал на помощь, но никто не двинулся с места, никто не протянул руку помощи. Нельзя помогать. Человек попал в беду из-за своей глупости. Выпустит его дух воды – хорошо. А не выпустит – значит так надо. Пока мы пробились через плотное кольцо молчаливых наблюдателей с равнодушными лицами, человека не стало. Наступила жуткая тишина.

Мне потом долго снилось черное кольцо проруби с острыми, ледяными краями, окрашенными солнцем в оранжево-красный цвет, цвет апельсиновой кожуры…»

– Цвет апельсиновой кожуры, – повторила Оля и побрела в гостиницу, которая была на класс выше, чем гостиница в Певеке.

Утром Оля распрощалась с Анадырем без тени ностальгии. Распрощалась, чтобы уже никогда не возвращаться в этот вмерзший в вечную мерзлоту город, окруженный угольно-черными горами, угольными копями и черной водой Чукотского моря.

Потом были Хабаровск, Иркутск, Улан-Уде, Сочи, Анапа, Киев, Братск – далекие города, которые Оля никогда не смогла бы увидеть, если бы не стала стюардессой. Она мысленно благодарила Александра, но нарочно не звонила ему, запрятав его адрес в одну из многочисленных книг, разместившихся на книжных полках. Нет, она не забыла название книги. Разве могла она забыть любимого Доктора Живаго? Она просто выжидала. Ей хотелось, чтобы Александр сам разыскал ее в миллионной Москве. Он просто обязан был ее разыскать. Иначе все слова, сказанные им в Ташкенте, когда он собирал персиковый нектар с ее рук, теряли свой смысл.

– А смысл, глубокий, философский смысл должен быть во всем, – повторяла Оля, когда-то услышанную фразу. Эта фраза глубоко въелась в память, как «май наме из», как «Madrid con sus barrios modernas», как «пустой контейнер», как стюардесса с двумя «С», как апельсиновый отсвет на белом снегу…

Как распятье, оконная рама —Охлажденье горячему лбу.– Все пройдет, – повторяю упрямо.– Все пройдет, я без вас проживу.

Солнце краской оранжевой брызнетИ, заставив утихнуть пургу,Апельсиновым цветом раскраситМне дорогу на белом снегу.

И по узенькой этой дорожкеЯ с распятьем пойду на груди,Чтобы встретить того, кто поможетОдолеть мне остаток пути.

Оля стояла на эскалаторе, который ехал вниз, и рассматривала людей, которые ехали вверх. Вот строгий гражданин, обиженный на что-то. Вот легкомысленная дамочка, вот сладко целуется влюбленная парочка, не обращая ни на кого внимания. Вот веселые студенты с гитарами, а вот бородатый парень с рюкзаком, наверное, геолог…

– Оля! Оленька! Ольга! – закричал геолог и рванул вверх, перепрыгивая через ступени.

– Александр? – произнесла она, не решаясь поверить в то, что это не сон. А, поверив, закричала: «Александр!» и побежала вверх по эскалатору, движущемуся вниз.

Их голоса смешались с шумом эскалатора, заставив людей, едущих вверх и вниз, встрепенуться и стать участниками разыгрывающегося действа, гениальность которого состояла в сплошной импровизации. Никто из зрителей не догадался, что для Оли и Александра эта встреча была закономерным, необходимым, желанным продолжением их первой встречи.

Оля бежала вверх навстречу людям, спешащим вниз, но никак не могла преодолеть движущиеся ступени, как ни старалась.

– Да подождите вы его внизу, – услышала она чей-то совет.

Но разве слушает советов вырвавшаяся из берегов река? Разве можно остановить волну Цунами, зародившуюся в океане? Разве можно обуздать страсть, потушить бушующий пожар любви?

Оля упрямо бежала вверх. Она замерла только тогда, когда увидела бегущего вниз Александра.

– Почему ты исчезла? Куда ты исчезла? – крепко сжав ее руку, выпалил он.

– Работы было много. Лето – пора отпусков… – пожав плечами, ответила она.

– Все не то, не то… Мы… я говорю какие-то банальные глупости вместо того, чтобы честно признать, что я ужасно, безумно тосковал по тебе. Я понял, что должен постоянно видеть тебя. Ты нужна мне ежеминутно, ежечасно… Я чуть не свихнулся от двухмесячного ожидания нашей новой встречи. Как я ругал себя за то, что не взял твой адрес. Не пропадай. Не исчезай из моей жизни. Не улетай…

Не найти мне для слов места.В сердце черством совсем не просторно.Почему же оно покорноБлагосклонным твоим жестам?

Вот бы мне разгадать тайныТвоих мудрых у глаз морщинок:Знак-то радости или кручины,След страстей иль потерь печальных?

Нет, тебя я не знаю пока,Не делил я с тобой скитанья.Но уж раб твоего обаянья,Твой покорный и верный слуга[10]…

Они стояли в нескольких шагах от эскалатора, а людской поток безропотно обтекал их с двух сторон.

– Что мы здесь стоим, как две сироты? Поедем ко мне? – Оля пожала плечами, потому что боялась своим поспешным согласием спугнуть счастье, которое представилось ей диковинной, пугливой птицей, способной улететь в любой миг.

– Я заварю тебе фантастический чай из горных трав. Я буду петь тебе до полночи стихи. Я буду рассказать тебе о необычайной красоте гор, о том, как я бороздил морские просторы… Это будет потом, потому что сначала я просто обязан сказать тебе, что ты самая, самая, самая единственная. «Ты – богиня в речах и движеньях, небом посланный, ангельский птах. Находиться в твоем приближенье, словно в света купаться волнах»[11]. Ты станешь моей женой сегодня и навсегда. Понимаешь, на-всег-да? – скороговоркой выпалил Александр. Он очень боялся, что дивная птица счастья улетит, если он сейчас же ее не посадит в золотую клетку своей любви, своих чувств, своего обожания.