Читать интересную книгу Двойное дно - Иван Лепин

И вот, листая телефонный справочник, Рябцев наткнулся на знакомую фамилию. И осенило его: «А что, если к Зое обратиться? Может, у них в медсанчасти есть облепиховое масло? Пусть уважит. Я ведь им когда-то сделал квартиру. Надо непременно ей сегодня позвонить. Впрочем, лучше увидеть…»

В седьмом часу вечера он был у дома двадцать семь по улице Чернышевского. Номер квартиры он забыл, но запомнил приметы: последний подъезд, первый этаж, дверь налево.

Дверь открыла Зоя, которую он и узнал-то не сразу. Даже переспросил:

— Вы — Зоя?

— Я, — ответила она. — Разве не похожа?

— На улице бы вас встретил — не поздоровался.

Зоя и впрямь здорово изменилась. Пополнела, как бы стала меньше ростом. Вместо ровных, необыкновенной белизны зубов теперь поблескивали холодком золотые коронки.

— А вы, Вася, все такой же, — стройный и красивый. Девки, поди, до сих пор прохода не дают, — сказала Зоя. — Прошу в комнату, у меня, Вася, гость.

Рябцев медленно, тихими шагами вошел в большую комнату. За раскладным столом сидел пожилой мужчина с пролысинами. Увидев Рябцева, мужчина встал, сделал шаг вперед, протянул для знакомства руку:

— Севастьянов.

Втроем дружно и весело они пили кофе, курили сигареты, болтали о новостях, сплетничали о городских знаменитостях — артистах, писателях, ученых. Причем Рябцев и Дмитрий Иванович очень быстро обнаружили близость взглядов и мнений, потому беседовали охотно, не стесняясь делать самые невероятные и смелые выводы и предположения по всем темам. Мимоходом Севастьянов ругнул порядки в медицине, и Рябцев его поддержал: вот даже какого-то облепихового масла для больного человека найти не может. А этой самой облепихой можно засадить весь земной шар.

— Кстати, — обратился он к Зое, — вы мне не поможете достать масла? Хотя бы сто граммов. Сестра просит.

Зоя стряхнула пепел с сигареты и кивнула на Дмитрия Ивановича:

— Вот к нему обращайтесь. У него соседка в аптеке работает.

Севастьянов медленно опустил веки в знак согласия: мол, у меня действительно соседка работает заместителем заведующего большой аптекой.

— Поможем, Василий… э-э-э… чеевич?

— Семенович.

— Поможем, Василий Семенович. Наталья мне обязана. Не раз еще дочку приведет — у той зубы совсем негодные.

Он вытащил из кармана авторучку.

— Дай-ка, Зоя, лист бумаги.

Зоя принесла чистую школьную тетрадку. Севастьянов бесцеремонно вырвал лист, принялся мелко писать.

«Повезло мне, — радовался Рябцев, — что я Зойкиного хахаля здесь застал. Он, видимо, мужик пробивной, если захочет, это облепиховое масло из-под земли достанет».

Была довольна таким исходом и Зоя. Не будь ее посредничества, считала она, не встретились бы Василий с Дмитрием Ивановичем, а, следовательно, Рябцев бы не один еще день мыкался в поисках лекарства.

Севастьянов свернул вчетверо записку, протянул ее Рябцеву:

— Держите, Василий… э-э-э… Семенович. Завтра подходите в третью аптеку на Коммунистической. Откажут — позвоните. Или… Лучше я вам позвоню сам. У вас есть дома телефон? Ну и прекрасно.

Рябцев спрятал записку в нагрудный карман.

— Премного благодарен. В случае успеха — с меня причитается.

— Ловлю на слове. Рад с вами еще встретиться.

13

В пятницу в двенадцать часов дня к Дому печати подъехал грузовик. Из кабины выскочила распаленная Инга Кузовлева и бегом кинулась к двери. Еле дождалась лифта. Она поднялась на десятый этаж и влетела в свой кабинет, во весь голос крикнула:

— Теодор, собирайся!

У сосредоточенного в этот момент Шуклина от неожиданного Ингиного крика чуть не слетели очки.

Он хотел выругать Ингу: так можно и заикой оставить. Но ее уже не было. Она побежала в фотолабораторию звать Наума Добромыслова.

Обещал Инге пособить при переезде помощник ответственного секретаря Борис Верхоланцев. Она по пути в фотолабораторию заглянула в секретариат.

Михаила Михайловича Гугляра не трогала — знала, что он сдает срочный материал в номер. Но Гугляр клятвенно обещал явиться на новоселье. К тому же как представитель профкома он должен был вручить Кузовлевой подарок от коллектива редакции — хрустальную вазу. Об этом Инга не знала, ей просто хотелось видеть у себя шефа, человека компанейского, ходатайствовавшего за нее.

