Известно свойство этого снадобья.
Действие его было так сильно, что все те, кто ел эти конфекты, воспылали бесстыдной страстью и стали предаваться с яростью всевозможным любовным излишествам.
Бал превратился в одно из непристойных сборищ времен Римской империи: самые строгие женщины не были в состоянии преодолеть страсть, которая их обуяла.
По имеющимся данным, маркиз де Сад овладел своей свояченицей при помощи этого ужасного возбудительного средства и бежал, чтобы избавиться от грозившего наказания.
Бал закончился трагически. Все залы являли собой сплошное ложе разврата. И эта „афинекая ночь“ продолжалась, к немалому удовольствию де Сада, до самого утра, когда изнеможенные страстью гости заснули на коврах в самых смелых позах.
Много лиц умерло от излишеств, к которым их побудила яростная похотливость; другие до сих пор совершенно больны».
Скандальная история имела место в Марселе 21 июня; последствия были совсем не так ужасны. Следует заметить, что в этом веке не останавливались ни перед какими формами разврата, и для пресыщенных любовными наслаждениями «конфекты Афродиты» были обычным и распространенным средством.
Они служили, смотря по надобности, для укрепления сил любовника, желавшего всецело удовлетворить требовательную любовницу, или же зажечь в холодных женщинах огонь страсти, тем более сильный, что он был искусственный.
В публичных домах как Парижа, так и Марселя, где маркиз де Сад предавался чересчур часто своим эротическим фантазиям, конфекты со шпанскими мушками играли доминирующую роль.
«Английский шпион» рассказывает с большими подробностями о посещении иностранцем сераля де ла Гордон.
Президент де ла Турнель служил ему любезным и опытным проводником.
Проводив посетителя в комнату, где были собраны все возбуждающие средства, употребляющиеся в эту эпоху, он вынул из маленького шкафчика коробочку, в которой были разноцветные лепешки.
— Достаточно, — сказал он, — съесть одну, чтобы почувствовать себя другим человеком.
На коробочке была надпись: «Конфекты а ля Ришелье»… Этот сановник часто прибегал к конфектам, не для себя, но чтобы расположить к себе женщин, на которых он имел виды, но боялся с их стороны сопротивления. Заставив их съесть этих конфект, он овладевал ими без хлопот; они имеют свойство возбуждать самых добродетельных и делать их страстными до сумасшествия в течение нескольких часов.
Вернемся к маркизу де Саду.
21 июня 1772 года он уехал из замка де ла Коста, где жил с женой и тремя детьми, и отправился в Марсель.
Его сопровождал лакей-наперсник, достойный своего господина. Неразлучный с ним, маркиз, окончив свои дела, отправился провести вечер в публичном доме.
«Пансионерки» притона видели в посетителе прибыльного, серьезного гостя и высыпали к нему навстречу.
В светлых, прозрачных костюмах они были похожи на нимф, во нимф марсельских — несколько тяжеловесных и жирных.
Они стали занимать гостя, улыбаться, строить ему глазки.
Они наперебой старались быть любезными, как умели, чтобы обратить на себя внимание знатного господина и побудить его сделать между ними выбор.
Почтенная «хозяйка», распоряжавшаяся их судьбой, поощряла столь выгодное ей старание «пансионерок» благосклонным взглядом.
В зале с выцветшими обоями и полустертой позолотой, с картинами на стенах, сюжетами которых было голое женское тело в вызывающих и скабрезных позах, сидел маркиз де Сад, самодовольный и пресыщенный.
По его приказанию были поданы вино и ликеры, и в то время, когда женщины чокались и пили, он небрежно вынул из кармана коробочку с анисовыми копфектами и стал ими угощать красавиц.
Эффект, на который он рассчитывал и для которого он явился, не заставил себя долго ждать, но проявился с такой силой, которая превзошла даже его ожидания.
Бедные «жрицы продажных наслаждений», слишком привыкшие к «любви», чтобы она могла вызвать в них волнение, крайне удивились, ощутив давно исчезнувший пыл в крови.
Под двойным влиянием дорогих вин и «страшного» снадобья зал переполнился вакханками, требовавшими объятий бесстыдными жестами и дикими криками.
Одни, у которых жажда сладострастия подействовала на нервы, помутила разум, заливались горючими слезами. Другие демонически хохотали, а некоторые катались по полу и рычали, как собаки.
Произошла отвратительная оргия, не поддающаяся описанию.
Из дома, охваченного безумием, слышались дикие крики, продолжительные вопли, как бы вой затравленных зверей.
Прохожие в ужасе останавливались.
В щели неплотно прикрытых ставен сквозь густые занавески видны были мелькающие тени.
Раздавались взрывы безумного хохота, рыдания и шум борьбы.
Сбежался народ с соседних улиц.
Пришедшие ранее, сами ничего не зная, разъясняли другим.
Что происходило в этом доме, полном ужаса?
Без сомнения, нечто страшное.
Это было общее мнение, но никто не смел войти.
И среди этой вакханалии маркиз де Сад чувствовал себя в прекрасном настроении духа.
Он смеялся до упаду и впоследствии рассказывал об этом событии с особым удовольствием.
Мало-помалу воцарилась тишина. Ранним утром маркиз де Сад, с осунувшимся лицом, беспорядочно одетый, появился на крыльце, поддерживаемый своим лакеем; толпа расступилась перед ним и пропустила его.
На другой день в Марселе разнеслась молва, что какие-то вооруженные негодяи ворвались в публичный дом, силой заставили несчастных женщин съесть отравленные конфекты, что одна из этих женщин в горячечном припадке выбросилась в окно и сильно разбилась, две другие умерли или умирают.
Истина была, конечно, менее драматична…
Однако три дня спустя после отъезда из Марселя (30 июня) перед судом этого города маркизу было предъявлено обвинение в отравлении.
Обвинение в таком тяжелом преступлении, лишенное всякой правдоподобности, было возведено лицом, не заслуживающим ни малейшего доверия: хозяйкой проституток, сообщницей их беспутства.
Она заявила, что у одной из женщин уже несколько дней продолжается тошнота со рвотой и что она заболела после того, как съела довольно много конфект, предложенных ей посетившим ее иностранцем.
Королевский прокурор предписал сделать осмотр и опрос свидетелей на месте.
Другая женщина той же профессии показала, что мужчина, которого ей назвали маркизом де Садом, пристал к ней и предложил ей и ее подругам анисовые лепешки.
Одна не пожелала их есть и бросила на пол, а отведавшие почувствовали себя дурно.
Королевский прокурор приказал произвести обыск и отыскать анисовые лепешки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});