Через пять минут бригада грузчиков — Шуклин, Добромыслов и Верхоланцев — уже сидела в кузове грузовика. Подняли воротники, опустили уши шапок — как-никак на дворе декабрь. Правда, мороз сегодня небольшой — около пяти градусов, но дул сильный ветер, кидая в лицо пригоршни колючего снега. Да и езда на открытой машине — удовольствие зимой не из лучших.

Шофер типографской машины — молодой парень — гнал машину бесцеремонно, не тормозя перед выбоинами и на поворотах, и, похоже, совершенно забыл, что в кузове люди. Наум, не выдержав очередной встряски, стукнул кулаком по кабине, и машина пошла тише. Теперь ее уже обгоняли не только легковушки, но и грузовики.

Несмотря на полдневное время, город казался сумрачным. Небо — сплошная чернота туч. И этот ветер с колючим снегом…

Шуклин не любил декабрь. Стоят самые короткие дни; уходишь на работу — темень, возвращаешься домой — темень. А погода неустойчивая, мерзкая. То плюс один-два градуса, то минус двадцать. Скорей бы наступил январь. Там уж хоть на воробьиный шаг, но день прибавляется. Да и погода устойчивее. Солнышко начинает появляться — бледное, обессиленное, но вселяющее надежды, что дело идет к теплу, к долгожданной весне, к желанному лету.

Летом Федор загадал съездить на родину, в деревню. Никого там у него не осталось — лишь троюродные дядьки и тетки. А тянет, сильнее магнита тянет отчий край, единственный и самый близкий на земле. Обещал взять с собой Элю, показать ей, где родился и вырос. Возьмет, она уже взрослая, обузой не будет. Пусть посмотрит вятские места, его деревеньку, где жила когда-то ее бабушка, где впервые встретился Федор с Натальей — будущей Элиной мамой. Может, и верхом на лошади дочь покатает — она давно мечтает об этом. Сейчас, правда, в колхозах от лошадей стараются избавиться, но вдруг у них в Березнике еще не перевелись умные руководители…

Дорога к старому Ингиному дому зимой не расчищалась, а потому была вся в снежных ухабинах и неожиданных буграх. На одном таком бугре передний мост машины резко приподнялся, и размечтавшийся Шуклин чуть не скатился с доски-скамейки. Наум его придержал. Он же поднял и соскочившие очки.

— Задремал, что ли?

— Тут задремлешь! Просто не удержался.

— Смотри, а то покалечишься, новоселье отметить не успеешь.

У панельного пятиэтажного дома машина остановилась. Первым спрыгнул Верхоланцев — легко, молодо. Спрыгнул и затанцевал, будто оказался на горячей сковородке.

Попробовал так же легко спрыгнуть и Шуклин. Приземлился на пятки и от резкой боли аж присел на корточки. «Старею, — с горечью подумал он. Но, увидев, как ловко спрыгнул с борта Наум, облегченно вздохнул: — А может, просто не умею».

Инга занимала комнату в трехкомнатной квартире. Шуклина поразила духота. «Как в таких условиях только живут? Неужели нельзя проветрить?» — подумал с осуждением он. Но, услышав в одной из комнат детский плач, все понял. Хотя… Он помнит, как они жили в однокомнатной квартире. Эля была грудной, и то находили возможность проветривать жилье. Терпеть не мог Федор духоты!

— Чего носом крутишь? — заметила его недовольство Инга. — Жарковато у нас? Ничего, потерпи, Теодор. Последние минутки я тут.

Квартира находилась на втором этаже, так что носить вещи было не трудно. Да и немного их у Инги, вещей. Шифоньер, небольшой книжный шкаф, две раскладные деревянные кровати. Остальное — мелочи: книги, всевозможные узлы, швейная машина. Даже стола не имела Кузовлева — некуда было ставить. Сын делал уроки за откидной дверцей книжного шкафа… Да еще холодильник имелся — ЗИЛ.

Работали дружно, молча. Сначала вынесли шифоньер — он самый тяжелый. Потом за другие вещи взялись. То, что полегче и помельче, носила Инга. Да еще Маша, невесть откуда взявшаяся. Заметив ее, Федор спросил у Инги:

— А это что за помощница?

— Маша. Ты разве ее не знаешь? Я тебе, кажется, про нее рассказывала. Подружка моя. Добрейшее создание. Наши сыновья вместе учатся, вот мы и подружились.

Слышал, слышал про такую Шуклин! Действительно, Инга не раз упоминала ее в разговорах. Она работает воспитателем в детском саду. Очень любит детей. Отчаявшись вовремя выйти замуж, родила сына. И это про нее недавно доверительно сообщила ему Кузовлева: «Маша мечтает о втором ребенке. Этот, говорит, уже вырос, с ним неинтересно». А Федор тогда сказал: «Хотел бы я увидеть твою Машу. Редкостный, видать, человек! Нынче родить двух детей многих женщин не заставишь насильно. Тех, кто имеет мужей, а эта… Гляди-ка ты!..»